Последняя песнь пересмешника.

Зима пришла. Север давно это знал, больше, чем какое-то из иных королевств Вестероса. Солнце давно уже скрывалось за нависшими тучами на бескрайнем небе, плавно и беспечно погружалось в вековую тьму. Зима… что это вообще значит? Конец света? Можно и так сказать, в конце концов. Люди давно молятся своим богам, старым для этого мира, но единственным праведным для народа Севера, соблюдают святые их законы и чтут традиции, что увековечены были в тысячелетиях, хоть некоторые и умоляют о милосердии Матери и справедливости Отца на последнем в их жизни суде… «Да пускай же не отвернут старые боги и семеро взгляда своего праведного от сердца суровых тех земель в сей час, когда покинул их молодой отважный волк и нынешний лорд Севера, что бастардом считался время столь долгое. Да свершится же правосудие и любой враг рассекреченным станет...» Дни пролетали быстро, казалось, что вечная ночь всё больше и больше вытесняла их, стараясь встать на их место. Величественный замок Винтерфелл сурово стоял в самом сердце Севера, внушая почтение своим мрачным видом и высокими чёрными стенами, что предотвратили ни одну осаду и не в первый раз подлежали к незначительному их исправлению. После сожжения этой старинной крепости и, в дальнейшем, поверхностной реставрации родом Болтонов, замок заметно изменился. До сих пор в нём оставалось что-то от этого дома, что предал Старков и навсегда канул в небытие, как и великие дома Баратеонов и Тиреллов, что вскоре забудутся, превратившись в ничтожный прах прошедших лет под натиском неумолимого и беспощадного времени. Их игра окончена, они остались ни с чем и покинули этот мир ни с чем, их партия отыграна, и искусные игроки уже расставляют свои новые пешки, перекидываясь парой азартных взглядов с судьбой. Этот мир—игра, быть может, слишком жестокая, может, слишком рискованная, чтобы решиться на первый ход, и это дело каждого. Все знают, что по окончанию не будет ни правых, ни ложных, будет лишь победитель, с никчёмным куском золота на голове и стальным стулом за спиной. Но все победы временны. Короли продолжат сменять друг друга будто перчатки, а искусные заговорщики продолжат плести свои изящные и столь дорогие им интриги за спиной у «короны». Так было, есть и будет, ведь такова структура власти в этом бренном мире, да хранят его все семеро. Кто-то умирает, кто-то мстит, ну а некоторые не впутывают себя в эти дела, не марают свои руки, а лишь ведут свою игру где-то в стороне, ставят на кон всё, что имеют и пытают удачу, расставляя свои пешки на новой доске. Их маски меняются одна на другую, по мере расставленных по своим позициям врагов и возможных союзников, что в будущем станут врагами. «Санса, милая моя Санса, как много тебе предстоит узнать об этом мире, о мире, где справедливость вершим мы сами, о мире искусных лжецов и наивных марионеток…». Сколько уже суток прошло с того момента, как Джон покинул обитель Старков, оставив леди Винтерфелла одну в холодном замке, будто вновь заперев как птицу в клетке. День, второй… Санса всё смотрит с заснеженной стены куда-то в белую даль, что скрывает собой многое от её взгляда. По её огненно-рыжим волосам, стекающим по плечам, будто игривое пламя, спускаются ажурные белые снежинки, что от любого прикосновения к горячей коже девушки моментально тают, оставляя после себя лишь невидимые, но ощутимые капли воды. Она растёт, умнеет, учится… пусть и не так быстро, как сама бы хотела, но всё же делает успехи. Она уже далеко не та девчушка, что радостно хлопая в ладони, покидала ворота замка, отправляясь в Королевскую Гавань со своим ещё живым отцом. Леди Винтерфелла неслышно вздыхает, всё также смотря в невидимую за пургой даль, аккуратно держа в своих тёплых и изящных руках письмо, доставленное сегодня вороном. Вести её вовсе не радовали, пусть письмо было и от её брата, от которого она так ожидала увидеть хотя бы любой клочок бумаги. Ах, отец, мать, братья… Она и так потеряла многих, кто был так дорог ей, среди живых её родственников остались лишь сестра, что кажется, готова убить её, брат, что после открытия своих новых способностей полностью изменился и уже никогда не станет прежним, да ещё один брат, что отбросив корону Севера, присягнул на верность великой «Матери Драконов», о которой в это время, в тайне, да и просто на улицах, шептались люди… Столь застоявшуюся тишину прерывает знакомый мужской голос: — Какие новости от вашего брата, миледи? Девушка легонько вздрагивает от неожиданности, ведь ей некому доверять, ей сложно повернуться на голос, ответить… Она пытается спрятать лицо в меху, спрятать и больше никогда не слышать этот голос, что столь ласково отравлял её слух своей сладкой ложью, что так изящно ею манипулировал, что так искусно одурманивал её разум, пользовавшись её наивностью, и что без единого сомнения любил её, как когда-то любил её мать, а скорее всего даже больше. Санса напряжённо молчит. Она понимает, что лорд Бейлиш знает больше неё, всё-таки это же его игра. Она понимает, что он всё это время всегда знал больше неё, был впереди неё, не на шаг и не на два, а намного больше. Неожиданно её ладонь чувствует мех, в который облачена холодная, но от того не менее знакомая рука. — Они, возможно, сыграют свадьбу… Всё к этому и ведёт, история повторяется, вот ведь ирония, не так ли? Порой сведение домов служит фундаментом к великим союзам, а порой… к тому, что мы сейчас имеем. Судьба изменчива ко всем нам, и те, кто были впереди, споткнутся и упадут назад, отстанут и не факт, что поднимутся и попытаются вновь. Петир неслышно ближе подходит к Сансе, смотрит своим пытливым взглядом в её глаза. В её прекрасные, голубые глаза, в которых можно было попросту потеряться, позабыв о проблемах, что и вправду рушат этот и без того шаткий мир. Но Санса отстраняется, то ли от того, что уже не столь наивна, то ли попросту от смущения. Безусловно, Пересмешник замечает это, второй рукой аккуратно проводит по локону её огненных волос, при этом так нежно, будто и вправду мог обжечься. «Милая моя Санса, знала бы ты, как прекрасен твой облик, как хрупко ты выглядишь, но уже многое понимаешь, как сильно ты напоминаешь Кэт…». И вот они стоят непоколебимо, вне времени, вне этого мира. Он смотрит на её лицо, аккуратно приобнимает за плечи, она же устремляет свой взор в сторону, незаметно краснея, пытаясь скрыть своё смущение за простым румянцем от мороза. Петир видит это, видит её всю, как ему кажется. Смотрит на неё, как в раскрытую книгу, узнавая в любом её не столь заметном действии определённые чувства, эмоции. Он знает, что она в глубине души хочет верить ему, но не может… Он слишком хорошо её знал, как ему казалось. — Что ж, я бы посоветовал вам пройти со мной в покои замка, не стоит вам отмораживать ваше прекрасное лицо. Но Санса молчит, продолжает стоять, всё также сжимая в руках бумагу с никчёмными символами и буквами, кого это уже волнует, письмо стало для неё простым мятым куском недоразумения, не более. Пересмешник видит её напряжение и понимает, что она не пойдёт за ним, не в этот раз, не в последующие. Спустя продолжительные минуты молчания, Санса чувствует, как цепкие, словно когти птицы, пальцы исчезают с её плеч и волос, слышит хруст снега под подошвами сапог, что отдаляется от неё и утихает вовсе где-то на другом конце стены. И вновь она одна, наедине со своими противоречиями, со своими страхами и раздумьями, что вот уже какую ночь лишают её спокойного сна. Ей больно это признавать, но она должна. Она дорожит своей семьёй больше любого другого, и она обязана выполнить то, что обещала сделать с виновником. То, что каждую мучительно тревожную ночь после смерти отца проговаривала у себя в голове, находясь в своих покоях. Она знала, что Мизинец любит её, конечно, использует для своих целей, но всё равно любит. И она знала, что не отдай бы он её на растерзание Болтонам, не было бы и половины всех страданий, что она перенесла за свою всё ещё короткую и только расцветающую жизнь. По щеке невольно стекает незаметная под взглядами, но столь ощутимая, пронизанная холодом и болью, слеза—никто её сейчас не видит, ей можно. Леди Винтерфелла вновь ловит себя на мысли, что она должна это сделать. Слишком долго она страдала, слишком долго её без укора обманывали ради своей выгоды, в ней вновь загорается огонь ненависти. Наконец, бросив последний взгляд на белое «ничто», закрывающее собой линию горизонта, Санса спускается вниз, дабы свершить своё правосудие, свершить свою месть. «Санса, дорогая моя Санса, ты многому научилась и учишься, твой взгляд так напоминает о ней, твоя походка, грация, губы… всё досталось тебе от твоей матери, которую ты даже превзошла…» И вот она уже сидит на своеобразном троне в главной зале и ждёт изменника. Ей и вправду сложно решить, она боится вновь обречь себя на страдания, боится ошибиться в выборе. Рядом с ней сидит Бран, он напряжённо всматривается в угол залы, по периметру которой стоят рыцари долины, а в углу и сам лорд Бейлиш. Двери распахиваются, двое стражников в серебристых доспехах ведут к центру комнаты Арью Старк. Санса смотрит на сестру, плавно переводит взгляд на других, кто присутствуют в зале. — Измена—поступок, который является относительным в нашем мире, так же как и всё иное. Для кого-то это хорошо, для другого же плохо и карается смертным приговором. Многие ли из вас являются изменниками, многие ли каются в своих поступках? Голос её периодически дрожит, но, поборов приливы страха и неуверенности в себе, она произносит: — Что вы скажете на этот счёт, лорд Бейлиш? Вам, как никому иному из присутствующих тут, должно быть известно, как люди могут изменять друг другу. Зал устремляет многочисленные взоры в сторону Мизинца. На его лице выражено недопонимание, страх. Он знал, что сведение сёстер друг против друга могло стоить ему его жизни. Он знал и рисковал всем, ведь, если ты вовсе не рискуешь, то не сможешь остаться в выигрыше, никогда. Но даже сейчас, осознавая то, что конец уже близок, он смотрит с отчаянием в глазах на Сансу, пытается доиграть свою роль, понадеяться на, казалось бы, невозможное спасение в виде леди Старк, в виде её помилования. Он в недоумении выходит вперёд, предстаёт пред ещё более пристальным взором остальных… История повторяется, вот ведь ирония. И вновь Пересмешник ощущает всю свою ничтожность, как в тот момент из прошлого, когда наивно веря в удачу и идя на риск, он чуть не погиб от руки Брандона Старка. Осознание того, что все его действия раскрыты, что он уже не такой великий и ужасный лорд Бейлиш, а лишь жалкий Мизинец, без гор золота и почётного места в малом совете, без долины. Обдумав очередную попытку избежать летального исхода, Петир не очень уверенно начинает: — Санса, пожалуйста, я могу объясниться, я могу об этом поговорить, мы можем об этом поговорить, только выслушай меня, я всё понима… — Довольно оправданий, лорд Бейлиш.- резко прерывает его скомканную речь Санса. Что она может сказать? Что она может изменить? Её разрывает от противоречий, она не может ничему помешать, ей даже немного противно видеть перед собой стоящего на коленях того, кто, играя своими пешками, развязал всю эту войну, ведь сейчас он так жалок, так унижен… Леди Винтерфелл вновь прерывает резким движением попытку продолжить оправдания со стороны изменника. — Вы знали, что я верила вам, вы также знали, что меня легко использовать. Вы всё это задумали, из-за вас всё началось, но теперь… Теперь это уже неважно. Как вы знаете, изменников и предателей ждёт лишь одна участь. — Санса, я… Я любил тебя, любил и люблю, ты это знаешь, ты это знаешь больше, чем все здесь вместе взятые… — Достаточно. Ваши пустые слова не спасут вас. Однако… хотелось бы поблагодарить вас за то, что помогли мне научиться понимать этот мир. Я этого никогда не забуду. Бейлиш бросается на колени, ноги его уже не держат. Он уже полностью осознаёт, что проиграл, что оступился и летит в пропасть навстречу своей смерти, понимает, что никто не заступится за него, никого не волнует его жалкая жизнь. — Санса… Кинжал из валирийской стали, управляемый чьей-то твёрдой рукой, вонзается в плоть, аккуратно её прорезает, вырывается из неё так же неожиданно, как и появляется в ней. На шее проступает кровь. Слишком поздно что-то менять, слишком поздно о чём-то думать… остаётся лишь о чём-то жалеть. Залу наполняют звуки, что вечно предвещают чью-то смерть. Петир хватается руками за горло, кашляет, задыхается, дрожит от страха и боли, столь невыносимой и смертельной боли. По его цепким пальцам, что не так давно управляли судьбами многих людей Вестероса, стекает алая горячая кровь. Но Санса смотрит, она должна, должна видеть, как вершится правосудие, как вершится хладнокровная месть за семью, что навеки была утеряна. Пересмешник в последний раз смотрит на Сансу, а затем взгляд его мутнеет и тело падает посреди зала на холодный каменный пол. «Санса, великая и столь прекрасная Санса… певчая птица, что стала грозной волчицей. Ты не можешь убежать от правды, как и он не смог. Ты ненавидела его, но любила…» Постепенно все присутствующие стали покидать залу, в числе первых оказалась и сама леди Старк. Аккуратно подойдя к тому самому месту на стене, которое она не так давно покинула, и, взглянув своими голубыми глазами на продолжающуюся пургу, она невольно начинает дрожать, теряться в мыслях. Правильно ли она сделала? Отомстила ли? Теперь это решать только богам… По тёплой щеке невольно вновь стекает слеза, затем вторая, третья… Она осознавала, что совершила. Теперь она продолжит утешать себя долгими холодными ночами тем, что это всё равно был её долг, внушать себе это, идя на самообман… Если, конечно, эти ночи и вправду будут… А в голове творился хаос, в мыслях отчётливо эхом слышалось лишь одно, последнее его слово: «Санса».