Bonanza!!!

Пролог — Ты влюбился, — Джонни заливался смехом, хрюкая и задыхаясь, и ему хотелось выбить пару зубов, лишь бы замолчал. Но Уоллес удержался, досчитал до пяти — хотел до десяти, как в дурацких фильмах, но не хватило терпения, и выдохнул как можно более равнодушно:
 — Да не, херня. 

Уоллеса звали ниндзей за любовь к пицце и за то, что он как-то проиграл Ричардсу Старшему спор о Черепашках-ниндзя — он был уверен, что четвертую из них зовут Маккиавелли. А еще он лучше всех мог взломать что-то, угнать машину или стащить карточку вместе с пин-кодом, написанным на куске салфетки — и не из-за того, что знал что-то особенное, ему просто везло. Удача Уоллеса была самым большим его сокровищем и самым большим проклятием — казалось, что на его фоне не везло ни Джонни, ни Ти Джею, ни Ричардсу Младшему. А Ричардсу Старшему и вовсе не повезло настолько капитально, что он стал не больше, чем крутой историей. 

Ти Джей оценивающе цокнул, рассматривая заложницу, и перевел взгляд на Уоллеса, потому что ниндзи никогда не умели врать:
 — А она ничего. 

— Синяк немного дисгармонирует с остальным личиком, но это ничего, ты ведь вроде его и поставил, — хохотнул Джонни. 
Девушка была в отключке. И Уоллес все-таки был должен признать: она не просто ничего. 
 — Я не хотел, — раздраженно — он всегда говорил так, если ему было хоть немножечко стыдно, — ответил Уоллес, и перехватил рукоятку бейсбольной биты чуть поудобнее. Это было не нужно — просто Уоллес лишний раз хотел почувствовать, как гладко она ложится в руку, и как откликается деревянным теплом на каждое прикосновение. Бита была его самой большой зазнобой много лет до этого, а теперь, похоже, сдала позиции. И кому? Живой девушке из плоти и крови. 

Лучше бы резиновая, честная слово. Или пистолет. Или бутылка. Живые девушки кричат, уходят, ревнуют и умирают. Пахнут потом. Едят. Симулируют оргазм. С ними слишком много хлопот. 

Уоллес был зол. Не только на себя, но и на эту бессознательную плутовку из плоти и крови, которая заставила его оступиться. 

 — Ти Джей, позвонишь ее папане? Пусть ее заберут поскорее. Ричардс Младший, а ты проследи, чтобы я на этот раз не бил в лицо. 

Джонни, а ты не высовывайся, ты меня бесишь. Ты всех бесишь. Он отошел к окну, наблюдая за тем, как с яблоневого дерева около заброшенного склада падали лепестки, и услышал шум полицейской сирены. Его сердце замерло в ожидании, будто от поцелуя любимой. Кажется, ниндзя продал свою удачу. Как это произошло. I Уоллес никогда не считал себя гением, но, похоже, его окружали тупицы. Поэтому он руководил всем, что требовало тактики на уровень выше, чем «купи еще ящик пива, сегодня МакГрегор выйдет на ринг, но на пиццу не траться, придет очередная девчонка Ти Джея и всех нас накормит, она же хиппи, она снова притащит эти ебучие фрикадельки из нута, Джонни, хватит скалиться, и вовсе они не похожи на козий навоз». 
Стратегией не руководил никто — Уоллес просто целовал счастливую монетку и надеялся, что никого из них не упекут в тюрьму, а денег хватит на несколько килограмм травы у мексиканцев по низкой цене. Тогда, с учетом вычета процента для сезонных рабочих-бегунков, они накопят денег на еще пару килограмм травы, и войдут в крепкое экономическое колесо Сансары. Так и до своего синдиката недалеко, и Уоллес будет его мозгом и битой, Ти Джей — социальной смазкой, потому что лучше него никто не может ладить с людьми, Ричардс Младший — кулаками, а Джонни — дурацким смехом и тем, кто создает проблемы. Уоллес уже видел новую сытую жизнь, в оригинальных Адидас и в сутенерском пальто. 
Все было бы просто чудесно, если бы мексиканцев в их районе не накрыли. Теперь нет больше дешевой травы, только копы треплются и едят пончики в своих машинах вдоль дорогих сердцу улиц и складов, пока полиция штата, сука эта бессердечная, орудует своими грязными ручками в тонких связях преступного мира. Теневая экономика — это очень, очень тонкая материя, она уже порушена к херам из-за этих копов. Уоллес чувствовал что-то сродни тому, что почувствовал бы хранитель музея, если бы кто-то помочился на оригинальное полотно Марка Шагала. 

Уоллес, как тактик, понимал — нужно затаиться и подумать о новых способах заработка. Но они все закрылись в гостиной — в конце концов, МакГрегор выходит на ринг. Вообще-то Уоллес не любил единоборства — их любил Ричардс Младший, которому лишь бы помахать кулаками, а любил футбол и бейсбол, а еще пить пиво перед телевизором. Но МакГрегор ему нравился, хоть и ужасно суеверный Уоллес (сам Уоллес всегда говорил — не суеверный, а верящий в удачу) надеялся испытать темное злорадство от того, как его любимый боец проиграет из-за пренебрежительного отношения к ритуалам. Поэтому Уоллес, Ти Джей, Ричардс Младший и Джонни исполняли ритуалы за него — пили пиво на потертом зеленом диване перед телевизорам, заедая все-таки чипсами и единственной завалявшейся в холодильнике замороженной пиццей, с которой слез сыр, как горная лавина. 

 И наверное, Уоллесу не нужно было выпускать контроль из своих рук, потому что это вопреки его правилам, но он так злился на мексиканцев, копов и своих ребят за полную неспособность что-то предложить, что совсем расслабился. Поэтому когда Джонни (и кто? Джонни! Да он и с походом в магазин сам справиться не может) предложил украсть дочку какой-нибудь богатой шишки и потребовать выкуп, ну, знаете ли, раз все равно нужно затаиться, Уоллес только потянулся за новой бутылкой, чтобы перебить злой звон в голове, и выдохнул:
 — Ништяк. 

 И это была очень, очень плохая идея. II План мог казаться идеальным только пьяному идиоту, но Уоллес старательно доводил себя до этого состояния от тоски по оригинальным Адидасам в туманном будущем. Ти Джея доводить было не нужно — он и так был каждодневно упорот, а Ричардс Младший вообще мало говорил и сходил за умного, но так же мало возражал, так что спасти день не мог. Джонни попросту был идиотом. И только девушка Уоллеса, его милая бита, малышка Дженни могла бы упрекнуть и вразумить, если бы не была идеальной молчаливой женщиной. К полуночи план стал казаться сносным, а МакГрегора отправили в нокаут. Сначала нужно было найти девчонку — почему-то варианты с парнями никто не рассматривал, — да такую, чтобы пошла с ними, и чтобы не убить ее за те несколько часов, которые они все неизбежно проведут вместе. Выбор предсказуемо пал на семнадцатилетнюю миловидную блондинку, дочь местного бизнесмена, которую Ти Джей приметил, пока смотрел странички учениц частных школ в Фейсбуке. — Вот эта ничего, — кивнул Ти Джей тогда на ее фотографию с выпускного, сжимая в губах косячок, и все было уже решено однозначно. III Девчонку решили встретить у школы и вежливо попросить сесть в машину. Фордик поставили у круглосуточного магазина «У мистера Ли и красной обезьяны», совсем близко к старшей школе для одаренных тупиц с богатыми родителями, где отбывала свой срок их цель. Ждать ее пришлось достаточно долго. Ти Джей сходил в магазин, и купил какие-то китайские чипсы из рисовой муки, бутылку воды, мороженое, и стащил настойку эхинацеи. Сначала он хотел стащить все, но сын мистера Ли, который оказался прыщавым подростком с дыркой в зубах — видимо, это его вывеска льстиво назвала красной обезьяной, невовремя отвлекся от своего геймбоя. Ти Джею тогда пришлось натянуто улыбнуться и заплатить за все, кроме маленькой баночки настойки, которая влезла в карман гавайских шорт. А мог бы просто дать в репу. Потом они хрустели чипсами с полчаса, а Джонни проделал в стаканчике с мороженым дырку, высосал всю растаявшую жижу — холодильник не работал, — и теперь курил траву через рожок. Уоллес все пытался выяснить, зачем Ти Джею понадобился настой эхинацеи, на что тот только пожимал плечами и говорил, что там есть спирт, так что его вроде как можно пить, а еще от герпеса полезно. Уоллес начал закипать, когда Джонни с Ти Джеем затеяли спор, кто сможет быстрее назвать все штаты, и тут она вышла. Девчонка. Она долго сосалась со спортсменом-старшеклассником в форменной куртке, который за рекордно слюнявый поцелуй наверняка занял первое место в жамканьи девчоночьих ягодиц на школьной стоянке. Ти Джей смотрел смотрел с интересом, как домашнюю порнушку. Джонни заделался спортивным комментатором и делал и без того тошнотворную сцену еще противнее, со смаком рассказывал о том, как «язык врывается в ворота, обходит оборону зубов, и… но посмотрите, что же делают пальцы!». Уоллес смотрел исподлобья как можно более отстраненно и любовно гладил биту, закипая с каждым новым звуком, изданным Джонни, и страдальчески закатывая глаза. Ричардс Младший вовсе не смотрел, а подбрасывал бутылочку с водой и пытался сделать так, чтобы она приземлилась ровно на донышко на кривой капот, изжеванный старой погоней за выпивкой. Закончив со своим парнем и махнув ему вслед, девчонка зашла за угол — совсем близко к царству мистера Ли и его обезьяны-компаньонки, и закурила. Тогда Джонни пролепетал, что нужно действовать, Ричардс Младший согласно хмыкнул, Ти Джей погасил косячок, а Уоллес коротко поцеловал теплый деревянный бок Дженни на удачу, но про свою счастливую монетку забыл. И такая рассеянность была очень, очень некстати. IV

 А вот как посадить девушку в машину, они не договорились. Ти Джей решил подключить свое обаяние и пролепетал что-то про зятя ее матушки, Джонни пообещал дать поиграть в приставку, Ричардс Младший просто стоял рядом со своими внушительными кулаками и галантно держал дверь. Уоллес оказался самым убедительным. Перехватив биту поудобнее, он светски улыбнулся: 

— Леди, в машину. 

 Леди попалась догадливая. 

 Они ехали минут пятнадцать, и девчонка не ныла, а только сводила Ти Джея с ума своими загорелыми ногами в школьных гольфах и короткой юбке, которые она закинула на окно, и надувала пузыри из жевачки. Уоллес тоже засмотрелся на эти ноги — длинные, гладкие, нагретые на солнце, почти как хорошее светлое дерево. Через несколько минут дороги она лениво спросила с сильным калифорнийским акцентом: 
— Вы меня похищаете, что ли? 

— Да, а че? — Джонни высунулся с заднего сидения. 

— Так-то ничего, но у меня контрольная завтра. По биологии. 

 — Ну, потом напишешь. Делов-то, — продолжал Джонни, который никогда не блистал в школе. 

— Не, мне стипендия нужна. Так что постарайтесь по-быстрому. 

 Стипендия? Уоллеса осенило. Он коротко выругался, а потом поделился с остальными, кто таким умом не блистал:

 — Это не та девчонка. 

Но возвращать было поздно. Может, пару сотен все равно дадут за такую красотку. V Они сидели дома, по телеку шли Черепашки Ниндзя, а теперь эти роскошные ноги лежали поперек истершегося зеленого дивана. Было безумно жарко, вентилятор не работал. Девчонка расстегивала пуговицы своей школьной рубашки, уже расстегнутой снизу и завязанной под самой грудью, и он этого становилось еще жарче. Сдвинуть с дивана ее никто не мог, и поэтому Ти Джей сидел на полу, по-мудацки тактически устроившись у ее ног, Ричардс Младший сел за стол, Джонни придвинулся к телевизору и трещал о черепашках, а Уоллес ходил по комнате, думая, что же делать дальше. Думать он не мог — в отличии от Дженни эта, живая, отвлекала и пробуждала худшие качества. Поэтому Уоллес постепенно закипал. Ему тоже было жарко, но ныл только Джонни. После очередного его завывания о том, как же жарко, девчонка с ним согласилась, и Джонни тут же вспомнил, что в морозилке есть один фруктовый лед. — Дай ей мороженое, Уоллес, — тут же оживился Ти Джей, которому жуть как хотелось быть джентльменам. Уоллес был ближе всех к морозилке — он стоял. — Да, дай ей мороженое, не видишь что ли — девушка расстроена, что ее похитили злые драконы, — Джонни переглянулся с ним, тут же натягивая свою дурацкую улыбку. — Да. Леди хочет полизать, — не обошелся без своего противного смешка Ти Джей. И тут Уоллес взоврался. — Это мы ее похитили, идиоты! Думаете, ебучее мороженое хоть что-то спасет? У нее семья, экзамены, долбанный колледж, олухи! Может, она врачом хотела стать, лечить рак или еще какую херню. Нас всех посадят, олухи. Вот ты, Ти Джей, знаешь, что в тюрьме нет никакого ебучего мороженого? Нет? Потому что сам ты ебучий, мать твою, жопа, мороженое. Там мыло ронять нельзя. Понимаешь ты это или нет? — он схватил Ричардса Младшего, который оказался ближе всего, за ворот рубашки, и потянул на себя. Уставившись в глаза флегматичного детины на полголовы выше себя, Уоллес понял, что проебался. Он стал считать до десяти, как в дурацких фильмах, но дошел до трех — ему никогда не удавались техники по сдерживанию гнева. Медленно отступил, отпуская ковбойскую рубашку модника Ричардса, и снова взял Дженни за гладкое дерево — любимая хоть и была полным бревном, но ее прикосновения успокаивали. И Уоллес был бы почти в порядке, если бы Дженни не решила проявить свой скверный характер. И Уоллес поддался, совершенно не думая, потому что им-то виднее — Фортуна и Дженни должны быть единственными женщинами в его жизни, а живая девчонка появилась очень некстати и принесла множество проблем. А проблемы нужно решать. И все равно Уоллес не думал. А если Уоллес не думает — случается что-то очень, очень плохое. Он ведь мозг синдиката. — А тебе — добро пожаловать в реальный мир, конфетка, — и его ревнивица-Дженни заехала по холеному лицу девчонки, а Уоллес послушно поддался. Щека послушно покраснела, девушка послушно упала на спинку дивана, как подкошенная костяшка домино. Уоллес изо всех сил надеялся, что от этого все проблемы исчезнут, удача вернется, а тюрьма перестанет маячить перед ним, неминуемо и тяжело, как долг в ближайшем круглосуточном магазине. Но проблемы не исчезли, и даже синяк на лице не сделал девчонку менее привлекательной.