Грань

Ята сидел на краю крыши высотки. Ноги свободно болтались в воздухе, даря мнимое ощущение свободы. Мисаки пытался прикинуть, сколько минут будет лететь с пятьдесят четвёртого этажа. Рядом опустился ещё один человек, молча, совершенно тихо. Ята молчал, человек рядом тоже. Было в нём что-то родное. Это чувствовалось не умом, кожей, сердцем, лёгкими. Он присел рядом, закуривая точно такие же сигареты, как тот, застывший навсегда в памяти, и слишком знакомо выдохнул вместе с дымом. – Короли умирают, это неизбежно. Я и сам когда-то умер. – Ята, не веря своим ушам, обернулся к мужчине. Каштановые, чуть длинные волосы, жёсткие черты лица, некоторая отрешённость, свойственная Королям. – Ты, верно, принял меня за сумасшедшего, – спокойно продолжил незнакомец. Скейтбордист не знал что сказать. Мужчина ухмыльнулся, нацепил на глаза нелепые жёлтые очки. – Ну, и ладно. Струйка дыма устремилась в ночное небо, пытаясь поглотить звёзды. – Кто Вы такой? – наконец, раздражённо хрипит Ята, он не разговаривал уже несколько дней и теперь голос и речь кажутся совсем чужими. Энергичный и болтливый рыжик исчез вместе со смертью главного человека в жизни. Мало кто знал, все привыкли к бойкому Мисаки, но лишь с Королём он был тихим и покладистым. И вот теперь замолчал, совсем, прошло уже дней пять или даже неделя, и он пришёл к единственно правильному решению, как он думал. Молча последовать за своим Королём, других желаний в нём больше не было. Мужчина смотрит с усмешкой, а после стягивает свои дурацкие очки на шею, поверх зелёного клетчатого шарфа. – Нда, а раньше меня все знали, – горечь сквозит в голосе, – а теперь от меня и памяти не осталось, не то, что пепла... – он стряхивает сигарету, а потом и вовсе выкидывает окурок. Ята по-прежнему смотрит на незнакомца, решая, что минутой раньше или позже, не имеет значения. А разум отказывается принять, что ему слишком хорошо в этой тёплой ауре. Мужчина что-то неразборчиво шепчет себе поднос, потом поднимает взгляд своих карих глаз и протягивает руку, – Кагуцу Генджи, – представляется он. Сердце Мисаки пропускает удар, глаза округляются, а рука всё ещё покачивает руку собеседника. – Тот самый? – совсем севшим голосом выдаёт, наконец, мальчишка. – Наверное, тот, если ты о Красном Короле, – Мисаки кивает и выхватывает руку. – Вы пришли за мной? – Он белеет, понимая, что представлял свою смерть иначе. – А? Нет, я уже не набираю клан, ты мне ни к чему, – мужчина ухмыляется и закуривает новую сигарету. – Но Вы... Вы же умерли, – не своим голосом фальшивит Ята. – Да, я и сам тебе только что это говорил, – подтверждает собеседник. – Тогда почему Вы здесь? – Ята вздрагивает, от пришедшего на ум вывода. – Я уже мёртв? – Он не помнил, как это произошло. – Нет, ещё нет, раньше на этом месте была наша база, если можно так сказать, ну вот я и застрял здесь. Прости, если напугал, просто ко мне редко кто приходит, а ты стоишь на грани и поэтому смог меня увидеть. Я даже рад, что ты не выбрал соседнюю высотку, я уже много лет ни с кем не разговаривал, – он как-то тепло улыбнулся. А Ята всё ещё пребывал в шоке. – Да, кстати, ты сам не представился, – напомнил мужчина, умиротворённо рассматривая пустой город, он был совершенно безжизненный, не считая двух людей на крыше. – Ята, – хрипло выдохнул собеседник, – Ята Мисаки. – И что же у тебя такого случилось, Ята Мисаки, что ты решил так кардинально изменить планы на жизнь? – его нескрываемая радость поговорить хоть с кем-то лилась из каждого слова. – Вы же сами знаете, – Мисаки недовольно забурчал, притянув к груди ноги. – О чём ты? – Кагуцу взглянул на мальчишку, не понимая, о чём идёт речь. – Сами сказали, Короли умирают, это неизбежно. – Из глаз Яты закапали слёзы, – мой Король умер, – всхлипы вырвались из груди, последний раз он плакал, когда метка огоньком улетала в небо. – О, соболезную, – Генджи поумерил свою радость, – видимо, он был хорошим Королём, – секундное молчание, – меня никто не оплакивал, – он затянулся сигаретой, – некому было, – слишком спокойно продолжал он. Ята рыдал навзрыд, совершенно забыв о попытке суицида. – Как его звали, и какая сила у него была? – Су-су-суо Ми-ми-кото, Красный Король, – горько плача прошептал Мисаки, ощущая всё одиночество и пустоту, не в городе, где застрял Кагуцу, пустота разрывала его изнутри. – Суо Микото, – повторил Генджи, – выходит мой приемник... – общение на какое-то время стихло, Король погрузился в свои бренные мысли, вспоминая свой клан, Мисаки сосредоточился на образе Микото, вспоминая его ленивость и раздражённость необузданной энергией Яты. А ещё его всегда спокойное лицо, когда он выслушивал рыжика, спокойно кивая, а потом незаметно для себя и Мисаки засыпал. Весь мир вертелся вокруг Микото, а теперь он исчез, и мальчишке не к кому стало притягиваться. Солёный вкус слёз горчил на языке, Мисаки неровно дышал, никак не желая успокаиваться, но тут его губы накрыли горячие и невозможно сухие губы, требовательно целуя. Генджи стоял на парапете на карачках, и настойчиво целовал губы. Ята никак не мог прийти в себя и оттолкнуть мужчину. Разум упрямо заставлял верить, что это Микото, ведь Красная сила ласково обнимала замёрзшего рыжика. Кагуцу отстранился и вновь сел на парапет, свесив ноги и закуривая новую сигарету. – Извини, мне за годы, проведённые здесь в одиночестве, ужасно этого хотелось. – Он не оправдывался, не привык. Ята не отвечал, ощупывая губы, всё никак не желающие успокоиться. – Знаешь, Мисаки, – он наплевал на формальности, а мальчишка даже забыл взорваться на произнесённое имя. – Он любил тебя и не хотел твоей смерти, – карие глаза смотрели в самую душу мальчишки, – то, что ты жив его дар, цени это и живи дальше. Я вот не позаботился о своих людях, поэтому я здесь, и я сам обрёк себя на это. – Скейтбордист молчал, Кагуцу курил, ему некуда было спешить. – Я не вправе отговаривать тебе и если ты так решил, то вперёд. Я не заслуживая прощения, но позволь спасти хотя бы твою душу, не ради меня, а ради него, его светлой памяти и любви к тебе. – Мисаки стеклянными глазами посмотрел на мужчину. – Поверь мне, ты должен жить ради него. – Он встал на парапете, нацепил жёлтые очки на глаза, поднял зелёный шарф на лицо. – Живи, пока можешь, а если не можешь, ищи в себе силы. Прощай, Ята Мисаки, – и он сделал шаг в пустоту, стремительно падая с крыши пятьдесят четвёртого этажа. Мисаки не дрогнул, лишь посмотрел вслед, поднялся с парапета и крикнул вдогонку. – Ты прав, Микото-сан не заслуживает этого, моя смерть не будет его виной, – и спрыгнул на крышу. Слёзы всё ещё капали, когда он бежал сквозь толпу и даже когда вернулся в Хомру. Солёные капли впитывались в подушку Красного Короля, она ещё пахла его сигаретами, одеколоном, любимым виски и таким родным запахом тела. Мисаки всё так же было больно, но мысли о самоубийстве больше не посещали его. И казалось, что только вчера он лежал здесь, краснея и задыхаясь от невозможной близости своего Короля, а сегодня его уже ни что не согреет и лишь тёплые воспоминания и всё та же безграничная любовь заставляют жить, не позволяя сделать шаг за грань.