***
Зик открыл глаза резко, как часто бывало после этих снов. Ужасное ощущение: тело кажется отдохнувшим, но в голове — пустота и тяжесть. И только перед глазами все еще трепещут на ветру длинные темные, почти черные, волосы… Парень потянулся, надеясь прогнать эти ощущения, но, конечно же, это было бесполезно. Оставалось только подняться с узкой армейской койки и плеснуть в лицо ледяной воды из умывальника. Это немного взбодрило и, хотя бы, дало силы натянуть на тело форму. В голове все еще проносились видения колеи, проложенной колесами телег сквозь широкое поле. И хрупкая девичья фигурка, медленно бредущая сквозь высокие заросли травы. Снова, как и во сне, возникло желание догнать, положить руку на тоненькое плечо, развернуть к себе… Зик мотнул головой, прогоняя видение. Не сейчас ему о таком думать. Нужно собраться перед встречей с коммандером.***
Фрида поднялась в свою комнату рано. Голова болела нещадно. Видимо от полуденного солнца даже головной убор не уберег. Уставшее после долгой пешей прогулки тело тоже просило покоя среди мягких высоких перин. Медленно сняла рубашку, расстегнула пояс юбки, наблюдая, как тяжелая ткань скользит по бедрам вниз. Одежду — на кресло, потом прислуга заберет. Нет сил самой. Фрида присела около туалетного столика, взяла в руки широкий костяной гребень с изысканной резьбой. Ежедневный вечерний ритуал расслаблял и, казалось, каждое движение мягкой щётки по волосам делал головную боль слабее. От открытого окна потянуло прохладой, обнаженного плеча слабо коснулось дуновение ветра. Фрида на мгновение замерла. Это ощущение… Будто к коже прикасается кожа, а вовсе не легчайший поток воздуха. Девушка резко обернулась, сама понимая, как глупо себя ведет. Комната естественно была пуста.***
Тело ломило нещадно после всех этих изматывающих тренировок. Они были нужны, они готовили его тело и дух к тому, что сможет сделать только он. Вот только по вечерам, опуская голову на жесткую подушку, Зику хотелось уже никогда не просыпаться. Иногда сны проплывали мимо раскаленного сознания, не запоминаясь и не оставляя горького послевкусия. Но иногда, чуть чаще, сны казали частью его жизни, играя красками, запахами и … чувствами. Именно в таких снах и жила она, безымянная темноволосая девушка, с большими глазами лани и отчаянным взглядом. Иногда во снах она представала перед ним рыдающей в углу своей богато обставленной комнаты, иногда — как наполненный безудержной энергией призрак, мчащийся на лошади сквозь само время. Но чаще — просто девчонкой, одиноко бродящей среди полей, в шляпке и с небольшой дорожной сумкой. Иногда он мог коснуться ее рукой, иногда она проходила почти на горизонте видимости, оставаясь в память чувством горечи во рту. Сегодня она спала. Кровать была большая и, наверняка, безумно мягкая. Зик провел рукой по прохладной ткани простыней, повел руку дальше, где из-под, казалось, воздушного одеяла выглядывала светлая кожа. На мгновение смутился, чувствуя непривычное волнение где-то в груди. «Это все сон, — напомнил он себе, — и она тоже — только плод моего воображения». Наконец легко коснулся стройной ножки, наслаждаясь гладкостью кожи и нереальностью происходящего. Провел чуть выше, чувствуя, как смущение заливает его щеки румянцем… Девушка заерзала во сне, беспокойно повернулась, открывая лицо лунному свету. Блики от листвы за окном танцевали замысловато на ее волосах, длинные ресницы слегка дрожали, приоткрытые губы приковывали взгляд. Зик боялся разбудить это дивное видение, но еще больше боялся, что сон закончится, оставляя его наедине с реальностью. Пальцы сами потянулись к блестящей темной волне, перебирая пряди очень осторожно, чтобы насладиться, но не спугнуть… Захотелось снова ощутить её гладкую кожу — и вот, рука невесомо касается нежной щеки, проводит по контуру, недвижно застывает в уголках губ. Отступать уже некуда. «Я боюсь собственных снов», — с иронией думает Зик. И наконец накрывает ее губы своими, едва-едва, успевая только на мгновение…***
За столом шумно — семейство Райсс большое, и среди них много детей. Фрида с улыбкой слушает смешной детский лепет. И удивленно замечает, как в который раз касается пальцами своих губ…***
Зик подставляет лицо теплым солнечным лучам. После промозглого кабинета Магата постоять вот так, во дворе главного штаба — немыслимое удовольствие. Жаль, нужно торопиться. Нужно обдумать все, что так тщательно планировалось, систематизировать все дальнейшие действия. Провал — недопустим! Особенно сейчас, когда его наконец отправляют на Парадиз. Столько лет ожидания… Мужчина поправляет очки и приподнимает ворот форменной шинели: солнце — солнцем, а осень никто не отменял. Перед главными воротами пропускает группу кадетов и вздрагивает. Темные волосы не по уставу распущены, стройная фигурка. Наваждение возникает и тут же отпускает. Какие глупости, ей-богу! Она не снится ему уже несколько лет, и даже её лицо почти сгладилось из памяти. И уже не приснится — Зик знает это, не рационально, а каким-то непонятным чувством. На губах легкая горечь от паршивого кофе Магата. Надо бы покурить.