Ему уже это нравится

Исак ни за что бы ни сделал то, что сделал, если бы не его слабость к экспериментам. Это не было отчаянием или что-то вроде того. Во всяком случае, Исак себе не сознался бы. В воскресенье он посетил гей-клуб. Вышло это не нарочно: Исак наугад забрёл в новое место и поначалу не понял, куда именно попал. Чуть позже, приглядевшись вокруг, Исак, конечно же, догадался, что дело пахнет «не натурально». Набравшись храбрости, он решился на одну авантюрную вещь: остаться и пронаблюдать. Клуб воскресным вечером оказался полон. Но так было даже лучше: Исак мог затеряться в толпе, оставшись незамеченным. Весь вечер он просидел с накинутым на глаза капюшоном, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, и просто всех рассматривал. Официант не понял его манёвров и по-дружески дал совет снять капюшон. − Вряд ли ты так кого-нибудь зацепишь. Новенький, да? Исак еле сдержался, чтобы не огрызнуться. Он и не собирался ничего и никого снимать. Он здесь чтобы проверить. Себя. То есть, теорию. Незнакомые лица, незнакомые имена вокруг, но для Исака это наоборот − хороший расклад. Ещё не хватало встретить знакомых. Хотя, какие, к чёрту, знакомые в подобном месте? Исак расположился у барной стойки в самом дальнем уголке. Он лениво дёргал ногой в такт весёленькой мелодии. С его места открывался хороший вид на танцпол. Мужчина средних лет заметно выделялся на общем фоне. Он смотрелся чужим среди остальных. Слишком внимательно разглядывал присутствующих, точно хищник. Его изголодавшимся взглядом награждался каждый двигающийся на танцполе парень. Не похоже, что мужик был постояльцем заведения. Задумавшись, Исак не сразу заметил, как тот выцепил его взглядом и начал приближаться сквозь толпу потных полураздетых тел. ─ Скучаешь? ─ попытался перекричать громкую музыку незнакомец и одновременно вложить в свой тон медовые нотки. ─ Нет, ─ грубо бросил Исак, не стесняясь окинуть мужика пренебрежительно-оценивающим взглядом. ─ Почему? ─ невпопад выдал тот. Видимо, не такого ответа он ожидал. Обычно все, к кому он подваливал с таким вопросом-заготовкой, непременно «скучали», поэтому его шаблонное «почему» вырвалось, скорее, по привычке. ─ Почему не скучаю? ─ саркастично ответил Исак. ─ А нужно сидеть и киснуть? ─ Если бы скучал, я попробовал бы тебя развеселить, ─ нашёлся мужик. Явно оставшись довольный своим флиртом, он шагнул ближе, теперь почти вплотную находясь к Исаку. ─ А не слишком ли старый меня «развлекать»? ─ выплюнул Исак как можно гадливее. − А кто это тут у нас? Мальчик, который не смыслит в опытных и знающих себе цену самцах? − Ох, еба-а-ать, − «какая отвратительная жирнота», − подумал Исак. Мужик не растерялся. ─ У тебя глаза такие голодные, боюсь, как бы кто другой не перехватил тебя. Ты хорошенький. − У меня глаза голодные? Кто бы, блядь, говорил! ─ Твой дружок не будет против? — не отставал мужик, почти не вслушиваясь в ответы. Он был из тех, кто не успокоится, пока не выдаст все заученные фразы, прежде чем согласится с отказом. ─ Нет, блядь, у меня никакого дружка! Фраза «я не гомик» в подобном месте повлекла бы за собой много оправданий, а ему не хотелось развивать никаких бесед. ─ Как тебя зовут? − Мужик почти излучал отвратительные флюиды, Исаку хотелось отдалиться от него, будто они однополярные магниты. − Слушай, чувак, я не утверждаю, что я супер охуенный, и что ко мне должны только модели подкатывать. Но, блядь: ты себя вообще видел? Ты же мне в отцы годишься. Какое громадное самомнение, на десятерых неудачников раскидать — хватит с головой. Отвали уже. Исак даже разочаровался: разве он настолько стрёмный, чтобы к нему клеились только подобные отморозки без фантазии? Выражение лица мужика стало глуповатым. − С таким острым языком ты себе тут никого не снимешь, сладенький, − напоследок сказал мужик. Прежде чем он удалился восвояси, Исак почувствовал, что от того ужасно несло туалетной водой и сигаретами. Воняло так выразительно, будто мужик вылил на себя весь годовой запас парфюма и скурил целую табачную фабрику. Некстати Исак подумал о запахе масляной краски, напоминающей ему детскую творческую школу. Вспомнил, как привлекателен и вкусен этот аромат, насколько он полная противоположность всему, что окружало Исака в этом гей-клубе. Запах с недавних пор носил вполне конкретное имя. Исак испытал огромное облегчение, когда понял, что ему не нравится всё происходящее вокруг. У него не вызвал симпатию ни один широкоплечий и мускулистый парень с танцпола. Ни манерные типы вроде Эскильда. Ни неадекваты, разукрашенные косметикой и блёстками. Это значило, что с Исаком всё в порядке. Он не зря остался на эту свою «диагностику». Исак ушёл из клуба раньше, чем на него снова бы обратили внимание. Это место не для него, эти люди — тоже. Он был счастлив убедиться в очередной раз.

* * *

Бэк Насхайм бессовестно портил всю статистику эксперимента. Если Исак после своего похода в пидорский клуб окончательно убедился в собственной сексуальной ориентации — «нормальной», то Насхайма почему-то никак не выходило «подогнать под получение данные». В конце концов, Исак решил не париться. Его реакция на это «исключение» возникла лишь из-за опеки со стороны Насхайма, которая Исаку, откровенно говоря, льстила. Никто никогда не дарил Исаку канцелярские принадлежности. Никто никогда не приносил ему чечевичную кашу. Исак даже не знал, что её можно есть. Он был не в курсе, что его тёмные круги под глазами — от недостатка витаминов группы «В», а эта чечевица могла спасти положение. Он бы вообще никогда ничего такого не заметил. Насхайм заметил. Но теперь Исак был больше уверен в себе. Плевать он хотел на Насхайма. Он ничего не сделает Исаку. Исак (18:19) Заберёшь всю свою дорогущую хуйню, которую ты насовал в мой шкафчик. И чтобы больше я этого не видел, ты понял меня, Насхайм? Педрила (18:19) Она не дорогая, Исак. Я всего лишь купил её за деньги. Исак (18:21) И откуда у тебя мои фотографии? Педрила (18:21) Из твоего фейсбука. Исак (18:22) Я говорю о других, болван. Кто тебе разрешал меня фотографировать? Педрила (18:22) Я сам себе разрешил. Я такой плохой парень ;) Ты красивый, тебя хочется запечатлеть на снимке. Исак (18:23) Фотографируешь, значит, а потом дрочишь, так, что ли? Педрила (18:24) Нет. А ты хочешь, чтобы я это делал? Исак (18:25) Я запрещаю тебе. Педрила (18:25) Снова разговоры, касающиеся моего члена. Мне нравится. Исак (18:26) Хотя бы что-то его касается. Сотри немедленно фотки, все до единой. Педрила (18:26) Если только с оригиналом стану видеться чаще. Я скучаю. Ты съел кашу, Исак? Исак (18:28) Какой ты отвратительный. Представляешь каждый вечер, как меня шпёкаешь, признайся! Педрила (18:29) Боже, помоги мне донести до этого великолепного парня всё то, что до сих пор не получается. Я бы не стал тебя «шпёкать», Исак. Я бы долго целовал тебя. Очень нежно, медленно… Исак (18:29) Ещё хоть одно слово… Педрила (18:29) В места для поцелуев. В родинки. Исси, тебе ведь нравится то, о чём мы разговариваем, правда? Люблю, когда ты пишешь первым. Это создаёт иллюзию взаимности. Исак (18:30) Я написал тебе, чтобы ты прекратил пихать мне всякую хуету в шкафчик, Насхайм. Педрила (18:30) Ты не можешь мне запретить. Любой адвокат меня оправдает :D Почему ты ни разу не назвал меня по имени? Исак никогда не умел называть малознакомых людей по имени. Только у себя в голове. Вслух чаще всего он говорил: «Эй, ты», или просто безымённо обращался к кому-либо. Произносить чужое имя — очень интимно. Это почти выражение доверия. А Насхайму Исак не доверял. Тот ведь ломал всю статистику.

* * *

На следующей неделе в качестве отработки у Исака с Насхаймом появилось новое задание. В среду после занятий им было поручено помогать с уроками отстающим в развитии школьникам. − Разве им не нужен особый подход? — откровенно говоря, Исак нервничал из-за их предстоящего дела. − Мы ведь не профессиональные педагоги. Мало ли, не то скажем, не так посмотрим. − Иногда таким детям нужно почувствовать, что они такие же, как и остальные, − объяснил Насхайм так спокойно, точно занимался подобной работой не впервые. Исаку достался угрюмый полненький мальчишка в линялой футболке, из которого, хоть головой бейся, слова не вытянешь. У Исака так и не получилось затеять между ними дружескую непринуждённую болтовню. Про себя он дал парню имя «Красная футболка», плюнув на свои попытки произвести впечатление своего в доску. Он открыл учебник биологии и решил просто заняться прямыми обязанностями, не вовлекаясь душой. Исак не услышал от Красной футболки ничего, какой бы вопрос он ему ни задал. − Существует пять царств всего живого, − пытался достучаться Исак. — Бактерии, вирусы, грибы и… Назовёшь остальные сам? Мальчик только пялился перед собой невидящий пустым взглядом. − Ну же, ты ведь знаешь. Это легко, − Исак показал на иллюстрацию цветка. — Царство… Ну? Что это? — Исак ткнул в другое изображение − гепарда. — А это? «Пожалуйста». За полчаса их занятия он так ничего и не добился от мальчишки. Тот не пошевелил и пальцем, чтобы заполнить свою рабочую тетрадь. Исак бился, бился, дёргался в своих попытках, как в силках, но так и не смог. Силы и остатки уверенности умирали в нём. Ему казалось, что он рвался сквозь забитые стены, карабкался и обдирал себе пальцы, ногти до крови, но всё было напрасно. Это не имело никакого значения, он мог просто начихать на всё, но Исак отчего-то чувствовал, что ему это нужно, будто он что-то изменит для себя. Будто если у него получится, он справится с самым важным для него конфликтом. «Умоляю, сделай хоть что-нибудь. Обрати на меня внимание». Исака окатила ледяная паника. Он немного задрожал, что-то с силой начало давить ему на глаза изнутри. От охватившего напряжения Исаку хотелось нервно дёргаться. Посреди этого равнодушия, он как электрический провод, искрящийся в луже воды. − Но я хочу сделать открытку сейчас, − словно сквозь вату в ушах расслышал он. − Солнышко, Рождество ведь ещё не скоро. Мы обязательно смастерим рождественские открытки, но позже, − успокаивал Насхайм девочку своим глубоким голосом. Стол, за которым они сидели, для Насхайма оказался маловатым, его колени упирались в столешницу, еле умещаясь под ней. Он выглядел переростком, но ему это даже шло. − Но я хочу, − настаивала девочка. У неё были длинные и яркие, похожие на золото, волосы, собранные в тугую косу. Принцесса со стержнем внутри. Или хулиганка с ранимой душой. Она напомнила Исаку Рапунцель в мальчишеской одежде. Она напомнила Исаку… Паника сдавливала его со всех сторон. Она лезла со стен, спускалась с потолка, просачивалась во все щели в комнате, будто оседая прямо Исаку на темечко. Внутри головы раздавался крик: собственный, чужой, смешавшийся. Он слышался из далёких воспоминаний Исака, как из конца тоннеля. Голос отражался от черепной коробки, точно отскакивал эхом от стен. С глаз девочки покатились огромные слёзы, но она не всхлипнула, только расстроенно слушала, как Насхайм без суеты ей что-то говорит. Её рыдания были вовсе не для привлечения внимания. Она лишь не могла сдерживать эмоции. Исака охватывало дежавю. − Ладно, милая, − сдался Насхайм. − Давай сделаем рождественского ангела и открытку. Глаза девочки засияли. Почувствовав облегчение, Исак почему-то тоже обрадовался. Девочка прижалась боком к боку Насхайма, и тот, оставив быстрый короткий поцелуй на её золотой макушке, принялся вырезать из картона. Весь повязанный смешанными мыслями, Исак хотел подняться из-за парты. Парнишка в красной футболке, заметив неладное, наконец-то перевёл свой стеклянный взгляд на него. Отодвинутый стул под Исаком громко прогудел. Слабые ноги плохо слушались. Исак подёргал себя за ворот, некомфортное чувство стягивало ему шею. Насхайм взглянул на него своими ясными глазами, мягко улыбнувшись. Маленькие детские ножнички в его руках смотрелись причудливо, почти экзотично. Он почти сразу понял, что-то не в порядке и поспешил на помощь. − Привет, парни, − Насхайм присел напротив. − Вижу, у вас тут дела идут не очень хорошо. Юнас, это Исак. У Исака есть друг с твоим именем, а у тебя — брат, которого зовут Исак. Забавно, правда? Юнас заинтересовано прищурился. — Послушай, что он рассказывает, пожалуйста. Он на самом деле очень умный. − Мой Исак − тоже, − хрипло заговорил Юнас. − Да, так и есть. Немного помедлив, Юнас взял карандаш, подвинул к себе тетрадь и принялся заполнять строчками таблицу. «Цар-с-тво бок-терии» − написал он. Через полчаса Юнас закончил, а Насхайм с девочкой смастерили из картона ангела. Немного стесняясь, девочка протянула открытку Исаку, и, порозовев от смущения, быстро выбежала из класса. От чудовищной растерянности Исак наверняка выглядел нелепо. Внутри открытки скрывалось послание, выведенное наполовину рукой Насхайма. Буквы плясали перед глазами, поэтому Исак бездумно прочитал строчки, пытаясь справиться с накатывающими чувствами. Насхайм синхронно с Исаком углубился внутрь класса, точно примагничивался к нему. − Исак, всё порядке? — глаза Насхайма обеспокоенно забегали по его лицу. Исак глотнул много-много воздуха. Он ощутил столько благодарности к этому человеку, сколько человеческое тело едва могло вынести. Просто потому, что Насхайм был с ним. Просто потому, что он сделал то, что сделал. Исак бы никогда не справился в одиночку со своими прошлыми страхами, воплотившимися в обыкновенной жизненной ситуации. Паника медленно покидала Исака, принося за собой небывалую лёгкость. Насхайм словно залез в чужую голову, рассеял там туман. Будто был тем, кто сделал Исаку искусственное дыхание, непрямой массаж сердца. − Что с тобой? − Эвен, − проговорил Исак так тихо, что Эвену пришлось подойти ближе, чтобы расслышать. — Спасибо. Взгляд Эвена сделался успокаивающим. Он весь словно бережно окутывал Исака своим присутствием, своей непостижимой магией. Едва касаясь, пальцы Эвена остановились на талии Исака. − Ты назвал меня по имени. Эвен был именно таким, каким Исак хотел быть, если бы он не был самим собой. Тем, с кого он хотел брать пример. Тем, с кем Исак хотел бы остаться. − Ты прочитал пожелание на открытке? − Да, − Исак боялся разговаривать. Эвен слишком внимательно следил за его шевелящимся кончиком языка во рту. − Подаришь мне? − Что? − Поцелуй. Подаришь мне его? Раз уж сегодня Рождество. − Что? − Ты не прочитал, − улыбка окрасила лицо Эвена яркой краской нежности. − Скажи снова… Взгляд Исака блуждал от чужого подбородка до самой макушки, точно заблудился. − Назови меня снова по имени, − подсказал Эвен. Около лица Исака искрился знакомый запах краски. Эвен приблизился, почти соединив их губы. Но ничего так и не произошло. Губы Исака зудели от несостоявшегося поцелуя. − Скажи, − прошептал Эвен осторожно, но настойчиво. И Исак, как по мановению произнёс: − Эвен. Эвен втянул воздух, будто его имя, произнесённое Исаком, теперь плавало где-то вокруг, и он хотел его вдохнуть. − Скажи ещё раз. Исак боялся пошевелиться, даже лишний раз взмахнуть ресницами. Одно движение — и он сдастся, вылезет из этого вакуума навстречу чему-то по-настоящему живому. Оно тянуло его к себе магнетически. Отступившая паника смешалась с головокружением. Его отпускало и заворачивало снова. − Эвен, — снова сказал Исак. − Теперь оно отпечаталось на твоем языке, на внутренней стороне щёк. Я должен его сцеловать. Колени Исака подкосились, горячее ощущение растеклось внизу живота, расплескалось внутри, устремившись в грудь, где перехватывало дыхание. Исак покорно тонул. − Оно ведь принадлежит мне, − произнесли губы Эвена около его губ. − Значит, я могу. Исаку хотелось сказать хоть что-то, но стоило бы ему открыть рот, и Эвен залез бы туда своим языком. От недостатка воздуха, Исак снова немного занервничал. Нижняя челюсть показалась необычайно тяжёлой. Эвен погладил его губы своими, и тогда Исак, не ожидая от себя, тихо простонал. Стоило ему это сделать, как Эвен обхватил его нижнюю губу и стал неторопливо мягко посасывать. Мокрый и обжигающий язык скользнул в приоткрытый рот, принявшись вылизывать его изнутри. Сочно, жарко. Воздух вокруг показался каким-то необычайно вкусным. Под прикрытыми веками Исака всё пылало. Островки кожи на лице, куда точечно дотрагивался Эвен своей кожей, плавились под нежностью касаний. Исак застонал громче, откидывая голову и откровенно позволяя забраться языком дальше, глубже. Эвен целовал его долго, мягко, ласкал губами, языком и зубами, улыбаясь в поцелуй. Вдоволь насладившись своей победой, тёплым мокрым и податливым ртом, он упёрся лбом в лоб Исака. Исак дышал полной грудью и пытался прогнать чувственное опьянение. − Это, − наконец, заговорил Исак, не зная точно, что ему сказать, − не делает меня геем. Эвен поднял голову, посмотрел внимательно, серьёзно. − Конечно нет. Его пальцы аккуратно погладили Исака по щекам. Исак знал, что нужно отстраниться, но они через прикосновения словно что-то ему рассказывали, а он слишком хотел дослушать до конца. − Это не способно сделать тебя тем, кем ты не являешься, − Эвен убрал свои руки, а Исаку стоило труда не потянуться за ними лицом.