Чье-то начало

Сакура устало вздохнула и провела рукой по слегка взмокшему от напряжения лбу. Она волновалась, периодически покусывала нижнюю губу, от чего из той время от времени сочилась кровь. Выглядела девушка слегка растрепанной и испуганной, но несмотря на это, вполне довольной. Еще бы. Ей слегка за 20, а у нее уже намечается режиссура собственного документального фильма. Вообще-то, тема, затронутая в нем, была не просто близка ей, можно было сказать, что девушка практически жила ей - дышала вместо кислорода. С самого детства Сакура обращала внимание на человеческие глаза: они всегда казались ей непостижимо прекрасными. Она всматривалась, разглядывала, улавливала мельчайшие детали, которые казались совсем несущественными. И вот сейчас, когда были улажены все финансовые вопросы, найдены консультанты, проведен жесткий отбор, она была готова приступить к исполнению ее мечты в жизнь. Цель данной кинокартины - показать величественную красоту глаз, их абсолютную уникальность, затронув при этом судьбы людей и глобальные проблемы. Сакура бы не доверила снимать кому-то другому, потому что она искренне любила это дело. Пару помощников и она сама – минимум бюджета, максимум искренности. Искала добровольцев девушка самостоятельно абсолютно везде: на улице, по знакомым, давала объявление в газетах, журналах и на сайтах. Главное условие – абсолютное инкогнито. Ни имен, ни даже внешнего облика, только глаза и их история. Она позаботилась об этом, оборудовав специальное помещение, чтобы к съёмочной группе было обращены лишь глаза, а все остальное прикрыто. «Своеобразная вырезка в ширме…» - говорила Сакура, объясняя разнорабочим свою идею. Глаза и черный фон. Сакура улыбнулась. Рассказать историю позволяли не всем, некоторые нужны были лишь для массовки. Только то, что будет интересно. Только то, что тронет за живое. Любимыми героями Сакуры были пожилые люди, прошедшие войну, бедность, смерть близких, которые, рассказывая свою маленькую трагедию, не поскупились на эмоции. Их слезы, их эмоции – это должно доказать человечеству, как бессмысленна война и как много значит одна конкретная человеческая жизнь. Еще были больные неизлечимыми заболевания, и к этой категории Сакура относилась с особыми трепетом и восхищением: они смирились с этим, доживают последние дни, радуясь каждому моменту. Осознание ценности минуты и скоротечности жизни – это ведь так важно, да? Но одни глаза Сакура запомнила на всю жизнь. Люди с гетерохромией - это скорее исключение из правил, от чего такие глаза были для нее почти волшебными, будто их уникальность возрастала в несколько раз. Она посмотрела на очередного участника – точнее лишь на его глаза – и возмутилась: - Молодой человек, - было сразу понятно, что там за ширмой стоял мужчина. – Покиньте место съемок, либо снимите линзы. Мне нужна первозданная красота, данная вам от природы. Она услышала, как он хмыкнул, и, всмотревшись в стоящего напротив, уловила, что он, вероятнее всего, усмехается. Но с места не двигается. - Мне повторить? - Это не линзы. Сакура нахмурилась, сделала несколько шагов навстречу, оказавшись совсем близко-близко, и постаралась рассмотреть тонкий ободок чуть поодаль от радужки, который бы непременно доказывал ее догадку. Но его не было. Нет, это невозможно. Она широко раскрыла рот, не осознавая, как невежественно и глупо это смотрится. У стоящего напротив были исключительные глаза. Вне законов природы. Радужка правого глаза была настолько черная, что невозможно было разглядеть, где заканчивается зрачок. Левый же был воистину пугающим. Его радужка была нежно сиреневого – лилового – цвета с каким-то непонятным кругами, которые становились все ближе к друг другу, пока не переходили полностью в черный зрачок. Сакура всматривалась, нервно теребя края своей футболки. Они были незабываемыми. Они были прекрасными. Сакура настроила камеру, делая пару пробных снимков. - Что ж, - девушка дала указание съемочной группе. – Расскажи свою историю. - Моим родителям сказали, что это генетическая мутация, которая не несет в себе вреда для здоровья, лишь небольшой эстетический дефект, - он смотрел прямо перед собой, и его голос – Сакура готова была поклясться – был абсолютно чарующим. – Когда я был маленьким, меня это не напрягало. Мне исполнилось 5 лет, и какой-то ублюдок на моих глазах убил всю мою семью. Я спасся чудом, бежал от него, рыдал и слышал, как он обещал до меня добраться и уничтожить, ведь такого как я невозможно забыть. После этого случая меня забрала тетка, у которой я первый раз в жизни попросил купить мне линзы, чтобы быть, как все. Чтобы он не смог меня найти. Чтобы раствориться. И вот спустя столько времени, я здесь. Без линз. Потому что я не боюсь. Потому что я хочу встретить этого мерзавца. Он должен ответить за свой поступок. Сакура задержала дыхание и боялась проронить хоть слово. Эти воистину волшебные глаза не выражали абсолютно ничего. Они были леденяще холодные. Безразличные. Пустые. Сакура сжала руки в кулаки. Сакура проклинала себя уже в сотый раз, плутая по непонятным кварталам в поисках такси, которое она вызвала несколько минут назад, предварительно перепутав номер дома. О том, каким образом ее вообще занесло на окраину города, где каждая подворотня – наилучшее место, чтобы расстаться с жизнью медленно, болезненно и, вероятно, чтобы полиция не нашла убийцу, девушка предпочитала не вспоминать. Она шла, шарахаясь от каждого еле слышного шороха, пытаясь углядеть хоть где-нибудь камеру наблюдения, но ничего такого не бросалось в глаза. Ей было страшно. Девушка повернула в очередной раз, где-то на подкорках сознания осознавая, что до нужного места осталось совсем немного, от чего не смогла сдержать вздох облегчения. А потом она услышала нечто похожее то ли на крик, то ли на стон. Сакура затормозила, поворачивая голову налево. Она почувствовала, как все ее тело онемело, как оно перестало подчиняться ее сознание, когда она увидела лежащего около мусорного бака мужчину с практически выпотрошенным животом: огромная рваная рана зияла, из нее торчали перекрученные в неестественном виде петли кишечника, а по асфальту расползалось темно-коричневое в свете грязного фонаря пятно. Сакура задыхалась, пыталась сделать вдох. Она подняла глаза выше и увидела то, от чего ее коленки затряслись, но так и не позволяли сделать их хозяйки и шагу. Над растерзанным мужчиной возвышалась фигура его убийцы: статная, высокая, темная, ужасающая. Сакура осознавала, что должна бежать, скрыться, что ее такси недалеко, практически за поворотом, но не могла и пошевелиться. Темная фигура повернула голову в ее сторону, отчего его лицо, ранее скрытое настигнувшей город ночной темнотой, озарило тусклым светом старого фонаря. Сакура сделала вдох. Она видела эти глаза, что смотрели на нее все с тем же безразличием и спокойствием. Глаза, которые невозможно забыть. Она видела, как он сделал несколько мягких шагов ей навстречу, как аккуратно снял резиновые перчатки и сложил их в свою сумку. Девушка должна была бежать, но она стояла и не смела пошевелиться. - Сакура. Ее словно прошибло током. Он узнал ее. - Ты… - она, кажется, начала плакать, голос не слушался, дышать нормально не получалось. - Пойдем отсюда, Сакура, - девушка ощутила крепкую хватку на своем предплечье. – Тебе не стоит на это смотреть. - Ты убьешь меня? Он усмехнулся, отчего его идеальные черты лица исказились. - Зачем? - Я... – каждое слово ей давалось с трудом. – Я же свидетель. - Нет, Сакура, ты – мое алиби, - железная хватка на предплечье усилилась до такой степени, что в голову неосознанно закралась мысль, а не пережал ли он плечевую артерию и не остановил ли кровообращение. - Ты убил человека. Она почувствовала, как он резко затормозил и почти нежно повернул ее лицо так, чтобы их глаза смотрели на друг друга. Сакура ощутила, как холодные приятные худые пальцы осторожно пробежались по ее скулам, останавливаясь на подбородке. Его дыхание – мятное – на своих губах. - Иногда чья-то смерть – это чье-то начало.