Бродяга в кадре

      Как ни посмотри, но кепка висела кривовато. Да и вообще совершенно не смотрелась на берёзе. Не то, чтобы Виктору Сергеевичу было до этого какое-то дело, но вот именно сейчас и именно в этом месте такое положение дел его совершенно не устраивало. Почти бесило. Крайне редкое проявление чувств в его жизни. Давненько уже мужчину не цепляло что-то настолько сильно, как эта странная, нарушающая все законы построения композиции, попытка сделать фотографию.       А ведь день так хорошо начинался. Встав по старой привычке с утра пораньше, уже немолодой художник вознамерился слегка отвлечься от приевшегося в последние дни заказа, оказавшегося неожиданно не таким простым, как думалось поначалу. И с этой целью отправился на берег всё ещё живописного, несмотря на повсеместную застройку, пруда, который находился совсем недалеко от дома Виктора Сергеевича.       Водная гладь серебрилась в по-утреннему косых и по-осеннему холодных лучах солнца. Тёплое пальто не давало замерзнуть устроившемуся на скамейке телу, а укутанные в тонкие перчатки руки, не чувствуя октябрьской прохлады, уверенно выводили наброски на очередном листе бумаги.       Нынешний заказ был не то, чтобы очень уж сложен, скорее наоборот – весьма прост. По крайней мере в своей формулировке и представлении заказчика в лице городской администрации. Всего-то и делов, что проиллюстрировать альбом, выпускаемый к скорому юбилею города. На работу у него оставалось ещё минимум полгода.       По задумке он должен был просто зарисовать памятные места и панорамы города. И вправду – ничего сложного для человека половину жизни отдавшего искусству городского пейзажа. Но, как назло, работа от чего-то не клеилась. В паре картин, нарисованных на пробу, вроде бы было всё сделано как надо: ракурс и композиция, цвета и тени, стиль и сюжет. Да и как могло быть иначе при его-то опыте? Представитель администрации, курирующий этот проект, в общем-то остался доволен. Но сам художник был иного мнения, он видел, что в них нет глубины, жизни, эмоций – того из чего складывается душа города. Того, что он ощущал с самого детства гуляя по родным, знакомым, казалось, до каждой трещины на асфальте, улицам. Совершенно неожиданно обнаружилось, что в его работах не было души того места, где он прожил всю свою жизнь и которое, похоже, совсем перестал чувствовать. Именно об этом говорили сделанные картины.       И сегодняшний день Виктор Сергеевич хотел всецело отдать неторопливым размышлениям в прекрасно подходящем для этих целей уголке природы в самом сердце города.       Но тут, в месте, ставшем для него уже давно не просто скамейкой под деревом на берегу, а своеобразной точкой умиротворения, где он привык встречаться со своей Музой – происходило ЭТО. По сути своей – форменное безобразие. И происходило оно прямо у того дерева где сидел мужчина. Некто, по внешнему своему виду относящийся к неформальной молодёжи, старательно устраивал на суку берёзы чёрную кепку с нарисованной над козырьком рожицей. И отходя на пару шагов, делал очередной кадр на типичную «мыльницу». И это действо повторялось уже раз пять. Снова повернув голову и взглянув в сторону кепки, немолодой художник глазом профессионала оценил и неподходящий ракурс, и отсутствие сюжета, и свет льющийся сквозь золотую крону прямо в объектив.       Странный порыв охватил Сергея Викторовича, нечто похожее он частенько испытывал, погружаясь с головой в очередную картину. В такие моменты уже не он водил карандашом по бумаге, а рабочий инструмент словно обретая разум тянул всё дальше и дальше – вслед за собой – попавшего в плен художника. И он не выдержал, в очередной раз поддался знакомому чувству, что уже давненько не посещало его. Быстро сложил листы и карандаш в наплечную сумку. Резко поднялся со скамейки, на которой практически безрезультатно просидел последние пару часов и размашистым шагом – по-другому просто не умел – направился к юному горе-фотографу. Который, впрочем, в тот момент настолько увлечённо рылся в своей сумке, что до последнего момента не заметил мужчину, а услышать приближающиеся шаги тому, видно, помешали торчащие в ушах наушники.       - Прошу прощения, я конечно понимаю, что это не моё дело, но мне кажется, что я мог бы вам помочь. – Голос пожилого художника, как всегда был предельно вежлив и немного сух. Пусть он и не был уверен, что его вообще услышат, но, так или иначе, всё же обратили внимание.       На него смотрели карие глаза, в которых читалось лёгкое недоумение с толикой любопытства. Надо заметить, что они отнюдь не висели в воздухе, а располагались на вполне себе человеческом лице. Что в свою очередь было неотъемлемой частью организма существа неопределённого пола, но совершенно точно довольно юного возраста. Виктор Сергеевич со своего более чем полувекового жизненного опыта мог с уверенностью сказать, что объекту его внезапного интереса было никак не меньше четырнадцати, но и не больше двадцати лет. Более точно определить не получалось. И виной тому большей частью был довольно кричащий элемент одежды фотолюбителя. Хотя, правильнее было бы сказать аксессуар. Кажется, такие назывались банданами.       Она была повязана на голове, прикрывая нижнюю половину лица и всю шею таким образом, что под ней был скрыт даже кончик носа. В итоге увидеть получалось лишь глаза и коротко стриженные, растрепавшиеся на осеннем ветру, тёмно-русые волосы. Взгляд был чистым и прямым, в нём не было видно и тени недовольства, к которому внутренне был готов художник, зная, что мало кому нравится, когда их отвлекают от дел. Даже если эти дела со стороны кажутся сущей чепухой. Сама же бандана привлекала внимание ничуть не меньше глаз. А точнее рисунок, что на ней был изображён – оскаленная пасть скелета неведомого монстра с внушительным набором острых клыков.       Молодой человек, – или всё-таки девушка(?) – поднялся в полный рост и снял один наушник.       - Вы, что-то хотели? – голос был одновременно и довольно высокий, и с лёгкой хрипотцой, что совсем не добавляло ясности с полом. Мужчина уже успел пожалеть о своём эмоциональном порыве. Ну, вот зачем ему понадобилось лезть в чужие дела? Да, он профессионал, а фотография – это один из прекраснейших инструментов в деле изображения городского пейзажа. И Виктор Сергеевич не без основания полагал себя человеком весьма осведомлённым в этом деле. Но с чего вдруг он взял, что его помощь может понадобиться первому встречному? К тому же подростку, который… или которая(?)… в общем, в этом возрасте мнение всяких стариков не имеет никакого значения! Вот только отступиться сейчас – однозначно выставить себя дураком, ещё большим, чем он был в тот момент, когда обратился с предложением к незнакомому человеку. В конце концов, он сейчас просто предложит помощь, а когда – без всяких если – от неё откажутся, он продолжит свои попытки поймать играющую в прятки Музу.       - Можно и так сказать. Я, пока сидел на скамейке, успел понаблюдать за вами и у меня возникло впечатление, что вам нужна помощь. Хотя, наверное, мне показалось. – Под конец художник совсем утратил уверенность в своих словах. Но вот юное создание совершенно не смутило неожиданное предложение.       - Нет, вам не показалось, вот только… одну минутку! – С этими словами он неожиданно подмигнул мужчине, после чего засунул руку в карман и вытащил оттуда пригоршню какой-то мелочёвки. Среди неё были и игральные кости, и пара скрепок, и какая-то цепочка, и ещё всякая всячина, которую мужчина успел разглядеть лишь, когда юный незнакомец – или незнакомка(?) – вновь присел на корточки и высыпал содержимое ладони на дорожку. Быстро посмотрев на получившейся беспорядок и засунув разномастный мусор обратно в карман пальто, поднялся на ноги и на полном серьёзе заявил:       - Если верить предсказанию Великой-Хрени-Из-Кармана, вы мне совершенно точно можете помочь! Но будет ли у вас столько времени – вот в чём вопрос. - Звучало сказанное несуразно и довольно нагло, но почему тогда Виктору Сергеевичу показалось, что оскал на бандане превратился в улыбку? Немолодой художник немного растерялся, но виду не подал. Лишь уточнил:       - Неужели ваше… хм… затруднение требует на свое решение больше, чем… – Он оглянулся на всё ещё висящую в окружении листвы кепку. – Пара минут? – Ирония, казалось, оккупировала каждый звук произнесённых слов. Но вот последовавший за этим ответ заставил серьёзно задуматься.       Ситуация оказалось одновременно настолько простой, насколько же и сложной. Юноша – или девушка(?) – оказался в этом городе впервые, а тот, к кому он собственно приехал и кто должен был ему показать все достопримечательности, неожиданно был вызван на работу под угрозой увольнения. Вот и остался он – или она(?) – в общем, одни на один с городом. И всё бы ничего – посидел бы до вечера в квартире, поскучал, но нужно было сделать фотоотчёт, а главное найти Идеальный Кадр (каким бы он ни был). Это была и традиция, и хобби, и, со слов самого юного неформала, долг перед всеми бродягами. Что бы последнее утверждение не значило.        В итоге он – или всё-таки она(?) – выбрался в совершенно незнакомый город с целью осуществить свою миссию. За исполнением которой его и застал пожилой художник.       Перед Виктором Сергеевичем встал выбор – провести экскурсию по городу для совершенно незнакомого человека или просто развернуться и пойти домой, выбросив из головы ту чушь, которой страдает современная молодёжь. Ему волне хватало впечатлений от общения с нерадивыми студентами, которым он на протяжении уже многих лет пытался донести основы графики в одном из ВУЗов города.       Но что-то заставило мужчину сказать «да».       В итоге он стоял перед юным туристом и думал, о том, куда же направить стопы в первую очередь, заодно разглядывая незнакомца… или незнакомку(?). Художник словно смотрел в кривое зеркало – настолько похожими и одновременно разными они были. Примерно одного роста. Такие же тёмно-русые волосы, что когда-то были и у него, пока художник не начал стремительно седеть. На мужчине было лёгкое чёрное пальто – застёгнутое, строгое, подчёркивающие ровную осанку. На фотолюбителе почти один в один такое же – распахнутое, усеянное значками и аляповатыми нашивками. А под ним водолазка в кричащую зелёно-оранжевую полоску. На художнике лёгкий интеллигентный шарф, на случайном встречном скалящаяся бандана. У мужчины наплечная сумка, у неформала тоже наплечная, но изукрашенная даже больше, чем пальто.       Сергею Викторовичу вдруг представилось, что он видит напротив самого себя – юного и робкого студента со страстью к рисованию, каким он был давным-давно. Разве что с его полом всё всегда было предельно ясно. А может это всё-таки девушка?       - Наверное, для начала нам нужно познакомиться. Вы тут мне на помощь целый день собрались потратить, а мы даже не знаем, как друг к другу обращаться. – Вывел мужчину из размышлений звонкий голос.       - И вправду, непорядок получается. – Мужчине потребовалось огромное усилие, чтобы скрыть заминку от накатившего чувства стыда. Как так? Кто здесь прожил втрое дольше? У кого за плечами двадцать лет преподавания в ВУЗе? Кого соседи считают исключительно грамотным и вежливым человеком? А он забыл о простейшей вещи, весь отвлёкшись на «жизненно важный» вопрос половой принадлежности собеседника! Впору было самому себе прочесть нотацию о воспитании нынешнего поколения, что он нередко делал своим студентам. Оставалось лишь успокаивать себя тем, что его спутнику – или всё-таки спутнице(?) – было совершенно плевать на оплошность художника. А ещё, узнав имя, можно было, наконец, узнать ответ на эту загадку! – Позвольте представиться, Виктор Сергеевич. – И протянул руку, предвкушая разрешение непростого вопроса.       - А меня зовут Тиккамори Ван Ирэ с Небесных Островов! – Жизнерадостно пожимая руку представился… представилась… Художник мысленно взвыл, да как с этим существом общаться-то?! Точно. В мыслях можно и существом называть, среднего рода как-никак. – Ну, а если по-простому… - на мгновение к художнику вернулась надежда… - можно просто Тикки. – и тут же распрощалась, помахав рукой.       - Приятно познакомиться. – Мужчина искренне улыбнулся, мысленно плюнув на все несуразности и не показывая своего удивления услышанным именем. В конце концов, на то она и молодёжь, чтобы сбивать с толку таких стариков как он.       Так они и начали свой путь к свершению «великой миссии». Художник молчал, совершенно не представляя о чём можно говорить со своим спутником… или спутницей(?).       - А давайте перейдём на ты. – Затянувшаяся пауза была прервана Тики легко и непринуждённо. – А то эти постоянные выканья на меня тоску наводят. Рано ещё выкаться в моём возрасте. Да и неудобно как-то, в конце концов, у нас впереди целый день общения.       - Исходя из этой логики, мне в моём возрасте такому обращению ничего не мешает. Впрочем, мне совсем не сложно перейти на ты.       - Так возраст же не снаружи! Он вот здесь. – Широко улыбаясь, произносит Тикки, постукивая указательным пальцем себе по голове. – А там, кто знает, может в душе ты подросток – юноша, жаждущий приключений. А на людях лишь притворяешься, пытаясь казаться серьёзным и взрослым. По моему мнению, подростки именно так и поступают.       - Юноша, говоришь? – только и сказал мужчина, поглаживая «юношескую» бородку, подёрнутую сединой. И, поймав себя на этом действии, неожиданно расхохотался. А ведь так со стороны и выходит! Ну, вот зачем он, как только столкнулся с неожиданной мыслью, поспешил – пусть и неосознанно – обратить внимание на главное доказательство своей взрослости? Не так ли поступают подростки, когда тянутся за сигаретой и спиртным? Когда убегают из дома и обжимаются по подъездам?       Они хотят доказать всем, что уже взрослые и самостоятельные. И неужели ему самому, пусть и подсознательно, нужно выпячивать на первый план свою бороду, как бесспорное доказательство прожитых лет?       Смеялся он непривычно долго, громко, раскатисто – до слёз.

***

      Вскоре первые кадры фотоотчёта были готовы. Тиаллон Хранитель Разума, а именно так, как оказалось, звали кепку – да-да, у кепки тоже было имя(!) - очень живописно позировал везде, где только останавливались взгляды разномастных спутников. А ещё они неожиданно разговорились.       -...и у тебя есть своя мастерская?       - Да, нет, зачем? Достаточно и комнаты в квартире. В одной сплю, в другой творю.       - И что же, никто не мешает вот так просто оккупировать комнату только для себя?       - Если ты хочешь спросить, нет ли у меня семьи, то можно было так и сказать. И нет, не сложилось. Да и не стремился я никогда к семейной жизни. Знаешь, вокруг меня люди сходились и расходились. У знакомых множились дети, радости и заботы. Но мне всегда было достаточно лишь наблюдать за всей этой семейной суетой со стороны. Ни разу не возникало желания что-то изменить. Наверное, я просто не создан для этого. – В разговоре с существом, с которым мужчина сегодня видится первый и, наверное, последний раз в своей жизни, совершенно не было смысла ни врать, ни обманывать, ни даже просто скрывать что-либо.       - А что насчёт тебя? У тебя есть вторая половинка? – Художник про себя усмехнулся тому нелепому образу «половинки», что промелькнул перед мысленным взором, стоило ему озвучить этот вопрос. Но вот существо, ни капельки не смутилось и даже не подумало молчать на, казалось, провокационный интерес. Ещё бы он не был провокационным! Ответ на него мог добавить ясности в половой вопрос. Юное создание улыбнулось.       - О, вторая половинка не совсем верное определение. У меня есть мои любимые три четверти! И у каждой четвертинки есть своё имя!       - Это, каким же образом? – растерялся на такой ответ мужчина.       - Как каким? – Нарочито удивился Тикки. – Самым естественным и приятным! Ха-ха-ха-ха! Ну, а если серьёзно, то мы просто любим друг друга. Как-то так получилось, что нас встретилось четверо и чувства у нас были взаимны. Правда, по-первости, чего между нами только не приключалось, сейчас даже вспомнить страшно. Но это всё в прошлом. Нынче же живём и радуемся тому, что мы есть друг у друга. И нам наплевать, что по этому поводу думают все вокруг.       Виктор Сергеевич неожиданно осознал себя чуть ли не ущербным. Но быстро выбросил эту мысль из головы, а на её место пришло понимание – в этом мире есть место всему. И для этого всего на Земле как раз-таки и существует такое разнообразие людей.       Так они и ходили, разговаривая на самые личные и сокровенные темы, даже не думая что-либо скрывать или умалчивать, без утайки отвечая друг другу. Лишь половой вопрос Сергей Викторович так и не задал. От чего-то он казался совершенно неуместным. Зато нашлось множество других тем.       - И кто же такие эти Бродяги. – Не удержавшись спросил пожилой художник, когда в разговоре его спутник в очередной раз упомянул какое-то общество, в котором состоял.       - Те, кто бродят, конечно же!       - И как это я не догадался?…       - Уж и пошутить нельзя. Но вообще, сказано, как есть: Бродяги – те кто бродит. Причём, совсем неважно где. Кто-то из нас жить не может без экзотических стран и стаптывает туристические маршруты по всему миру, ну, если точнее, куда денег хватит добраться. Кто-то бродит неделями по лесам и приезжает домой весь пропахший дымом. Кто-то, как я, предпочитает ездить по городам необъятной Родины, навещая всевозможных знакомых по переписке. А есть те, кто сидит дома и всё равно остаётся бродягой, потому что бродить предпочитает по страницам книг. А есть и такие, как наш Бредводитель, которому без разницы где бродить. Можно сказать – Бродяга широкого профиля. Нас всех объединяет одно – нам мало просто стоять на месте и довольствоваться тем, что есть вокруг, нам всегда хочется чего-то, что нельзя взять здесь и сейчас, лишь протянув руку. К добру ли, к худу ли, но мы такие, какие есть. А ещё я ни разу не видел несчастного Бродягу. Я не говорю о мелких неурядицах – они бывают в жизни у каждого. Но по-настоящему убитого горем Бродягу, наверное, можно увидеть лишь в тот момент, когда ему не дают выйти на любимую тропу.       Ни раз и ни два, художник погружался в глубокие раздумья после подобных ответов. Но главная их цель не давала надолго уйти в себя. Фотоотчёт.       Художник по-новому взглянул на привычный городской антураж, в чём была немалая заслуга Хранителя Разума. Обычная потрёпанная кожаная кепка с нарисованной от руки рожицей, словно наводила фокус восприятия на то место, где ей доводилось побывать. Заставляя увидеть, услышать, дотронуться, проникнуться. Она позировала лёжа на пока сохранявшей зелёный покров клумбе и с ракурса у самой земли казалось, что кепка посмеивается над модерной скульптурой в отреставрированном сквере, подступавшем к самому берегу пруда. А ведь раньше Сергей Викторович, даже не обращал на неё внимание, настолько неподходящим было выбранное для постамента место.       Хранитель Разума висел на невесть откуда взявшемся крюку под кирпичной аркой старого дореволюционного дома. И в этот момент представлялось, что следит он за двором-колодцем из красного кирпича. Но вглядывается не в стоящие авто, не в снующую шайку детей и даже не в кружащую на ветру рыжую листву. Тиаллон как будто бы пролистывал эпохи и поколения, отражённые в стенах и окнах домов. В облупившейся краске, в подёрнутых ржавчиной старых, но всё ещё крепких качелях, в трещинах на асфальте. Кепка направляла взгляд смотрящего на неё через объектив художника – в саму суть жизни этого места. Заставляя вспоминать то, что мужчина, как-будто бы никогда и не помнил.       Кепка восседала на макушке грозного льва, что в незапамятные времена присел отдохнуть на парапете старого моста и, казалось, уже давно слился с серым потоком проезжающих мимо машин. Но на фотографии не было автомобилей, лишь гордо красовался царь зверей, словно готовый вот-вот подняться на лапы и продолжить путь. А Хранитель Разума, устроившийся на голове, нарочито грозно скалил нарисованную пасть, словно заявляя миру: «Мр-ряу! Глядите, я настоящий хЫшник!».       И так почти на каждом кадре.       Как-то так получилось, что мужчина увлёкся, сам не осознавая этого. Их троица – Художник, Тикки и кепка Тиаллон преодолевала квартал за кварталом, проехалась на стареньком дребезжащем трамвайчике, побывала в трёх парках, излазила вдоль и поперёк старый советский фонтанный комплекс, забралась на десяток крыш и оседлала огромного каменного тюленя у входа в зоопарк.       Наверно со стороны они смотрелись довольно странно. Он – ничем непримечательный мужчина солидного возраста и строгого вида. Тикки – типичный представитель неформальной молодёжи. И тот, вокруг кого они не переставая вертелись – Тиаллон Хранитель Разума – потёртая жизнью кожаная кепка, что словно настоящая фотомодель всегда в центре внимания и кочует по всем мало-мальски примечательным местам и объектам. Но Сергею Викторовичу было всё равно. Его не заботило ни то, что думают окружающие люди, ни то, что он потратил столько времени на, казалось, сущую ерунду. Ведь такого замечательного дня у него не было целую вечность.       Он улыбался, Тикки улыбался… или улыбалась(?) – да, без разницы! – даже кепка в этот момент, казалось скалится шальной улыбкой. Ничего не хотелось говорить – за день было сказано и сделано достаточно. Не хотелось двигаться – настолько хрупким ощущался этот момент, что любое шевелении было бы кощунственным и гибельным для шаткого душевного равновесия. Пресловутый Идеальный Кадр был найден.       Зачинщица всего этого дня Тиаллон – демиург нечаянной встречи – висела на прозрачной леске, подвязанной в двух метрах над смотровой площадкой и со стороны казалось, что Хранитель Разума парит в воздухе. Но под определённым углом, который найти было совсем не сложно на крыше самого высокорасположенного кафе города, он как будто был надет на макушку нелепейшего здания города – детища нездоровой фантазии советских архитекторов. Проще говоря, всё здание было похоже на гигантскую фигуру неведомого инопланетянина, потерявшего цель своего существования – застывшего и недвижимого уже многие-многие годы. Закатное солнце освещало алым здание и кепку. Красные с золотом кроны деревьев окружали его с двух сторон. Самый настоящий советский сюрреализм. Почти невозможный в те далёкие года, но прекрасно иллюстрировавший давно прошедшую эпоху в конце этого насыщенного осеннего вечера. Миг прошёл и чтобы не упустить момент художник сделал заключительную и ключевую фотографию – лучшую свою работу за последние несколько лет….       - Ах-ха-ха-ха!!!! – Звонкий смех Тикки заставил Сергея Викторовича вопросительного приподнять бровь.       - Мне в голову вдруг пришла мысль, что после того как Тиаллон осенил этого инопланетянина, теперь у него есть все шансы стать бродягой. Хм, а как мы тогда его посвящать будем? Да наплевать как! Главное Бредводителя подбить! Здания инопланетянского у нас ещё не было…       Художник улыбался, приобняв за плечи юного знакомого. Смотрел на догорающие отсветы заката в окнах «настоящего советского инопланетянина». И обдумывал пришедшую в голову шальную мысль – а примут ли ЕГО в бродяги?