Опять?

arseniyspopov только что поделился (-ась) публикацией.

      Матвиенко исключительно из-за большой дружбы поставил на Попова уведомления. Ведь минуя немалое время, он все-таки признал, что фотки, в большинстве случаев, получаются крутыми. Но на этот раз снимок мало чем смог его порадовать. На фоне кирпичной стены балкона, красовалось сонное и бледное лицо Арсения в его любимой обработке «drama». Мешки под глазами были все такими же чудовищными. Но только Сергей мог заметить или даже скорее почувствовать что-то такое, что другие не могли.       Он закрыл Инстаграм и полез в телефонную книгу. Можно было бы ожидать какую-нибудь прикольную запись имени. Что-то на подобии «Старый дизайнер» или «Геюга», но нет. Просто Арсений. Раздались тихие монотонные гудки, вновь соединяющие две столицы.       — Он мне блять вообще отвечать собирается?       Наконец трубку взяли. Слышны шорохи. Удар. Телефон полетел с диванного столика. Опять шуршание и скрежет.       — Да? Ало.       — Не занят, говорить можешь?       — Серег, привет! Конечно, могу, о чем ты…       Повисла тишина. Сергей не хотел опять начинать прежний разговор. Он тяжело вздохнул.       — Опять?       На другом конце провода Питерская интеллигенция заметно напряглась, но, стараясь не подавать вида, ответила как можно более отстраненно.       — Ты вообще о чем?       Сережа пытался оставаться спокойным и не вспыхивать как обычно. Снова вздох. Сдержанным и мягким тоном он продолжил.       — Давай ты не будешь принимать меня за идиота, а я не буду начинать читать нотации, хорошо? Просто ответь на вопрос. Опять?       — Прости…       Матвиенко от отчаяния закрыл глаза рукой и отер лицо. Прикрыв рот рукой, он покачал головой. Как же сложно ему было в такие моменты помочь чем-то другу, тем более на расстоянии. Арсению было стыдно, стыдно за то, что он опять подводит приятеля. Слова у Сергея находятся не сразу. Повторяться ведь нехорошо. Поводы были разные, но кое-что объединяло их. Нечто такое маленькое и темноволосое, привнесшее в его жизнь сначала радость, а потом и страдания. Лишь об упоминании этого, настроение Арса стремительно достигало нулевой отметки.       — Ты ведь любишь её и поэтому должен смириться с тем, что она останется с матерью. Так суд решил, Арс…       В трубке послышался тихий податливый стон. Серега никогда не успокаивал его, он бил по фактам, с которыми, к сожалению, приходится мириться. Лишь так он всегда и помогал. Арсений, красными от ночных слез глазами, оглядел комнату. Такого не было уже давно, месяца два (тогда он разговаривал с матерью, которая давно уже хочет повидать внучку, и умоляла его приехать к ней в гости. Она и не догадывалась, как больно её сыну слышать данную просьбу. «Да, мам, я думаю, мы найдем время, чтобы приехать, не переживай». Он до сих пор не решался сказать ей о разводе…)       Небольшой стеклянный столик у дивана был уставлен пустыми бутылками крепкого алкоголя, некоторые валялись на полу вперемешку с пеплом. Зачем он опять начал курить? Голова заболела даже не от похмелья, а от того, что Серега, чей беспокойный голос послушно затих в трубке, все еще ждал от него внятного ответа.       — Люблю. Больше жизни люблю.       — Может, ты приедешь в Москву? До концерта пару недель осталось, хоть здесь смогу присмотреть за тобой.       — Даже не буду возражать, спасибо…       — Жду.       Оба завершили звонок. Матвиенко посчитал свой долг выполненным и пошел в комнату Арса (они жили вместе в съемной квартире) и решил, что стоит вытереть там пыль; нашелся, наконец, повод. Попов же сразу залез в интернет и, уже на автомате, заказал билеты на вечерний Сапсан. Он поднялся с дивана и между стаканом виски и пустой бутылкой рома заметил причину вчерашнего срыва. Он поднял со стола небольшую бумажку, параллельно удивляясь тому, как не залил её выпивкой. Это рисунок. Он нашел его вчера в ящике стола, когда разыскивал какие-то важные бумаги. Рисунок его дочери, на котором она, уже уверенными детскими ручками, с помощью подсыхающих фломастеров, нарисовала своего отца в полный рост. Палка-палка огуречик плюс темные волосы и огромная улыбка, вот и вышел Арсений Попов. Над головой написано «папа» и почему-то зеленое сердечко. В груди закололо, в душе смешивались, рвались и изводили друг друга чувства гордости, отчаяния и тоски. Но глаза остались сухие, на сегодня ничего не осталось. Бережно сложив листок, он убрал его во внутренний карман джинсовой куртки и пошел собирать вещи в поездку. Следы разгрузочной ночи остались на месте до следующего приезда домой. Больше жизни люблю…