Лесбухи нашего двора

Жизнь в славном подвале с не менее славным названием Подзёмкино стопроцентно представляет собой сущий ад, особенно для тех, кто является представителем нетрадиционной сексуальной ориентации. Почему? Да потому что толерантных к тебе и твоим «развращённым пиндосами» наклонностям на весь падик даже штук десять не наберётся, если не считать твоей второй половинки. Диалоги о том, какие геи отвратительные, звучат практически за каждым углом, соперничая с разговорами «за жизнь» и какую бабу тот или иной пацанчик хочет отыметь во все щели. Особенно это развилось, когда прогремела новость о том, что в «Пиндосии» разрешают заключать однополые браки. Но если раньше Алька могла плевать на проблемы представителей нетрадиционной сексуальной ориентации, то сейчас, когда она стала одной из них, на бедную ящерицу обрушиваются все недостатки любви своего пола. Вернее, так должно быть. На самом деле, ничего подобного не происходило: все пиздели ни о чём, а на то, что у них прямо под носом лесбийская пара — всем похуй. Не похуй лишь Саньку, он ненавидит всех геев и лесбянок за один только факт их существования, но не высказывается — влом ему, да и никто не собирается выслушивать его ванильные страдания. Да и Алька вроде как счастлива. Все началось в тот день, когда Альфиса, в очередной раз пребывая в раздумьях о том, что все мужики козлы, неизменно пребывала у пропасти Бухлопадья. Ящерку снова избил Санёк по какому-то совершенно идиотскому поводу (Алька никак не могла вспомнить, кем был папаша Санька, которого они, вроде как, должны были сегодня поминать), хотя странно, что на сей раз она обиделась, причём довольно сильно — подобные «счастливые» отношения в этом падике, как говорила известная врачиха, стопроцентная норма, в том числе и разбивающиеся тарелки, драки с выбитыми зубами, и прочими атрибутами неблагополучной, с точки зрения людей, семейной жизни. Саньку, впрочем, было глубоко насрать: спустя десять минут остыв, он её жёстко нет, даже не трахнул, выебал. Удивительно, но на сей раз она не была против — слишком уж давно у неё не было секса, вот только после она серьёзно задумалась о том, что Саня её просто использует для своих низких целей — никакой романтики, никаких роз из бутылок, как раньше… Не то это. Совсем не то. В те дни, пока отец Санька не двинул кони, он был куда более отзывчив в плане чувств, по крайней мере, положительных. Тогда он если не лежал на диване, то водил Альку на свиданки, пил с ней одну банку «Яги» на двоих… Золотое было время. А сейчас… А что сейчас-то? Алька просто его личная шлюха, которую он может иметь в любое время, в основном после крупных ссор. Совсем как в «Пятидесяти оттенках серого» — сюжет прям точь-в-точь, только Санёк не поехавший миллионер с BDSM-наклонностями. Отличное дополнение к должности уборщицы при лабе, ничего не скажешь. Ящерица плюнула в пропасть сквозь зубы. И после этого пацаны требуют, чтобы к ним относились с уважением? Да ни за какие шиши! После того, как этот скелет с ней трахался, да и, судя по всему, другие монстры были бы не прочь сделать тоже самое — благо, зад (а соответственно, и пизда) у неё был довольно широкий, тем более для ящерки. С этой стороны Саньку можно сказать спасибо — его опасались все пацаны на районе и к Альке лишний раз никто не лез. А с другой… Альфиса занималась бы самокопанием ещё очень долго, но её относительный покой потревожили звуки шагов. Раньше ящерка бы как минимум отложила груду кирпичей, но ей было настолько начхать на ситуацию, что она даже не придала этому значения, просто прислушалась, уставившись на место, откуда мог прийти возможный источник шума. Таковой скоро показался, выйдя из-за очередной кучи мусора, тихо ругаясь на излишнюю грязь. То была Анна Рыбина — глава полиции, баба с яйцами, да и просто хорошее по меркам этого падика существо. Альфиса много слышала о ней, в основном то, как она сражается с неугодными ей пацанчиками. Эти истории вызывали в ящерке нечто вроде уважения, вместе с неимоверным желанием подражать ей, Анне. Её-то уж точно не пытаются осеменить лишний раз подозрительного вида монстры, чтобы отвести душу. Однако, также она слышала, что у полицейской нрав горячий, и под горячую руку ей лучше не лезть — минимум обматерит, максимум — врежет и сдаст Горычу. Алька готовилась запаниковать, но после первой сказанной ею фразы успокоилась. — Какого хуя ты тут делаешь?! — Поприветствовала Анна Альку. В её голосе не было ни ярости, ни недовольства — просто факт. Так обычно говорят особо раздражающим пацанам на районе; этого достаточно, чтобы они мгновенно ретировались. Но с чего-то вдруг Альфиса наполнилась неимоверной наглостью — основной составляющей души всех гопников (спасибо Саньку — это он её привил эту черту характера) и ответила: — Уж точно не твоего, сучка. Та удивилась, но затем, по причинам, неизвестным Альке, счастливо заржала своим раскатистым громовым смехом. — Меня ещё никто никогда так не посылал, — наконец сказала она, вытирая могучим пальцем слезу из единственного глаза, что стало со вторым, Альфисе не представлялось возможности узнать. — Звать Анна. Анна Рыбина. Новая знакомая протянула могучую перепончатую руку для рукопожатия. — Алька. Алька Ящер. — Пожала она «лапу». Так начался диалог за жизнь: более подробно рассказав о себе, Анна поведала о своих нелёгких трудовых буднях, а Альфиса — о трудных отношениях с муженьком. Всё это активно приправлялось нецензурной руганью со стороны обеих баб и сочными плевками в пустоту, всё по канонам пацанчиков. Наконец, устав от болтовни, Рыбина предложила Альке пройти к ней домой — от Горыча никаких указаний не поступало, день у Анны свободный, а делать нечего. Аля поспешно согласилась. В тот день Альфиса вернулась домой довольно поздно — часа в два-три ночи. Уставшая, но удовлетворённая. Такого жаркого соития она не испытывала уже давно — Санёк проигрывал Рыбине по всем фронтам; начиная от предварительных ласок, и заканчивая разъединением — она была не в пример лучше. Да и Алька наконец не чувствовала себя последней давалкой на районе. Только она не учла, что муженёк не так туп, ладно, что скелет. Он сразу, взглянув на девушку после того, как сознание немного прояснилось после очередной пьянки, понял, что с ней явно что-то не так: слишком довольная морда, словно после горячей ночи, красные волосы на одежде (Санёк сам удивился, как он их заметил, тем более издалека) и необыкновенно удовлетворенный взгляд. Сначала скелет впал в чуть ли не священную ярость, затем, скорее всего, от слишком большого количества выпитого, просто забил на факт фактической измены. Это ж Саня — переживёт как-нибудь. Тем более — ну, подумаешь, переспала с кем-то, ну и что? Тем более, с какого перепугу он решил, что только у него есть право совокупляться с Алькой? На следующее утро Саня даже неудовольствия не высказал, всё было как обычно, — взял себе бутылку любимой «Яги» и пошёл по дворам, общаться с пацанами и родным братцем. Единственное, что было принципиально новым — то, что он проснулся раньше ящерки, но значения этому не придал. Так длилось день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем. Алька приходила всё позже, Санёк всё также возвращался пьяный — отмечал день Гранённого Стакана. Альки дома не было, Санёк решал, что она в гостях у нового любовника. Или любовницы? Уж больно подозрительно выглядели те красные волосы на Альфисином халате, но скелет надеялся на лучшее — с Рыбиной он не хотел иметь никаких знакомств. Так было и в этот день, но если Аля приходила, когда скелет был примерно в сознании, то сегодня ящерка возвратилась позже — глубокой ночью, когда Саня храпел на весь дом. Вид у неё был самый что ни на есть счастливый, тем более, что пришла она не одна — следом за ней широкими шагами идёт гроза гопоты — та самая Анна Рыбина. Если б Санёк был в сознании, то наверняка бы, предварительно отложив в штаны, отдал бы ей всё, что ей нужно и свалил бы в другой конец Подземья. Но скелет был в отключке, пока обе девушки под покровом темноты выносили личные вещи Альки — за всё время, что они встречались, наконец они обе решили, что Альфисе больше нет нужды здесь оставаться, рядом с Саньком и его верными приятелями. Теперь ящерка будет жить с Анной. — А что с ним будем делать? — Осторожно спросила Аля, собираясь уходить. — Ничё, — почесала затылок Анна, презрительно оглянувшись на бывшего муженька ящерки. — Это ж Санёк, да? Ничё с ним не станет. И обе девушки, неся за собой пару тяжёлых чемоданов, покинули дом. В принципе, на этом отношения Санька и Альки подошли к своему логическому завершению, но скелет упрямо отказывался это признавать — в первый день после отъезда жёнушки он впал в ярость, разогнав всех пацанов, во второй начал бухать, а на третий день переехал к Павлу — младшему брату, проживающему в Сноудрищенске. А потом, во время беспорядков, где Саня принимал непосредственное участие (он отмечал год с тех пор, как развёлся с Алькой), его избила Анна. Любовь, ёпт.