Magistri Ludi

У многих учителей есть глаза на затылке, но это вовсе не означает, что они используют таковые правильно. Чаще — высматривают бездельников или отмечают тех, кто усерднее прочих стучит по клавиатуре. Учителя в большинстве своём совсем не обращают внимания на людей — тех, настоящих; на забитые под яркими ярлыками «я». С ним, конечно, выходит иначе — ничего удивительного, но всё же забавно. Он скользит взглядом с одного лица на другое, не задерживается дольше пары секунд, смыкает подушечки пальцев, снова отворачивается куда-то, заскучав. И продолжает говорить. Для лектора голос достаточно тихий: зал молчит в напряжении, стараясь не упустить ни звука, и даже дышит, кажется, через раз. Акустика, подкреплённая бдительным вниманием, берёт своё. Люди не интересуют его; конечно, кто бы сомневался. Но когда он говорит о мосте, всего лишь приводя пример, то наделяет его исключительно человеческими чертами, рекомендует, как старого знакомого, описывает до мельчайших внешних черт, почти обожествляет. Голографическая проекция за его спиной гаснет медленно и мягко, превращается — обратно — в простую односложную схему и занимает место в родной голове: может быть, где-то между заботами о будущем проекте и воспоминаниями о предыдущем. Чтобы уйти, он терпеливо ждёт, пока опустеет зал. Потом говорит: — Грант. И ещё: — Рад, что ты пришёл. Они молчат, пока покидают Аудиториум. Его округлая светлая спина остаётся далеко позади, когда Грант ловит чужой напряжённый взгляд и улыбается уголком рта: «Им нравится, о чём ты говоришь. Как ты говоришь». Тот убирает руки в карманы: «Это не имеет значения». Они молчат, когда заходят внутрь. Грант приветливо улыбается бармену, пропускает мимо ушей шепотки за спиной и кивает на знакомое место в дальнем углу: там, где тихо. Затем — покачивает стакан в пальцах, пока Ройс наблюдает за кубиками льда в своём. «Говори, когда сочтёшь нужным». — Я действительно рад. Ты отвлёк нескольких на себя; тех, что сидели подальше. Хотел остаться незамеченным, наблюдая из дверного прохода? В этом костюме. Администратор. Едва ли. Со стороны может показаться, будто он оскорблён и совсем не хочет говорить. Грант знает: это не так. Грант понимает — по складке между бровями и внимательному взгляду в точку —, что дело серьёзное. Грант поднимает стакан и откидывается на спинку стула: «Всё под контролем, ты можешь расслабиться». Ройс опускает плечи. Хмурится. Молчит. — Ты вымотан. Что случилось? Он всегда может задать вопрос напрямую. Ему известно: если придётся, Ройс поступит так же. В тишине они проводят ещё несколько минут. Грант украдкой следит за лицом напротив и снова понимает, что Ройс кажется ему старше, куда старше, чем есть на самом деле, старше даже его самого. Он говорит мало, но иной раз движение его руки вмещает в себя больше, чем часовая лекция в Аудиториуме. Ройс очень словоохотлив, если присмотреться к нему поближе. Раньше было проще: ладони, крест-накрест сжимающие предплечья; крепко сомкнутые челюсти; раздражённый всем на свете прищур. Ройсу не больше двадцати: он закончил проект арки, жилого квартала, аллеи, выверенной до последней математической единицы, — да чёрт его разберёт! —, и получил в ответ очередную «официальную благодарность за прилежание». Ройс смехотворно морщит нос, цедит ругательства сквозь зубы, а когда говорит — кажется, что хочет перегнать самого себя. Потом, впрочем, успокаивается. Отвечает улыбкой на улыбку, неопределённо взмахивает рукой: «Забыли». Вспоминать о том, как было раньше, свойственно многим администраторам. — Башня. Грант цепляется за чужой взгляд — насквозь ледяной — и снова чувствует себя совсем ребёнком. Потому — разрешает себе удивиться. — Башня у амфитеатра? Они... стёрли её, чтобы дать дорогу автостраде. Я помню. Это было довольно давно. Ройс наклоняется вперёд, вскидывает подбородок: «Всё так, всё верно, совершенно точный ответ». — Ты помнишь башню. Портовую набережную? Площадь посреди Голдуолка? Может быть, даже мост, ведущий в Хайрайз; ты видел его сегодня. Древний, толковый мост. Ты помнишь, должен помнить — в отличие от остальных. Они забывают о том, что исчезает; на месте исчезнувшего — новое; на месте нового — другое. Всегда так, всегда заново, с самого начала. Я хочу говорить с тобой. По делу. Из-за спины — соседний столик — раздаётся приглушённый смех. Виски на дне бокала легко впитывает золотистое освещение с улицы, и мир вокруг слишком спокоен и ленив, чтобы вынести целого Ройса Брэкета. За этим, впрочем, и нужны администраторы — поддерживать мир, когда тот даёт слабину. На этот раз кивок граничит с поклоном: — Я готов. Что-то в этом лице меняется, неуловимо быстро, даже для Гранта. Что-то надрывается бумажным клочком, и Ройс снова затихает. Несколько раз безуспешно порывается начать: взгляд скользит выше от края стола — и обратно. Гранту кажется, что он знает, о чём, может предположить, помнит, но есть негласный уговор: они никогда не перебивают друг друга, пока думают. Затем всё заканчивается. — Нет. Ты не готов — именно потому, что заявляешь об этом напрямую. То же и со мной. Я строю теории, догадки — не хватает вывода. Нам не хватает вывода, чтобы вывести формулу. Я займусь этим, а ты... Впервые за всё время, что Грант способен восстановить в памяти, Ройс осекается. Они смотрят друг на друга; два взгляда: «Я понимаю» и «Спасибо, что понимаешь». Ройс никогда не благодарил его вслух. — Продолжай помнить. Это похоже на дружескую просьбу, профессиональный совет опытного лектора и мольбу — одновременно. Мирной улыбкой Грант маскирует собственное беспокойство. Ройс, конечно, заметит, но сейчас этого достаточно, чтобы свести напряжение на нет. Он отводит взгляд, задевает им собственный стакан, хмурит брови и поднимается с места. Грант знает, что он скажет в следующую секунду. — Меня ждёт работа. Тёплая усмешка настигает Ройса на полпути: — Конечно. Как и раньше, они не прощаются. Наедине становится тяжелее. Грант опустошает стакан в один глоток и долго смотрит, как золотистое свечение скребёт стену напротив. Задумчивую улыбку он на всякий случай забывает стереть с лица. Молодой архитектор из его воспоминаний недовольно цокает языком, обещает создать нечто невероятное и совсем на задумывается о выводах и формулах. Перед тем как направиться домой, администратор тщательно упаковывает сегодняшний день, выделяет место в памяти и не забывает про чаевые. Чужое наставление никак не выходит из головы.