Не было

- Я тебя искал, кстати. Проснулся с утра, как в жопу ужаленный, часов в десять причем, мы в семь только спать пошли. Ребята похмелялись под навесом, я спросил, где ты – я за тебя почему-то очень нервничал тогда, между прочим, - нихуя никто сказать нормально не мог, в домике-в хуемике, на косе, на блядках. Я к тебе сходил, даже в окошко сунулся, на пляж пробежался, - потом встретил Ваху, Ваха сказал, вы только-только как раз уехали. С генералом. Тогда никакого генерала не было. И шуток этих заебавших не было, и не было проекта СловоСпб, и не было армии, которая тебя атаковать пыталась, и Ден на Афише 14-ого года стоял, упустив ресницы, скромно, трогательно, тихая улыбка на его губах – как робкое летнее солнце, после теплого дождя. - Забились, где шава вкуснее, или какая-то такая хуйня – бред полный, короче, - и съебались в Анапу. Забились, что самая вкусная шавуха на 19-ой линии Васильевского острова в Петербурге, да, и лучше быть не может. Ден сказал: - Без вариантов. Ты сказал: - Поехали. Нагретый салон, ты включил кондей, но чехол от сиденья прямо обжигал под коленками, руль как будто в руках горел, ты тронул и обжегся, Ден полез в бардачок – и обжегся тоже. Посмеялись неловко. Его голые колени. Обгорели на солнце нос и щеки. Ты говорил, что так будет, он не послушал. Когда салон остыл, кондей вырубил, открыл окошки. Летний ветер, согретый воздух, бит в колонках. Рассказывал ему, как катались из Краса – десять лет назад и восемь. Как одетыми прыгали в море после недели на занятиях и в офисе. Как весь год ждали стакан холодного пива, запотевший, и как ты пальцами проводил по конденсату, и солнце слепило, Высокий Берег, девчонки в купальниках, открытая кожа, безопасный, теплый, радушный мир вокруг, и как жить сильней хотелось. А вон там тачку побил. А вон там пьяными катались на американских горках. Там клуб был раньше, но его сожгли. Там подрались – и Сережка PLC влетел под ноги чуваку, который на тебя бейсбольной битой замахнулся, тот очень ей гордился, вроде как, тебя спросить – так только чтобы ее расчехлить, стал на вас выебываться. Денис тебя внимательно слушал, он умел хорошо слушать, глаз с тебя не сводил. Его твердая, красиво вылепленная грудь под тенниской. Залил ночью вином футболку. Огорчился, когда не сошел краситель. - Дары Кубани, блядь – Ты обещал ему новую. Он смутился и отказался. Темные губы от вина. Купил ему шаурму возле рынка. Мясо на вертеле, золотистый бок поджаристый, свежий лук в лотке, кольца – почти прозрачные. - Ну? Он держал ее, примериваясь, откуда откусить. Попадало из лаваша, когда отхватил кусок. Он жевал – торопливо, его глаза обалдевшие, рот набитый. - Что, закрыли тему? Он проглотил. Ты смотрел, как движется его кадык. - Подожди. Он облизал губы. Потом утер их. - Ты ж нашу не пробовал, правильно? Провел запястьем по губам второй раз, но без толку, и ты вытер ему подбородок. Он взгляд перевел на твою руку. А потом снова поднял, на тебя. И у тебя сдавило в животе. То, что между вами тогда происходило, ты пустил на самотек, никак не называл, даже внутри своей головы, ни к чему не вел, в танце главное не думать, что делают твои ноги, - но вот он смотрел на тебя, и видел, очевидно, все, что ты так старательно запинывал подальше в угол, и казалось, что все, пиздец, хорошо, если кое-как удастся отбрехаться, но как раньше ничего уже не будет. Кричали дети. Мимо прошла девушка с ДЦП, стучали костыли. Разом стало душно. Прошиб пот. Вывески, лампочки, яркие тряпки, шум прибоя, попса из жральни, «Каста» - из другой, жирные блеск у Дениса на коже, там, где ты только что коснулся пальцами. Он не успел с утра побриться. Выкинул в мусор шаву. - Давай в машину вернемся. Ты покорно кивнул и быстро пошел вперед. Так сжал ключи в кулаке, что свело пальцы, без шуток. Хотелось извиниться, но не понятно было, что сказать. Он тронул твое запястье, когда вышли с пешеходной зоны. - Я улетаю завтра. У тебя во рту пересохло. - Можем вернуться сейчас. Можем не возвращаться. Можешь в Питер как-нибудь наведаться. Шавуху попробовать. «Можем не возвращаться». Ты хотел взять его за руку, но нельзя было, ты огляделся мельком – как вор, ей, богу, - и кончиками пальцев провел по его костяшками. Волоски на ладони, тонкая кожа, горячая. Ты кивнул второй раз. Во рту пересохло. - Знаешь, где тут взять комнату? Это должно было отрезвлять, вроде как, вроде как, должен был пропасть запал, романтический настрой, что ли, тень от его ресницы – до середины носа, до плавной горбинки, ангельские крылья, когда стоял у него за спиной на баттле Отрикс-Басота, смотрел на его макушку, а не в круг, его яркие губы, четкие, пером вычерченные линии его запястий, ты столько раз представлял, как он опустится на колени перед тобой, как проведет ладонями от твоего ремня до колен, как приоткроет рот, едва-едва, и тронет розовым подвижным языком твою головку. - Двушку? А кровати сдвинем потом? - Бери с двуспальной. Я поднимусь после тебя. Удобней будет. Остановились у «Магнита», он взял пол-литра вискаря без закуси, ты как мудак топтался у полки с мыльно-рыльными, нашел женский крем для рук. По отдельности расплатились. Он курил у тачки, пока ты брал номер. Поднявшись на этаж, прислал ему сообщение. Дважды проверил, чтоб не отправить не в тот чат. В коридоре горничная медленно-медленно везла тележку. Солнце текло по белой лестнице. Стучало сердце, как будто марафон пробежал. Зашел внутрь. Еще через пять минут он поднялся. Ты сидел на кровати, но встал на встречу. Его приподнятые брови – без вызова, не как у Мирона, а как будто ему тяжело глаза открытыми держать и он срубается. Поставил на стол бутылку. Подошел к тебе, лениво, шаг, еще шаг. Ты потянулся к его плечам, но не решался тронуть. Потом сжал их. Хотел сказать «спасибо», но и его не нашел, как обернуть поприличнее, и оставил себе. Он плавно, запросто к тебе наклонился. Его дыхание на твоих губах. И вы целовались, в ярком свете дня, он гладил тебя по голове, и ты прижался лбом к его виску, глаза были влажные, не мог понять, откуда этот порыв дурацкий, а Денис расстегивал тебе штаны, но остановился, притянул за пояс: - Хочешь выпить? Ты ждал – вроде – чего-то другого, но ждать было смешно, и ты опять кивнул, и сам нашел стаканы на мини-баре, сам налил, и он стянул тенниску, ты смотрел на его маленькие, розовые соски, на дорожку волос от живота к паху, на его пупок аккуратный и едва заметные красные следы твоих пальцев – на левом плече. Опрокинул в себя стакан, на негнущихся ногах вернулся к нему – как школьник – когда повалил его на кровать, он ругнулся, покрывало царапалось, но плотно обхватил тебя бедрами, твои ладони – по его груди, по животу худому, мягкая кожа на боках, кусал его нижнюю губу, он подвигался, чтобы лучше прижиматься к твоей эрекции своей. - Я тебя хочу с тех пор, как в первый раз увидел. - Цуефа или хочешь сверху?