Йольский кот

"В тёмное время года праздник был просто-напросто психологической необходимостью."

      Дремали могучие скалы под тяжёлым покровом снега. Холодный колючий ветер поднимал серебристую пыль с округлых склонов, покрытых редкими карликовыми деревьями. Большие черные валуны резко выделялись на общем светлом, пасмурном фоне. Серые тучи скрыли от глаз небо, и густой туман на вершинах гор обволакивающей пеленой спускался с седловин вниз, в долину, как бы угрожая застлать собой всех и вся. Дико и пустынно было вокруг. Лишь дымились вдалеке вершины сопок. Величественный пейзаж давил, напоминая, что не человек хозяин мира.       Прошло время Крадущегося, покровителя зла, внушавшего ужас всякому, кто видел его огромные клешни. Быстрый Охотник вышел на середину небосвода, целясь в звездное сердце чудовища и безуспешно пытаясь пронзить его стрелой. А за ним поспевал игривый Хаос, пританцовывая копытами и прищелкивая чешуйчатым хвостом.       Потухли огни Самайна, и наступила тьма. Умер Солнечный Бог, и вся природа замерла в скорби о его кончине. Людям, брошенным без его защиты среди пробудившихся потусторонних сил, как добрых, так и злых, оставалось только ждать Йоля. В ночь перед зимним солнцестоянием Великая Богиня-Мать вновь рожала Дитя, будущего Бога. Все феи, эльфы, тролли и даже другие боги спешили поприветствовать новорожденного. Тринадцать ночей оба мира - мир людей и мир духов - праздновали время нового витка Колеса Года, Йоль.       Деревня, в которую я пришёл накануне Ночи Матери, вовсю готовилась к предстоящему таинству. Все женщины, хранительницы домашнего очага, находившиеся под особым покровительством Богини, хлопотали по хозяйству, спеша закончить все дела до наступления темноты.       Я нерешительно постучался в дверь первого дома. Открыла мне ещё не старая, но уже обрюзгшая женщина в новой шерстяной шали. - Чего вам, молодой человек? - довольно грубо поинтересовалась она. - Хозяйка, пусти переночевать, - попросил я. - Заплачу, сколько пожелаешь. Мешать не буду. Если в чем помощь нужна, все сделаю. - Делать больше нечего, чужака в дом пускать на Ночь Матери! И чего тебе дома не сиделось? Небось выгнали тебя, лентяя, йольскому коту на съеденье. Иди вон к Маргрет, может, эта дурочка тебя приютит, - с этими словами женщина махнула в сторону дряхлого, покосившегося домика в глубине улицы, как будто придавленного сверху снегом, и хлопнула дверью перед самым моим носом.       Маленькое окошко, залепленное рыбьим пузырем, светилось слабее всех остальных окон. Низенькая дверь еле цеплялась за косяк. Но веселая шумная возня, доносившаяся из дома Маргрет, почему-то располагала войти в него.       Меня пустили без всяких разговоров. Круглолицая простоватая хозяйка с кровоточащими трещинами на натруженных руках, поспешно отгоняя снующих туда-сюда голых ребятишек, расчистила мне место в крохотной комнатенке около тускло горящего камина. Кроме него дом освещали лишь пара плошек с рыбьим жиром. В спертом воздухе пахло немытыми телами и мокрой одеждой. Из темного угла слышался надрывный старческий кашель. Над огнём стоял небольшой котел, в котором женщина грела воду для мытья. Рядом сохла на веревке одежда всей семьи. Очевидно, у них не было сменной одежды, отчего во время стирки мать осталась в одной сорочке, а дети вовсе голышом. Отца семейства я не заметил. - Мы в этом году без свечи, - слегка покраснев, сказала Маргрет. - И стол наш небогат - только суп из куропатки. Но я прошу вас, не откажитесь разделить с нами радость праздника.       Я искренне поблагодарил добрую женщину и предложил свою помощь в очистке жилища. Пришёл Триггви, муж Маргрет, и положил на стол под радостные возгласы остальных маленький мешочек с мукой. - Заработал все-таки, - лицо мужчины сияло от удовольствия. - С утра всем соседям помогал, вот и набрал по горстке.       Наша суровая природа редко одаривала хорошим урожаем, особенно хлебом. К тому же, в нынешнем году извержение нескольких вулканов уничтожило множество полей и пастбищ, поэтому муки многим хватало лишь на празднование Йоля. Семья Маргрет и вовсе осталась без неё.       Хозяйка бережно взяла мешочек, пересыпала в миску и замесила тесто. Потом раскатала его тонким-претонким слоем, похожим на лист, нарезала на кусочки и стала лепить из них причудливые фигурки. Лиственный хлеб был единственным лакомством, которое мы могли позволить себе раз в году, поэтому за его приготовлением благоговейно следили почти все члены семейства.       Пока Маргрет была занята хлебом, одна из её дочек следила за котлом. Двое мальчиков притащили из погреба большую лохань и наполнили её растопленным снегом. На Йоль полагалось вымыться, хоть это и было трудным делом. Девушка лет пятнадцати, самая старшая из всех, сидела под осветительной плошкой и лихорадочно довязывала что-то. Я подошёл к ней. - Ох, не успею, не успею, - услышал я ее бормотание. - Что делаешь?       Девушка настороженно вскинула на меня большие глаза. - Штаны для Ауртни. Он плохо работал и воровал. Его дурное поведение опозорило нас всех перед соседями, вот мы и решили оставить его одежду напоследок, в наказание. Но... как бы это... понимаете... не хочется, чтобы... - она замялась и сделала неопределенный жест руками.       Я кивнул. Тот, кто нарушил древний обычай и к Йолю не обзавелся новой шерстяной одеждой, становился жертвой страшного чудовища - огромного кота размером с теленка, спускавшегося по ночам с гор и беспощадно съедавшего или разрывавшего на куски ослушников. - Я могу помочь вам. - Как? - Возьми это, - я развязал свою походную сумину и достал из неё небольшой мешок. - Здесь новый шерстяной жакет. Не знаю, подойдёт ли по размеру, но это лучше, чем ничего. - Спасибо вам, - тихо проговорила девушка, видимо, ошарашенная моим поступком.       Вода в котле тем временем вскипела. Мальчишка лет одиннадцати с заострённым лицом и бегающими глазами, выдававшими его тайные грешки, добавил кипяток в лохань. Наверное, этот малый и был Ауртни. Маргрет обратилась ко мне: - Дорогой гость пойдёт первым. - Ну что вы, что вы, - попытался было отказаться я, но женщина не хотела даже слушать. Она приняла мою грязную, мокрую, пропитанную потом одежду и принесла мне полотенце, пока я, кряхтя от удовольствия, грелся, мылся и скоблился в чистой тёплой воде. Ведь накануне я преодолел сложный горный перевал, который под силу разве что матерому воину вроде меня.       Помывшись и переодевшись, я почувствовал себя намного лучше, ведь я любил чистоту, но в таких условиях, как у нас, соблюдать её было почти невозможно. Следом за мной по двое вымылись дети. Потом пришёл черед взрослых. А самым последним в лохань с уже мутной и остывшей водой залез наказанный Ауртни. - Что с вашими глазами? - вдруг спросила одна из девочек. - С глазами? - переспросил я, удивленно хлопнув ресницами. - Ой, я ошиблась, кажется.       Я осторожно приоткрыл дверь и выглянул наружу. - Уже стемнело. - Да? - всполошилась Маргрет. - А мы и не заметили. Ауртни, вылезай скорее, одевайся.       Наступила Ночь Матери, и все разом почувствовали в сердце тревогу. По моему телу пробежала легкая дрожь, будто предчувствие чего-то страшного. Я понял, что медлить нельзя, и начал лихорадочно собирать вещи. - Куда вы? - воскликнул Триггви. - Ни один человек в здравом уме не выйдет на улицу в такое время! - Извините, но у меня очень болен родственник. Я должен идти во что бы то ни стало. Вот плата за гостеприимство. Здесь ровно двадцать золотых монет. Прощайте!       Каждый год за месяц или два до Йоля я начинал обходить все деревни. Несмотря на то, что людей на острове мало, и все они живут вдоль южного побережья, я никогда не успевал. Слишком мало времени. И обязательно, может, не каждый год, но находился кто-нибудь, кто нарушил древний обычай. Как бы я ни старался, я не мог спасти всех.       В тот момент, когда я толкнул дверь наружу и растворился во мраке зимней ночи, туманной и ветреной, Ауртни, закончив мыться, развязал подаренный ему мешок. Дружное "Ах!" вырвалось у всех членов семейства, когда мальчик извлек оттуда жакет. Он был сделан из кошачьей шерсти.