***
Вот уже в который раз они сидят в этом грязном, пыльном, лишь для вида очищенном от мусора и паутины заброшенном кабинете, отдалённом ото всех невообразимо запутанной сетью коридоров. Чем-чем, а своими размерами академия похвастаться могла. Не зря ведь каждый год ещё не знакомые с местными переходами из помещения в помещение, расположениями лекционных залов, лестниц и различных выходов на улицу новички постоянно терялись. Некоторые даже начинали рисовать дополнительные карты, отчаявшись от обилия информации к запоминанию или страдая топографическим кретинизмом. Да и учителя особо не зверствовали по отношению к первокурсникам, прекрасно понимая, что первое время ориентироваться в этом месте довольно сложно. К счастью, — хотя и это спорное утверждение, ведь легче всё равно не стало ни на йоту — нулевой этаж в дальнейшем убрали, лишь пару помещений оставив для лекций и хранения хоз. инвентаря. Остальные же метры… Об этом можно только догадываться, ведь сюда боялись заходить даже ветераны обходов академии, исследовавшие почти все места и знающие расположение любого кабинета. Искушённые называют этот коридор Бермудским. Оно и понятно — стоит сюда забрести, и ты пропал. Во всех смыслах. Там они и любили теряться от реальности. В том месте она переставала быть подающей надежды второкурсницей с «ментального» факультета, и становилась надёжным товарищем, всегда готовым поддержать и выслушать. А он переставал быть её куратором и преподавателем гипноза, превращаясь в убитого собственным горем мужчину. Лишь алкоголь мог ненадолго заглушить его боль. Дать недолгую передышку. Дать, наконец, выговориться. И он выговаривался. Только это ему и оставалось. Если бы кто-нибудь смог выйти именно на это ответвление и зайти именно в этот кабинет, то обнаружил бы заставленный разнообразными бутылками, склянками, котелками, стаканами, баночками и даже пробирками с различными спиртосодержащими веществами преподавательский стол со сломанной перегородкой и двух вдрызг пьяных людей. Всё же хорошо, что до этого времени никто так их и не раскрыл. — …Ну и чго ты по-прежнму по ней убваешься? — вдруг перевела тему девушка. — Сам же крчал ндавно: «Это всё в прошлом! Я спрвлюсь! Она наверн сама мня уже забыла! Бла-блик-бла и прочий трёп!». Просто прзнай уже, что не можешь без, ик, неё! Ответной реплики не последовало: Гилбей тихонько всхлипнул и опустил голову на скрещенные на столе руки. Плечи легонько затряслись. Полли снова стало не по себе. — Есл ты не предпрнимашь попытк даж связатс с ней, то лучш забудь ее. Эт чувство причняет тебе боль. И я, ик, очнь самнваюсь, чт она хтела бы, чтобы ты стрдал. Особнно из-за, ик, нее. Пауза с периодическими еле слышными всхлипами затянулась чересчур сильно. Девушка неловко положила руку на плечо своего куратора и легонько похлопала. Посмотрела с жалостью. — Гил… Взми сбя в руки. Все образуетс, ик, общаю. Нвернка она тоже дмает о тебе пстъянно. Прсто бъится напсать. Мжет, ждет первый шаг от тбя. После тех терок, кторые, ик, ты упминал. Напши ей первым, будь мужиком! Будь… — Полли… Голос Гилбея был почти как шепот. Тихий, изнуренный, укоряющий шелест. Шелест листьев из воспоминаний девушки. Огромные напольные часы с маятником тикали все громче. Тикали, запечатывая этот момент во времени, словно смола, которая обволакивает насекомое в предсмертной панике. Еще чуть-чуть, и получится янтарь. Тик. — Во что ты снова вляпалась? Ты в крови. Громкий бой, прозвучавший два раза, ударил по ушам. Мир пошел трещинами. И издалека послышался оглушительный хохот, слышный только ей.***
Бессоница никак не отпускала. Она сидела на кровати, уставившись в одну точку, пыталась читать в свете карманного фонарика, чем периодически безмерно раздражала соседку по комнате, шаталась по темным пустынным коридорам общежития. Сон не приходил, даже когда время близилось к пробуждению студентов. Иногда она могла урвать пару часов сна под действием алкоголя. Иногда не удавалось даже это. Про таблетки Полли перестала вспоминать уже давно. Призраки прошлого мельтешили перед глазами, снуя туда-сюда: теплый летний воздух, доносящий запах полевых цветов, дичайшие крики ненависти, брызги чего-то алого на щеку, морозное покалывание на лице, влажный воздух в перерыве ледяного осеннего дождя. И люди. Много людей. Знакомые, близкие или нелюбимые в прошлом, новые лица или лица, известные понаслышке и с тычка пальцем в их сторону. Кто-то потрепал ее по голове. Мягко, заботливо, распушив и без того беспорядочное гнездо волос. — Ты чего тут забыла? Чиркнула зажигалка, на полсекунды осветив его лицо брызнувшими искрами. Маленькая точка ярко заалела в темноте, вокруг них тут же расплылась струя дыма. Полли взяла предложенную сигарету и глубоко затянулась. Сразу стало намного легче. — Этот вопрос можно задать и тебе. Винсент вытянул ноги, откинувшись на спинку скамьи. Почесал шрам на щеке. Сделал затяг. — Тебя тоже преследуют больные мысли? Взгляд уставший, знакомый. Взгляд загнанного в угол зверя, утомленного чересчур долгой травлей. Взгляд мужчины, потерявшего слишком много. Настоящий взгляд Винсента. — Воспоминания. К счастью, мыслить мне уже не о чем. Только вспоминать. Прохладный ночной ветер остужал лихорадочное воображение обоих, принося с небольшого местного озера запах травы и странные звуки, которые в последнее время все чаще там замечали. Фонарь над ними давно не горел, сразу же обозначив любимое место всех полуночных компаний, парочек или просто не спящих студентов. Им, впрочем, свет был как раз не нужен. Скрыть хотя бы часть визуальных признаков душевного состояния — вот что они хотели. Но разве скроешь то, что итак известно? Бесконечные потери. Близких, знакомых, сил, энергии, времени. Этому списку нет конца. Парень потер переносицу, вздохнув. — Как там Ханна? Кажется, сегодня они с Сэмом снова повздорили. Тема для разговора ничуть ее не удивила. Они уже до дыр затерли проблемы друг друга и варианты решения этих проблем. Нужно было отвлечься. Хоть ненадолго. Хоть как-то. Девушка убрала волосы с лица. — Да все по-старому. Ты же прекрасно знаешь, что их ссоры всегда заканчиваются взаимными оскорблениями, после которых они общаются как ни в чем не бывало. Так что беспокоиться не стоит. — вдруг Полли нахмурилась. — Или стоит? — Нет, — хмыкнул парень. — Просто как обычно интересуюсь итогами их очередной потасовки. Эти двое любят поспорить. — Что верно, то верно, — ответила студентка, и ночная тишина продолжила свое течение, ничуть не оставляя их в неловкости или недосказанности. Сверчки стрекотали все громче и громче, не боясь какой-либо опасности. Издалека послышались кошачьи крики. Винсента передернуло. — Рой, почему не на посту? — шутливо тыкнула его в бок острым локтем Полли. — Уэйнрайт, почему не в своей постели? — поддержал парень. Оба тихо хихикнули над столь глупой шуткой. — Ну что ж, думаю, свежий воздух пойдет твоему сну на пользу, а теперь давай я провожу тебя. Они докурили третью никотиновую палочку, подпнув затоптанный бычок в траву к остальным своим погибшим собратьям, и направились к корпусу общежития, все так же не проронив ни слова. Молчаливый патруль каждый своего бремени. Вот промелькнули ступени нарастающих этажей на пути к своему, вот скрипнула закрывающаяся дверь в комнату. Вот она снова осталась наедине со своими мыслями в комнате со спящей соседкой. Похоже, все-таки придется выпить.***
Палец плавно скользил по яркому коридорному витражу. Лиловый, зеленый, желтый. Тонкая влажная красная линия тянулась следом, светясь изнутри от проникающего сквозь стекло солнце. Сзади раздался смешок. Полли вновь горестно вздохнула. — Не пытайся откупиться от меня кровью, лишь коже вредишь. — А я уже и не пытаюсь. Бесполезно. Смешок прозвучал еще раз, только теперь пониже. Девушка обернулась, как всегда оказавшись в злополучном перевернутом бальном зале, напротив хозяйки «торжества», вальяжно расположившейся в своем дорогущем кресле. — Так когда на самом деле это все закончится? Она растянула бордовые губы в довольной улыбке, не сдерживаясь. Да и был ли смысл сдерживаться? Обе итак знали все нюансы, пусть и не озвучивая их. Сверху что-то противно затрещало, напоминая звук от старых пошарпанных граммофонных пластинок. — Когда ты до конца выполнишь свои контрактные обязанности. Я ведь за плату все это делаю, а не за доброе слово. Ты и сама много раз говорила это. А теперь пей. Она протянула ей чашечку с отвратным содержимым, ухмыляясь все сильнее. И на это была причина. Своя, особенная. Полли взяла холодный фарфор в руки и начала жадно пить. Как обычно. До дна.