Мин уже несколько часов сидит и смотрит бездумно в свой реферат. Конечно, реферат для его учителя должен быть читабельным. Но глядя на свой, он только прикладывается головой о стол и приглушенно стонет. Ким Сокджин треснет ему его же ноутбуком, а потом и поставит «незачет». Реферат или шишка на голове? Выбирая этот реферат, Мин встает с места, переодевается, накидывает на себя легкий свитшот и буквально выскакивает из дому. В карманах нащупывает мелочь, прикидывает в уме сколько у него останется, если он купит заварные пирожные и огибает переулок, выходя на шумную улицу. Поодаль слышатся ругань, мат и лесть от продавцов, скрипит зубами и, доставая наушники, сразу расслабляется — не забыл. Найдя знакомую кондитерскую, выбирает только что испекшиеся пирожные и, кидая на столик деньги, выходит из магазина. Заскакивает за каким-то натуральным соком, ибо в сухомятку он не любит есть, снова оплачивает и прикрывает за собой дверь — контраст, в магазине из-за кондиционеров — холодно, на улице — жарко. Он продрагивает, морщится и спрыгивает с невысоких ступеней магазина.
Мин идет по направлению к дому и вглядывается в лица людей-прохожих и, видя, как изменяется их лицо, непонимающе останавливается прямо на пешеходном переходе. Просто однажды, по иронии судьбы, наушники вылетают из ушей, и он оседает на дорогу перед чужими незнакомыми людьми. Впереди него стоит высокий незнакомец, на нем белая рубашка, хорошо выглаженная, с высоким до горла черным воротником, такими же черными брюками, которые отглажены очень красиво и аккуратно. Волосы небрежно спадают, создавая какой-то домашний уют. Просто до Юнги дослышился приказ…
—
На колени! — молодой парень приказывает не менее молодому сабу, миловидный паренек сначала ничего не понимает, а после упрямо вертит головой и топает ногой. Дом же напротив него рычит и скалится, но слышит возмущенные вздохи-охи, сигналы машин и возмущение с бранью водителей. Оборачивается, сталкивается с маленьким, не очень-то и крупненьким парнем, на вид, от силы 19-20 лет. На пареньке черный свитшот, рваные черные джинсы, такие же черные конверсы и платинового цвета волосы, в руках пакет. Парень сидит на коленях, когда в отличии от своего неугомонного брата и этого не дождешься. Кидая взгляд и говоря, мол: «Звони своему Намджуну и убирайся отсюда», парень с рыжими волосами поспешно удаляется в сторону другой улицы. После снова обращая свой взор на паренька, он снова приказывает: «Беги ко мне!». Все замершие люди сглатывают, но не отводят взгляда от таких людей. Им бы свою жизнь построить, а они наблюдают за чужой, при чем все разворачивается в самом болтливом квартале, чем и зарабатывают испепеляющий взгляд высокого Дома. Платиновые волосы, как уже успели прозвать паренька, срывается на бег, только снова слышит: «На коленях, кому я сказал?!» и снова оседает, добирается и не смеет поднять взгляда ни то чтобы на других сабов или Домов, но также и на своего
истинного. Черноволосый хмыкает как-то неоднозначно и прошагивает к машине, подзывает рукой и говорит: «Сюда иди, забирайся в машину и пакет свой прихвати, не смей меня задерживать», не видит слез своего саба. Ведь давно сел в машину, саб такой мелкий и подрагивающийся не смеет даже дышать, задержал дыхание, еще тогда, когда
ему приказывают в первый раз. Дышал только через раз.
Открывает дверь и садится вместе со своим Домом. Он даже его имени не знает, но чувствует, что ему не поздоровится. Дом смотрит укоризненно и заводит машину ключом, выезжая с маленькой мини-парковки. После двадцати минутной езды, они останавливаются возле огромного здания и Дом просит пройти вместе с ним. Хотя нет, не просит, настаивает. А Мину-то что? А Мину ничего, вот и сейчас ничего, просто теребит свой коричневый браслет, подаренный отцом и матерью на только пробившиеся буквы «
Ч.Ч.Г.», он знал, что будет сабом, а еще надеялся получить Дома-парня, ведь судьба-сука, иногда играет не совсем приятные игры. Слышал не понаслышке, что, если ты гей, то может судьба сжалится и найдет хорошего предназначенного, но иногда попадались и неприятные пары. Например: у его старого знакомого Хосока-Дома не было истинного, а она взяла и предоставила ему Учителя, но, блять, не поверите тоже Дома. Или же, к примеру его друг саб-Тэхен-гей. Ему попался вообще не предназначенный, а
предназначенная-Дом. Вы бы видели все недовольство, а еще ему было стыдно, что он станет, как его троюродный брат Сокджин, да-да, тот самый учитель Юнги. Ведь это такое унижение подчиняться приказам девушки. Но родители никак не отреагировали и раз ему попалось, пусть надеется, чтобы у его детей такой судьбы не было. Но эта стерва-то сама все решает. Без мнения и даже не спрашивает.
Мин слушается и поднимая свой пакет бредет за личным деспотом, потому что
так надо… У его Дома метка чешется, он не выдерживает, хочется почувствовать и увидеть, как отдается ему младший саб. Срывает в лифте свой браслет и проводит языком только по букве «М». Слышит всхлип, а после переходит на еще одну «Ю», видит, как сжимается тело его саба. Лижет языком свое запястье и останавливается на «Г». После отрывается и слышит приглушенный, сквозь зубы, но стон. Застегивает браслет на запястье, тут же скрывая имя. Двери лифта отворяются Дом шагает, отстукивает своими туфлями какой-то ритм и проводит карточкой по специальному замку. Заходит и сразу бросает сабу: «Разденься до гола и сними свой браслет, не смей прикрываться, совенок, отшлепаю, так что слушайся своего же Дома!»
Мин слушает внимательно и раздевается сразу же, как только слышит, что Дом ушел в спальню. Только вот не снимает нижнюю часть. Ждет покорно и вздрагивает, когда слышит шаги. Дом не смотрит на него сначала, представляется Чон ЧонГуком. Мир ухает из-под ног. Чонгук смотрит. Ничего не говорит, спрашивает имя саба, на что получает: «Мин Юнги, В-ваш саб.» Приказывает привстать, сразу рывком снимает черные джинсы, не видит нижнего белья и от ревности злости, громко шлепает.
— Я что тебе сказал, совенок беленький, м?! — снова отвешивает удар, только по щеке саба. Разворачивает к себе и тут же натыкается на растянувшееся колечко мышщ. Громко спрашивает:
— Кто посмел?! — и слышит тихое: «Я, Хозяин.»
— Чем и как? — и буравит спину тяжелым взглядом. Из-под опущенных и влажных ресниц, улавливает тихое неразборчивое бурчание Юнги видит, как рука, которая теперь заведена за спину; ищет прозрачную нитку и достает из маленького ануса где-то десять шариков разных размеров.
— Так нравится? — слышит блондин и только собирается ответить, как брюнет откидывает анальные шарики и заменяет опустевшую дырочку своими длинными пальцами. Такая же ситуация с кондиционером и жарой. Пальцы Дома Чонгука очень темные, длинные и более красивые. Когда же у саба Юнги пальцы костлявые и неаккуратнные, побитые и слишком белые. Он приглушенно стонет, боясь своего же порыва, старается насадиться на пальчики. Но они уже выскальзывают, Мин обреченно хнычет.
Чонгук не собирается доставлять удовольствие сабу, но и без него оставлять не собирается. Достает черные браслеты и повязывает его на Ги, а сам отдает другой сабу. Саб неловко перевязывает и склоняет голову.
Чонгук смотрит будто прямо в душу, выедая изнутри слова, заставляет из-за своего пронзительного взгляда и холодного взгляда — не выдерживает. Юнги вспоминает про свои пирожные с соком и рефератом недоделанным. Ему от этого тошно, ведь он не закончил все свои дела на сегодня, а еще у него не входили всякие истинные в планы. Но сам же Мин вспоминает еще, помнится ему, он где-то вычитал в журнале, что Дом должен забрать к себе из родительского дома к себе домой саба. Он, вроде, и хотел, и не хотел. Хер поймешь этих сабов.
— Посмотри на меня! — голос был уверенным, уже полностью окрепшим. Но Мин пока думал о своем, совсем не замечая Дома.
— Сюда смотри, в глаза! — голос еще более приобрел мужество. Юнги нервно дернулся от пощечины, Чонгук снова его ударил. Ну это уже слишком. Чересчур. Взглянув в глаза, он резко вскочил, отшвырнул свой браслет, на что получил:
— На место. — и Мин, как ужаленый садится на пол.
— Куда собрался? — звучит, как вопрос на допросе.
Мин усмехнулся и ответил горькое:
— Мне не нужен такой Дом! Не используй все, над чем ты имеешь контроль! Я ухожу! — и быстро одевается, забывая про брошенный черный и хватает свой потрепанный коричневый. На скоростях одевается, плачет совсем-совсем беззвучно и, когда закрывает за собой дверь квартиры его недо-Дома, оборачивается и навсегда, как он думает, уходит. Конечно, Дому понятно, что Мин просто выпускает коготки и проверяет себя и Чонгука, но так дело не пойдет.
[Над всем, над чем у него есть контроль должно укрепляться в своих позициях и быть таким, чтобы в последний роковой день не отвернулось…]
Чонгук знает, что не выполнение приказа Дома, отдается жуткими нервными тиками и болями. Так что примерно просчитывает, когда вернется его саб, и поэтому остается в своем доме. Но Мин Юнги, его саб, не приходит. А все потому что у Ги — гордость. А также хороший друг — Намджун. Тот не по своей воле родился Доминантом, но был похож на миловидного сабмиссива, ибо — ямочки, милая кавайная улыбка, неуклюжесть присущая обычно сабмиссивам. Но выдавали его хриплый голос, сталь в этом самом голосе и высокий рост, ну с очень не похожим стандартам Кореи. Сам он был из близ Сеула. Когда-то жил он всю подростковую жизнь в другой совсем стране. Там он не пользовался особой популярностью, но и ботаником не считался. Был образованым и умным, начитанным и очень любил одеваться со стилем. Просто Мин добравшись до своей квартирки, позвонил Джуну и попросил приехать.
Джун на всех скоростях примчался, оставив своего саба дома и велел тому перекраситься, ибо оранжевый — слишком яркий и бла-бла-бла. Мин попросил покомандывать над ним и заранее просил прощения, на что Джун своим четким и ровным голосом велел ему приступить к реферату. Абсурдно? Да. Приятно? Нет. Так почему Мин не выполняет приказы своего Дома? Слишком много на себя взял. Слишком.
А внутри — за каждое слово по два удара.
А.Мархель.
А внутри — тоска разливающаяся по венам. А внутри — будто насквозь продрелина дырка. А внутри — все то, что не скажешь словами. А внутри — сердце и душа.
Понимая, что не вернуть тех нескольких пощечин и грубого обращения с сабом, Гук старается не думать о нем. Он сам отбросил браслет,
сам… Но из-за кого? Ответ-то лежит на поверхности, но никто не решится до него дотянуться длинной палкой и достать, рассмотреть. Прощупать, почувствовать, потому что — боль. Хоть и не сильная, но б о л ь. Хоть и мимолетная, но такое обращение неистерпимо. Не все мазохисты, чтобы отдаваться человеку морально, не физически. Морально расспотрошить и бросить, вот, что пугает многих. Они боятся, что не смогут собраться, потому что не успеют. Потому что уверены в своих догадках про то, что они
не нужны. Некоторые из-за этого закрываются в себе и не выходят на контакт с людьми. Что остается на многие года. Это все психологически связано, тесно. Даже от Дома. Психика у сабов должна быть светлой с примесью тьмы из-за Домов. Так как надо же подчиняться
им. А кто вообще все
это придумал? Не задумывались? Наш мозг. Потому что наше подсознание верит, что
такое существует..
Не поев и не попив свой сок, Мин, как правильный студент сел за реферат. Ох, уж он совсем не о реферате думал. А о том пареньке с рыжими волосами. Почему
его Дом хотел того рыжика подчинить? Но отвлекшись, он наткнулся на хмурый взгляд Джуна, коротко кивнув, он снова принялся все писать. Ведь Джуна дома ждут. А сам друг-Дом его так и не познакомил со своим Сабмиссивом. Закончив ближе к вечеру, Мин поблагодарил Джуна и сказал, что обязательно тому отплатит. Джун улыбнулся и скрылся в гуще темноты подъезда. Дойдя до своего частного дома, на самом деле доехав, он застал Чимина с Чонгуком, весело хохочущих и одного фиолетового чудика, а другого с лиловым оттенком на нескольких прядках. Они весело щебетались и со стороны выглядело, что они флиртовали друг с другом. Но они же братья, хоть и сводные. Неловко кашлянув, Джун проходит внутрь гостиной и Чонгук мрачнеет, именно его, он сегодня не ждал. Потому что терпеть не может, когда к его брату подходят и общаются другие Домы, но что ж поделать, это его истинный и он с этим ничего не сможет сделать. Их свясь сильная, они нуждаются друг в друге, посидев недолго совсем, прощается, так как надо забрать какую-то деталь от иномарки, а Чон просто приехал к Чиме, потому что захотел скоротать время.
Выпроводив Чона, Джун нахмурился и подозвал к себе на колени саба, Чимин тут же понесся к своему Дому и присел аккуратно, чуть не грохнувшись.
— Что за цвет такой, м? — спросил Джун, проводя носом от загривка и ниже.
— Просто, ты не сказал в какой именно, так что…
— Так что за цвет? — серьезнее спрашивает Дом.
— Ф-фиолетовый… — Минни не пугался его, но совсем капельку, но не больше.
— Раздевайся! Окрасишься в фиолетовый, мелкий.
— Д-да, — и принялся расстегивать брючки…
***
— Так что? Да? Хорошо, почему не готово? Я просил же до сегодняшнего дня, черт возьми! — вскипает Чон и тут же ударяет по рулю машины, сигнал раздается по всей загруженной дороге и все вздрагивают, Чон же извиняюще улыбается и велит непутевому сабу, чтобы всё привезли к завтрашнему вечеру. Почему не днем? У него важные дела. Очень важные, нужно ему кое с чем разобраться.
Он собирает вещи в салоне машины и накидывая пиджак, захлопывает дверцу машины. Все потом, не сейчас. В это время Мин идет поздней ночью в круглосуточный, так как проспал где-то пятнадцать минут, а есть-то хочется. Заплатив за какие-то печеньки с молоком, он кутается в джинсовую куртку и бредет в полу-дреме к многоэтажке. Не успев дойти до подъезда, его тянут за собой и прикладывают к носу, специальные химикаты, платочек. Из рук вываливаются продукты и карманные деньги. Он потерял сознание с реальностью. Он в ловушке. Потому что Мин не уследил. Юнги не обращал внимания на свой квартал, квартал ведь менее опасный, но, оказывается, похищения происходят в самом деле. На самом деле, он всегда относился к этому, к такому что-то вроде фантастики. По телевидению много рассказывали о похищениях, насильственных тяжких преступлениях, ограблениях и т.д. Но Мин ведь тут причем? Ведь, если его похитят, значит, будет какая-то выгода его похитителям? Но какая? Деньги? Нет, их у Мина особо и не было. Драгоценности взамен? Только тот не распечатанный реферат и бабушкин старый сервиз. Тогда что? Он вспомнил все свои ошибки, но после того, как вещества в платке он учуял, Ги вырубился…
Очнувшись в каких-то заброшках, он почувствовал сильную боль в запястье. Оно горело его Домом. Значит, не только Мину сейчас худо, но и его Дому? Что с ним случилось? Вдруг, дверь скрипнула и он вздрогнул, напрягаясь. В комнату, которая была завалена дорогими специальными маслами и всякими примочками от машин, вошел грузный мужчина средних лет. Одет он был знатно и роскошно для своей карьеры. Поодаль были видны автоматы Калашникова и несколько патронов, рядом были остатки хлеба и мелких тараканов. Гараж или что-то в этом духе был пропитан бензином, перегаром сигарет и запахом дыма.
— Вот мы и встретились, Юнги-я, — мужчина обнажает ряд бело-золотых зубов и прикуривает.
Мин молчит в ответ, поражаясь, где же видел его.
— Чего? Язык проглотил? Это ты вовремя, Юнги-я, сынок, — Мин задыхается от возмущения и не может бросить колкую фразу в ответ.
