Ты был скуп на слова, ибо всем о тебе всё понятно. Пусть все люди идут по дорогам, а ты поскачешь в леса. А душа… Она серебром отливает. Но такая на ощупь — мягка! — и хотелось коснуться бы глубже…
Она помнила более чем подробно, как из-за деревьев, в той стороне, где была река, слышались крики. Ругань. Громкая, но не злобная. Словно перепалка влюблённых друг в друга сирены и князя. Мелодичная, громкая и звонкая, как все баллады Лютика. Следом — молчание и свист ветра. А потом она уже не выдерживает — идёт туда. И ужасается. Глубоко и до трепета болезненной ревности в душе. Она смотрит едва ли не в упор, как Лютика прижимают к дереву, жадно обволакивая его губы своими. Как, несмотря на сопротивление, с него стягивают одежду. И к собственному стыду — она не могла отвести взгляда. Это было…завораживающе. И Эсси было интересно, что сейчас чувствовал бард, что он ощущал, когда тёплые руки Геральта касаются его тонкого тела. Когда его шершавые губы спустились ниже, играя с горошинами сосков. А ещё было интересно, что чувствует ведьмак, получая в ответ лишь сдержанные, дрожащие от возбуждения, охи, а не бурные стоны. Что он чувствует, понимая, что Лютик не запустит свои длинные пальцы ему в волосы, что не подастся вперёд, требуя большего. Что не ответит на поцелуй. Она тщетно вглядывалась в сосредоточенное лицо борца с нечистью. Вглядывалась в лицо друга, наблюдая за тем, как дрожит его нижняя губа. Словно у кролика, стоящего пред волком. Она снова проводит пальцами по струнам и, игнорируя зуд возбуждения, продолжила:Я тянулась к твоим чувства банальною песней, Ненавидя себя за минутно-вечную слабость. В двух шагах от погибели я набираю в ладони море. Я держу его воду так, как ребенок лелеет сладость.
Она смотрела, как бледное лицо Лютика багровеет, идёт пятнами и сжимает кулаки. Но он не отстранялся. А потом и вовсе, кажется, сломался — закрыл глаза, тихо проскулил и несдержанно толкнулся в руки терпеливо выводящему на его шее и ключицах узоры языком Геральту. А потом — они оба будто сорвались с цепей. Лютик за волосы раз за разом поднимал голову ведьмака к себе и утягивал его в долгие, пошлые, хлюпающие слюной поцелуи. У Давен от одного только вида тянуло внизу живота и кололо в ногах. Зажав рот рукой, она сползла на землю и продолжила смотреть, роняя слёзы обиды. Обиды и отвращения к самой себе. Она видела, слышала, как Лютик выгибался под сильными пальцами ведьмака, как он стонал и как молил наконец…сделать это. Сделать то, что с обидой говорил сделать им… Теперь Эсси точно поняла, что тот нездоровый блеск был обидой. И сейчас обиду стирали, сминали, словно лист ненужного, бездарно сложенного текста.Виртуозно играешь мечом на струнах души и мечтаний!.. Ставишь печати под важными строками неизменною кровью своей!.. Это чувство к тебе я храню за двадцатью замками. И то, что я берегу, пусть назовут жемчужиною страданий!
Давен ушла следующим утром после того. Но то, что произошло, запомнила навсегда. И почему-то ей было спокойно на душе. И только при взгляде на серебряный цветок она понимала, что это был не сон.Голубая жемчужница, достанная с морского дна! Из неоткуда возникшее некогда чувство, Но оно не умрёт никогда!