Только моя

      Она была рядом всегда, с детства и до сих пор. Всегда этот боевой характер и острое чувство юмора, всегда светлые кудри и бездонные карие глаза, всегда безупречность и совершенство. Она постоянно заботилась о Блэкторнах, особенно о Джулиане, не страшась никакой опасности. Битвы стали для Эммы всем, а Эмма стала всем для Джулиана.       Одна лишь мысль о том, что когда-нибудь их переплетённая в одну бесконечную дорогу судьба в конце концов разъединится и пойдёт в разные стороны, заставляла каждую клеточку тела сжаться, словно пронзённую стрелой Дикой Охоты. Они должны быть вместе, и плевать на Закон, плевать на правила. Это всё не имеет значения если имеет хоть какое-то значение сердце Джулиана.       Юноша рисовал сколько себя помнил и это успокаивало его, позволяло выплеснуть все эмоции на холст. Он не мог вспомнить момент, когда один за одним холсты становились расписаны только изображениями Эммы. Джулиан без малейших усилий вкладывал душу в каждую картину, ибо Эмма давно забрала её на пожизненное хранение. Каждая чёрточка выводилась ценой десятка нервных клеток, каждый переход цвета олицетворял всю многогранность чувств и боли от невозможности прикоснуться к ней, не испытывая при этом душевных терзаний.       Вот и сейчас нефилим сидел в студии и создавал очередную копию, не шедшую ни в какое сравнение с оригиналом. Золотой, зелёный, небесно-голубой. Краски накладывались друг на друга широкими мазками, смешивались и размывались, очерчивая контуры и фигуры. Очередной тюбик с краской был израсходован и выброшен, отдав всего себя прекрасной Сумеречной Охотнице. Джулиан чувствовал себя этим тюбиком, подарив своё сердце девушке, с которой не будет иметь возможности на счастливое будущее. Эта мысль резала не хуже ножа, что сейчас лежал неподалёку от палитры.       Юноша выронил кисть и дрожащей рукой потянулся за оружием, поднёс его ближе к лицу и задумался. Задумался над тем, что он делает, как он дошёл до этого и почему так происходит. «Я одержим Эммой», — последняя мысль, промелькнувшая в голове перед тем, как лезвие опустилось и вспороло кожу предплечья. Алая капля крови проступила первой, увлекая за собой другие, образуя длинную линию, теперь стекавшую с пальцев на пол. Джулиан старался не обращать внимания на боль, а поэтому сразу приступил к рисованию. Он выводил кровью изгибы талии и завитки волос, каждую складку платья, что так хорошо сидело на девушке. Кровь стекала по холсту, оставляя подтёки и тёмные пятна. Юноша погрузил палец в рану и сморщился от искры, прошедшей через руку. Джулиан думал, стоит ли ему остановиться и нанести иратце, но ему не хотелось этого. Он просто продолжал рисовать Эмму — девушку, ради которой и умереть не страшно.