Лисица

Тонкий звон хрупкого весеннего льда резанул тишину; человек, пришедший с долин, обернулся, но никого не увидел. Там, внизу бушевала молодая листва, а горное озеро было еще в плену льда и прохлады. Он пришел сюда по лисьим следам и совсем не удивился, обнаружив, что на этой горе находится святилище Инари, однако едва заметная цепочка следов вела в сторону от тропы, к храму. – Что же ты прячешься, – он оглядывался, куда его заманила лисица. Звонкий смех раздался почти за спиной, и он снова обернулся к озеру, и обмер. В черной юкате босиком плясал не то юноша, не то девушка – рукава открыли вздетые тонкие руки, блеснул браслет, тот самый, что не так давно пропал с алтаря в доме. Лисья маска хитро щурилась, танцор и не думал приближаться к берегу, продолжая пляску, а в такт ему пел лед. Человек пытался не поддаться – лисы коварны, но танец лишал воли; каждый прыжок, взмах открывал манящее тело, а в складках юкаты мелькал белый хвост. Ни пола, ни лица – но это существо соблазняло одними движениями и прищуром маски. И он шагнул за кицунэ – лед еще держал его, а лисица замерла, склонив голову на бок, оскал маски стал смеющимся. – Наконец теперь я тебя нашел, поймал, – он протянул руку, и лед треснул, а кицунэ, хихикая, сбежала на берег. Человек успел только вскрикнуть, как ушел по шею под воду; выбирался он долго, богохульничая, однако лиса не сбежала – наблюдала с валуна, качая ножкой. – Остудил свой пыл, человек? – осведомилась кицунэ, когда он, стуча зубами от холода и пытаясь кутаться в свое белое кимоно, приблизился. – Демон, истинно женщина, – произнес тот, любуясь изящной фигуркой. – Я кицунэ, я то, кого видит твое сердце: сегодня я твоя женщина, а завтра – чужой мужчина, – лисица, однако, потянула алые ленты маски. Мужчине показалось, что он и моргнуть не успел, как неопределенное существо перед ним обрело определенные черты, и в ладошки захихикала черноглазая девчонка. Ему только и оставалось смотреть на воплощенную мечту, и он снова протянул руку. Она вложила в его ладонь свою, смотря в глаза, смеясь и обещая сделать счастливым. И стало не жаль брошенной в злости Инари клятвы, сбитых ног и мерзнущего тела. Он ушел за ней к храму, держа в руках маску; с распоротых о лед пальцев текла на нее, рисуя новый узор, кровь. И не оставалось за ними следов – человек оставил все, чем был в холодной полынье, пути назад нет. И только белый лис видел их, разложив на снегу несчетные хвосты.