311

Как это всегда бывает в середине осени - на кирпично-розовой брусчатке перона вихрем крутились пожелтевшие листья клена. Загудел локомотив и набитый пассажирами состав тронулся в далекий путь, прорезающий вечную мерзлоту диких степей. Окна вагонов зажглись теплым желтым светом старых светильников. Поезд ехал уже сорок две минуты, но оживление после посадки еще не утихло. Где-то слышался смех, где-то камерное пространство прорезали именные оклики. Экспресс номер триста одиннадцать начинал жить своей дорожной жизнью, на полной скорости несясь навстречу звонкой октябрьской ночи. Под мерный перестук стальных колес завелись вечерние разговоры. Двери купе прикрыты, проводники в кобальтово-синей форме разносят чай в граненых стаканах с серебряными подстаканниками. На задернутых занавесках играют беззаботные тени беззаботных людей. отправившихся в это путешествие с разными намерениями и одинаковыми билетами. В первую ночь разговоры самые длинные. На часах девятого вагона бронзовая стрелка с щелчком остановилась на двенадцати. В коридоре погас свет, но в закрытых купе диалоги и не думали затухать. Кто-то проговорит так до самого рассвета, и полуосознанном состоянии ляжет спать, но сейчас, в вагонную полночь, жизнь бурлила. В кабине локомотива было тихо. За наполовину запотевшим стеклом луч прожектора выхватывал двадцати метровый участок пути. На приборной панели стояла толстая керамическая чашка с дымящимся чаем. По чашке легко можно было распознать машиниста - у него одного она была своя. Второй машинист сидел рядом - как и во все предыдущие рейсы, он не спал до своей смены, сам не зная почему. Первые сутки в поезде никто не хочет и не может заснуть. Локомотив иглой пронизывал толщу внешнего пространства, готовясь перейти в иной, одному ему открытый мир. В последнем вагоне состава последним эхом отдавался стук тяжелых колес. За ним была тишина и отдаляющееся промерзшее пространство степи. Здесь разговоры шли особенно живо, то ли люди здесь были другие, то ли последняя дверь, за которой ничего нет, придавала желание оттянуть момент наступления тишины. Из открытой длинной форточки, извиваясь, тянулся дым, и, подхваченный воздухом, уносился в степную мглу. Блестящие зеленые глаза расфокусированным взглядом проникали за горизонт дикого пространства. Дымчатые волосы трепал ветер, в морщинах на загорелой коже можно было разглядеть сотни жизненных дорог, переплетавшихся между собой в паутину вечных странствий и поисков, побед и поражений, отчаяний и надежд.