Ия Лаврова – дама из общества высшего.
Ия Лаврова – особа не особо культурная, но, сука, богатая.
Все стелются перед ней ковром со стены бабушкиной, такие же разноцветные, воняет от них скверным чем-то, а если точнее быть, то парфюмами псевдо-дорогими, мехом искусственным и вежливостью напускной.
Вечер жарким обещает быть и Лаврова стоит перед шкафом очень долго, примеряет то один платок, то другой. Под одним волосы некрасиво лежат, второй с шубой любимой красной не сочетается, а третий вообще, представьте себе, не подходит к очкам. Всё бы ничего, но зачем тебе, дорогая Иечка, очки солнечные в помещении тёмном. Ия говорит хрипло, что ебать вас не должно, идите нахуй, да подальше, на нос курносый очки водружает, платок к стёклам фиолетовым подбирая.
Крутится девушка перед зеркалом, отражению рожи корчит, а в отражении ещё одна фигура появляется, на плечи широкие мягко шубу опускает, шепча на ухо доброе: «Ты уже заебала, сколько ждать можно?». Босси только глазёнки раскосые закатывает, палец средний с тяжёлым перстнем-печаткой демонстрирует, шагом широким направляясь к выходу.
Все сливочки бомонда восседают чинно на маленьких чёрных диванах элитного клуба. Клуб этот, к слову, у черта на куличиках находится, Ия бубнила всю дорогу, бедный Димочка пытался не слушать бубнежа бабки старой в шубе красной, но та не унималась, громче тираду о хуёвом расположении и отвратительном отношении к ней разводя.
Вкус у людей, что сидят, глазами завистливыми яркую особу этого вечера прожигают, достаточно неплох. Розовый неон обволакивает волосы каштановые, что из-под платка выбились, приятное свечение в очках больших отражается. Интерьер довольно старомоден, но изысканный, атмосфера слишком расслабляющая, Босси разваливается, дома себя представляя, на отдельном диванчике, в пальцах длинных стакан с янтарным содержимым держит.
Ею восхищаются многие /точнее не ей, а состоянием её кармана, но карман без Ии – не карман, поэтому приходится уделять внимание и паршивой девчушке/, но тех, кто не переваривает её нутром всем, тоже предостаточно. Смотрят на эту упрямую, неуравновешенную и капризную девушку с завистью открытой, в глазах одной из дам присутствующих читается ненависть, а Ия только смеётся, плечами пожимает, мол, что я сделаю, если
я заебись, не нарцисс конечно, но всё равно. Вся эта элита вшивая девушке до одного места, она изучает всех взглядом отсутствующим, жалеет искренне, что согласилась на это собрание старикашек, сейчас лучше бы на диване поваляться, в приставку поиграть, пива пропустить.
Лаврову сравнивали с
шампанским – живёт в девушке душа малолетки, детская жажда поиска приключений на зад неплохой, остроумие, неумение язык острый за зубами ровными держать. Как завоевать внимание Босси? Сделайте что-то странное, поразите этот комок беззаботный и она полностью ваша. Головушку с пышной шевелюрой /этой волосне завидуют даже самые волосатые львы, это точно/ пленяет мысль о сказочной любви, необыкновенных приключениях. Ещё, на самом деле, Иечка, малышка под метр девяносто с хвостом, плавающий в любви ребёнок, носит в голове, где почти всегда ветерок арктический гуляет, мысль, что ей необходимо купить большую
псину.
Просто так.
Девушка к людям всегда подходит с заготовленным мнением о них. Легко эта лисица вписывается в любые компании, ведь собеседница она очаровательная и приятная до жути, людей на раз два в чём-то убеждает, харизматичная, мать её, до кончиков пальцев от корней волос. Маленькой Иечке говорили, что мир не рухнет, если она ошибочки свои признает, но мелочь ножкой топала /как мужик пьяный, честное слово/, нос воротила и слала бабочек на хутор ловить. Выросла и ничуть не изменилась.
Телефон в руке вибрирует, отключается от разговора Лаврова мгновенно, девайс проверяя. Белый фон твиттера глаза слепит даже сквозь толстые стёкла. Чёрным по белому написано:
«Настроение Осень» и фотокарточка присобачена, а на ней девушка с запястьями тонкими в до боли знакомой /конечно знакомой, ведь вещица Ие принадлежит/ толстовке серой в окно смотрит, ручкой миниатюрной подпирает подбородок острый, волосы под капюшоном упрятав. Босси фотографию приближает, рассмотреть хочет всё более детальнее, но ведь лицо повёрнуто в сторону окошка, видно только часть глаза, скула острая, да кусочек губ, но Ия разглядывает ресницы густые, будто кукольные, приподнятый губ тонких краешек. В голову девушки ударяет что-то, она с места ракетой поднимается, кланяется шуточно, не извинившись из заведения вылетает, только пятки красных кроссовок мелькают.
Хватается бешено за ручку машины, в салон залетает, Дима аж на месте подпрыгивает.
—Давай, касатик, меня в магазик, – Фадеев смотрит непонимающе, телефон откладывая в бардачок. — Вези меня, олень, бля, в магазин, пожалуйста, не тупи, сука!
Взрывная и хамка.
Девочка, что в окно с настроением осень вглядывается, полнейшая противоположность.
Девочка, что грань между любовью и забавой увидеть способна, придерживается строгих принципов моральных. Хмурит обычно бровки густые, домиком их ставит, смотря на пьяную вдрызг возлюбленную, которая расплёскивает остатки шампанского, брызгами ковёр белоснежный марая. Если при определённых обстоятельствах в Ие уживается или только хамство, или только хитрость, или только естественность, то Стася умело сочетала в себе всё и одновременно. Странный коктейль из естественности, плутовства лисьего, капелька дикости /Лаврова укусила поди/ и любви безграничной. Всё окружение Босси считало Пемпу странной – ну конечно, ведь голос последняя подаёт только в узком кругу близких людей. Плюс ко всему, она лицо худое под тканевой маской прячет, подарок от Лавровой, в руки вручённый со словами: «Морду свою прикрой этим, я заебалась ловить чужие взгляды на твоих скулах». Ой, собственница какая.
Машина тормозит у дома загородного, девушку у ворот встречают кустики осторожно остриженные и пахнущие приятно. Ия салютует своему неизменному водителю Димочке, в ответ получает неодобрительный кивок, на что плечами пожимает и позвонить обещает, чтобы булки свои не расслаблял, падла. Пакеты шуршат в руках, кроссовки красные на гравий тихонечко ступают, подминая под тяжесть тела отростки травы. Дверь открывается бесшумно, в холле тихо, будто вымерли все. Обуви не снимая, направляется хозяйка прямиком на второй этаж, ведь знает, что тот, кто нужен ей, именно там и обитает.
В комнате запах пудрово–кремовый витает, посредине кровати медведь плюшевый восседает, на шее цепи блестят, просто копия Босси, а девочка–осень, колени к груди прижав, на подоконнике ютится, в окно смотрит, даже не планируя поворачиваться, а за окном воды океана бескрайние, солнце красное в них ныряет будто, спрятаться желает от глаз надоедливых, укрывается пучиной океанской, как одеялом пуховым. Небо окрашивает во все оттенки нежного цвета розового, а выше небо уже темнеет, переливаясь от небесно–голубого до тёмно–синего. Ия ступает на носочках, провинилась будто в чём-то, смотрит на фигуру хрупкую кошкой, которую надолго дома одну оставили, пакет со сладостями ставит рядом с ней.
—Смотри, что я тебе принесла, – говорит так самодовольно, что сладко на кончике языка становится.
Стася поворачивается, взглядом уставшим одаривает подругу, кивает безразлично и снова отворачивается. Сильные руки обнимают девочку, что кажется сейчас такой беззащитной, а она такая холодная, такая отстранённая. Ия живенько шубку с плеч скидывает, накрывает ею Пемпу нахохлившуюся птичкой маленькой и обнимает снова, в загривок носом утыкаясь.
—Опять работала весь день? – в ответ лишь кивок безмолвный. — Я горжусь тобой, ты так усердно стараешься и всё так охуенно получается, – Станислава корпусом разворачивается к внезапно растрогавшейся девушке. — Я верю в тебя, дура ты набитая.
Дура та набитая, что комментариев во Всемирной помойке начиталась, решившая, что она не пара такой девушке импульсивной, накрутила себя, сейчас прижимается всем телом хрупким к Ие, остатки тепла пытается отдать, хватается отчаянно за ткань футболки, не желая отпускать. А пальцы сильные, холодом колец отдающие, в густоту волос провалились, гладят аккуратно русую с рыжим отливом шевелюру. Глаза оленьи встречаются с пластиком бездушным, хотелось бы глаза цвета океана перед штормом увидеть, и она руки тонкие тянет к очкам, снимает их бережно. В глаза чуть раскосые всматривается, в них любовь плещет, смотри, сейчас океан разольётся, лови скорее, Лаврова улыбается так тепло, так искренне, что Конченкова тает в руках, утыкается носом длинным куда–то в ключицу девушки напротив стоящей, аромат цветочный вдыхает, пытается полной грудью вдохнуть, дабы запомнить.
Ия /если имя с греческого переводить/ – фиалка. И правда, от кожи нежной, что под шубой несуразной прячется, отдаёт запахом цветка домашнего, чьи соцветия красотой привлекают.
Иечка, Июша. Этакий клубок нервов и эмоций, сорваться готова от любой мелочи и сейчас, слушая рассказ от грустной возлюбленной о том, что недолюбливают младшую в Инстаграме, комментарии противные пишут, Ия обещает, что глотки всем перегрызёт за улыбку Стасечки. Щёки Пемпы алеют, небо при рассвете напоминая, она смотрит с такой благодарностью и с такой преданностью собачьей, Босси хочет спрятать любимую в руках своих больших, оберегать и не показывать никому, но вместо этого из заднего кармана достаёт телефон, крепче обнимая Конченкову, возвращает очки на нос, делает очередную фотографию совместную, лица Стасиного не показывая, только открывая секрет причёски Пемпиной. Подписывает фотографию тремя словами, которые, по её мнению, великолепно описывают эту ситуацию.
«Королева и ебланка.»
Фадееву обязательно придёт о публикации уведомление, он улыбнётся с облегчением, комментарий не менее забавный напишет.
«Почему-то вижу тут двух ебланок, в чём подвох?)0»
И получит такое на первый взгляд обидное, но такое привычное:
«Иди нахуй, Дим, иди нахуй)»
