***
Иван шел в библиотеку, прижимая к груди пару старинных книг и сверток пергамента с эссе по трансфигурации. В коридоре было практически пустынно, пара факультетских призраков зависла как раз под потолком, вглядываясь в пол без особого интереса и переговариваясь между собой. За углом послышались голоса, довольно высокие и веселые. Брагинский выдохнул и укутался в свой любимый шарф в цветах Слизерина, намеренный если что как обычно остаться для всех незамеченным. К слову, это было бы сложно, при учете того, что ему придется пройти как раз мимо тех, кому приспичило идти, по всей видимости, в библиотеку в этот прекрасный вечер субботы. Голоса стали отчетливее. — Хватит кряхтеть! Это не я виноват, знаешь ли! — Знаю-знаю! Плевать на эту макулатуру, было так весело! Оно точно того стоило! — Это точно! Как она кричала! Кто бы мог подумать, что поджигать волосы старой грымзе так весело! Иван нахмурился. Понятно, очередная шалость великолепного и неповторимого Альфреда Джонса, которую ему, разумеется, спустят с рук. Его ожидает лишь самое простенькое наказание, ровно до следующей шалости. Вряд ли это честно, даже при учете того, что он отличный ловец. Иван как-то украл из хранилища зелий безоар. Казалось бы, всего лишь один жалкий безоар, взятый для подробного изучения по манускрипту зельевара Фламеля. Но Брагинского заставили в итоге три вечера подряд чистить котлы в классе зельеварения. А ведь это произошло как раз накануне экзаменов, к которым Иван только чудом успел подготовиться. Его никто тогда не пожалел и не понял, несмотря на то, что по итогу студент Брагинский подготовил отличный проект по созданию иммунитета от ядов, попадающих в организм через кожные покровы. Этот проект гремел не так сильно, как победы Джонса на спортивном поприще. А значит, и прощать Брагинскому нечего. Это тоже было в числе причин, по которым Иван, так уж вышло, сильно недолюбливал Альфреда. Тот казался ему просто баловнем судьбы, который получил все готовенькое, не приложив особых усилий. Помимо прочего Брагинский не верил, просто не хотел верить в то, что Джонс и правда весь из себя идеальный. Он ощущал, что извечно позитивное и располагающее к себе выражение лица этого парня — всего лишь маска. Что на деле это хитрый, расчетливый и подлый человек, готовый пойти по костям, лишь бы достичь своей цели. Хотя к какой он там идет цели и зачем — Иван понятия не имел. Итак, по коридору, как раз навстречу Брагинскому, шли двое. В них сразу можно было признать Альфреда Джонса и Ван Яо, умного, но малость странного шестикурсника с Когтеврана. Должно быть, у них был сдвоенный урок, на котором они хулиганили, и вот теперь оба наказаны. Как и в прошлый раз, их заставили перенести стопки книг в библиотеку. Так себе наказание, несмотря на то, что книги очень тяжелые и старые. И их не мало. Но это все равно слишком просто. Иван укутался в шарф и отвел взгляд, едва он поравнялся с гриффиндорцем и когтевранцем. Как и обычно, он старался оставаться максимально незамеченным, это давно стало для него привычкой. Но в этот раз его все же заметили. Ван Яо еще что-то болтал, притом довольно громко. Брагинский не выдержал и в последний момент поднял взор, тут же наткнувшись на взгляд голубых глаз, смотревших на него сквозь стекла очков. Этот самый взгляд делал Альфреда Джонса невероятно красивым и милым, но Иван все равно старался рассмотреть в них фальшь. Что его удивило на сей раз, так это то, что Джонс его вообще заметил. Иван даже немного испугался и снова отвернулся, чувствуя, как на него явно не без интереса смотрят. Они прошли мимо друг друга, но Альфред заметно замедлил шаг. Иван знал, чувствовал, ощущал просто всем своим существом, что ему смотрят вслед. Он не понимал природы этого взгляда и не хотел понимать, но чужое внимание заставило его разволноваться. Это было очень странное волнение, непохожее на все то, что парень испытывал прежде, а потому он не имел понятия о том, как вообще на это надо реагировать. Однако именно с этой встречи все и началось. После того, как Иван Брагинский, тихий и незаметный семикурсник со Слизерина был замечен звездой Хогвартса и принцем Гриффиндора, шестикурсником Альфредом Джонсом. Тогда изменилось все.***
В большом зале стоял невероятный гам. Девочки едва ли не всех курсов Гриффиндора обступили победителей очередного турнира в квиддич и восторженно пищали, парни то и дело выкрикивали кричалки в поддержку своей команды. Даже студенты Пуффендуя и частично Когтеврана радовались победе «львов», и лишь слизеринцы сидели мрачнее тучи, осознавая свой очередной проигрыш красно-золотым. Это произошло отнюдь не в первый раз. С тех пор, как Альфред Джонс стал ловцом Гриффиндора, кубок школы неизменно доставался его факультету. И это было одной из причин того, что он так популярен в Хогвартсе. Впрочем, Ивана Брагинского это вообще нисколько не интересовало. Его вообще мало волновал квиддич, ведь куда интереснее зелья, например. Более того — его совершенно не волновал Джонс с его победами и кубками. Для Брагинского тот все так же был человеком с маской дружелюбия, не более того. — Как думаешь, у него есть девушка? — Наверняка есть. Такой красавчик, звезда школы — и без девушки? Да я в жизни в это не поверю. Иван невольно поморщился. Даже за слизеринским столом говорят о проклятом Джонсе, чтоб ему пусто было. Он поднял взгляд сиреневатых глаз на сокурсниц, к слову, больших умниц, которых, увы, не обошло стороной массовое помешательство на гриффиндорском зазнайке. — Вам поговорить больше не о чем? У Брагинского были довольно ровные дружеские отношения с этими девочками. Юльхен задрала бровь и посмотрела на него едва ли не свысока. Она всегда умудрялась так смотреть, несмотря на то, что ее макушка едва доставала Ивану области груди. — Да ладно тебе. Не вечно же нам об учителях и зельях говорить. Их с Брагинским общая подруга Изабелла закивала. — Действительно. Никогда не вредно на время отвлечься и поговорить о чем-то наглом и красивом. Юльхен захихикала, а Иван закатил глаза. — Женщины… Он любил подруг, но слушать эти разговоры, и уж тем более участвовать в них он не был намерен. Тем более, что их общение в целом сводилось именно к учебе. Поднявшись с места, парень оценивающе посмотрел на свое место. Запеканку он так и не доел, но черт с ней. Он уже вполне сыт, а слишком сытный ужин не полезен совершенно. У Ивана и без того, как он сам искренне верил, было немало лишнего жира на животе и боках, несмотря на то, что он, охваченный комплексами, старался есть меньше. Процессу худения это не помогало. — Эй, ну куда ты? — расстроилась Изабелла. — Попробуй хотя бы раз побыть не человеком не от мира сего, а обычным студентом. Все мальчики любят квиддич. — И спортсменов, — поддержала Юльхен. Брагинский лишь улыбнулся, как раз в своей манере, не широко и от души, а холодно и несколько таинственно. — Значит, я и правда какой-то неправильный. Он обернулся, взяв в руки сумку, и хотел было по обыкновению покинуть шумный зал, как вдруг ему преградили дорогу. Парень так удивился, что замер, раскрыв глаза и не понимая, что да как. Поразительно, но студенты Гриффиндора, Мерлин знает когда успевшие подкрасться, стояли как раз лицом к нему. И самым заинтересованным выглядел Альфред Джонс. Судя по повисшей в зале тишине, наличие лучшего ловца Хогвартса у стола Слизерина удивило всех. — Привет! — совершенно счастливо сказал Альфред, уже не сжимавший кубок в руках. Тот, к слову, теперь был в руках у Меттью Уильямса, кузена Джонса, тоже гриффиндорца-шестикурсника. — А я тебя видел пару дней назад. Странно, что мы еще не знакомы. Иван пристально посмотрел на него, пытаясь понять, что к чему. Он на всякий случай осмотрелся, и в итоге не без удивления осознал, что местная звезда обращается именно к нему. Джонс был в форме для квиддича, в полном обмундировании, и Иван просто не мог не признать, что парню безумно идет этот костюм. Однако это все пустая лирика, а Брагинский, несмотря на свою нестандартность, лириком старался не быть. Только холодный расчет, и никак иначе, а не то можно прогореть на зыбком и обманчивом поприще чувств. — Прости, что? Иван чувствовал, что что-то тут не чисто. Ну, в самом деле, зачем Джонсу знакомиться с ним? Какая ему с этого выгода? Альфред все так же сиял, вводя в недоумение еще сильнее. — Ну… Я Альфред, — повторил он. — Помнишь, мы недавно виделись? Я вот подумал, что стоит познакомиться. Ты ведь Иван Брагинский, верно? Мне уже сказали. Он протянул вперед руку, явно для рукопожатия, и Иван тупо уставился на нее. Обычная такая рука, большая и грубоватая, с мозолями от метлы. Типичная рука спортсмена. Понять бы только, зачем эту руку протянули именно ему, Брагинскому. — Мило, — отозвался он. — Извини, у меня очень много дел. Иван просто обошел Джонса, который, очевидно, завис от удивления, и прошел мимо замершей толпы. Никогда прежде на Брагинского не было обращено столько взоров. Его это дичайше бесило, равно как и это непонятно чем вызванное осуждение в глазах студентов. Даже Юльхен и Изабелла смотрели на него, как на идиота. Ну да, конечно, упустил шанс познакомиться с самим принцем Гриффиндора. И почему никто не подумал о том, что самому Брагинскому и нафиг не нужно такое знакомство? А Джонс… Пусть привыкает к тому, что он не для всех звезда. Как только шаги Ивана перестали быть слышны, присутствовавшие в зале выдохнули. Получилось почти синхронно. Меттью посмотрел на кузена, явно сильно потрясенный тем, что увидел. — Эй, Ал, все хорошо? — спросил он. — Забей, этот парень и правда странный, не от мира сего. Однако Джонс словно был вообще не в Большом зале. Он обернулся к Уильямсу и потрясенно шепнул: — Ты это видел, да? Меттью сложно было понять, чего больше в этом тоне — удивления или простой обиды. — Видел… Альфред вдруг схватил его за руку так неожиданно, что тот едва не выронил тяжелый кубок, а после потащил за собой в сторону одного из выходов. Очевидно, ему нужно было обсудить случившееся, а обсуждал он все именно с кузеном. Едва они оказались как можно дальше от любопытствующих глаз, Джонс с жаром воскликнул: — Ты видел, да? Он же мне отказал в знакомстве! Он просто прошел мимо, хотя я только и хотел, что познакомиться! Меттью кивнул. — Не расстраивайся. — Мне впервые в жизни отказали! Теперь было ясно, что парень именно обижен. Да уж, все бывает в первый раз, даже такие унизительные отказы от черт знает кого. Подумать только, этот Брагинский даже не чистокровный волшебник, всего лишь полукровка, странный зубрила с непонятным русским акцентом. У него, небось, вообще нет друзей. — Ал, да выбрось ты его из головы. У Джонса аж глаза сверкнули за стеклами очков. Он посмотрел на кузена так, словно только обнаружил его присутствие. — В смысле выбросить из головы? Да ты что, Метти? Это же первый человек на моей памяти, который меня послал. Да еще и как послал — изящно так, без лишних слов. Уильямс вовсе перестал понимать, какими же эмоциями охвачен его родственник. — Тебя это так сильно задело? Джонс усмехнулся: — Да скорее возбудило. Это же откровенный вызов! Я теперь не успокоюсь, пока не добьюсь его внимания! Сказав это, Альфред уверенно зашагал вперед. Меттью только и оставалось, что идти за ним, совершенно ничего не понимая. Впрочем, парень быстро махнул рукой — его кузен никогда не дружил с логикой.***
Иван Брагинский не без повода полагал, что его преследуют. При том преследует вполне определенный человек, имя которому — Альфред Джонс. Гриффиндорец отчего-то зачастил в библиотеку, где раньше Иван его вообще не видел. Он почему-то стал часто ошиваться в подземельях возле класса зельеварения, и при том именно тогда, когда у Брагинского были дополнительные занятия с профессором Слизнортом. И каждую встречу Джонс объяснял как «невероятнейшую случайность в мире». В первые два раза Иван даже поверил в это. Однако на третий раз он начал подозревать, что что-то тут не чисто. Мозг в спешке сам все додумал, и вот Брагинский пришел к выводу, что Джонс планирует ему отомстить за то, что тот выставил его идиотом на глазах у всех студентов в Большом зале. Ну, разумеется, что же еще могло быть причиной? Оставалось понять, как именно гриффиндорец будет мстить, так что Иван старался особо с ним не контактировать, но держать ухо востро. Так сказать, во избежание неприятных моментов. Обычно скорый на любые решения Джонс мстить что-то не сильно спешил, а Брагинский упорно не шел с ним на контакт. — Эй, Иван, привет! Очередная встреча состоялась на башне Астрономии одним чудесным морозным вечером. До зимы еще долго, но холода наступили стремительно. С утра окна покрылись прелестной белой вязью, так что восторженный Брагинский решил, что вечер стоит провести на свежем воздухе. В будние вечера студентов не выпускали из замка, так что Иван, пользуясь прерогативой старосты факультета, выбрался на вечернюю прогулку к башне. Он не сильно любил высоту, более того, он даже побаивался высоты, слишком привыкший за шесть лет к слизеринским подземельям. Но выбирать было не из чего, а парню безумно хотелось побывать на морозной свежести. И вот какая внезапность — следом за ним, буквально спустя пару минут, на башне оказался Альфред Джонс. Иван держался за холодные балки и смотрел вниз, думая, как было бы здорово, если бы уже пошел снег. Он всегда любил холод, любил мороз и снежники. Судя по перекошенному лицу Джонса, он холод любил не особо. По крайней мере, особо счастливым он не выглядел. — Ну, привет, — отозвался Брагинский. — И какая же случайность привела тебя сюда? Его уже сильно напрягало то, что Джонс оказывается там же, где и он сам. И это явно не случайность. Но что тогда? Все еще попытка отомстить? Но ведь прошел месяц уже? Забот, что ли, у гриффиндорца больше нет, кроме как ходить за ним, вынашивая планы мести. Он, в конце концов, гриффиндорец, а эти ребята особо не думают, не планируют, как слизеринцы. Они действуют на эмоциях и сгоряча. Так какого же черта происходит? Что, во имя Мерлина, задумал Джонс? — Ты не поверишь! — заулыбался Альфред. — Решил подышать свежим воздухом! Поднимаюсь, а тут ты! Вот так встреча! — И как, подышал? — спросил Иван. — А то ты вон как запыхался. А еще спортсмен. Неужели восемь тысяч ступенек такая большая нагрузка для тебя? Альфред аж вытянулся по струнке. — Что? Пфф, бред какой! Я вовсе не запыхался. Иван лишь хмыкнул, улыбаясь в своей обычной манере. Джонс отлично умел притворяться пай-мальчиком и милашкой, но вот лгать по куда более простым и бытовым мелочам он не умел совершенно. — Ладно, не суть важно. Парень намерен был насладиться вечерним воздухом. Он повернулся опять к балкам и посмотрел в темнеющее небо с таким придыханием, что даже Джонс как-то проникся. — Эй, Иван, а можно спросить? Альфред оказался за его спиной. Иван едва не закатил глаза, уж очень хотелось, но все отозвался: — Ты уже спросил. Джонс кашлянул. — Почему ты так рьяно игнорируешь мои попытки подружиться? Брагинский не стал оборачиваться. — Потому что я не хочу с тобой дружить? У тебя не было такого варианта? Полагаю, что нет. Ты так привык к тому, что все вешаются тебе на шею, но видишь ли… — слизеринец выдержал паузу. — Я не такой, как они. Мне плевать на тебя. Эти слова должны были сильно обидеть Джонса и его самолюбие. По крайней мере, на это рассчитывал Иван. Пусть принц Гриффиндора его ненавидит, но отвалит уже, не пытаясь еще потешить свое непомерное эго. Лучше уж так, радикально и разом. Однако Альфред почему-то не спешил обижаться. Он был задумчив. Иван все ждал, когда же он среагирует хоть как-то. Ну, обидится, например, закричит на него, скажет, что и не сдался ему слизеринец. Он вообще много чего ожидал, но не того, что гриффиндорец запустит руку в его волосы. — Ого, такие мягкие. Брагинский так и замер, искренне не понимая, какого черта происходит вообще. Он так резко обернулся, что едва не споткнулся на ровном месте и не свалился в пропасть. Поражая своей сноровкой, Альфред схватил его за талию и, потянув за шарф второй рукой, не позволил ему упасть. В мгновение ока Иван оказался крепко прижат к холодной стене, что брала свое начало чуть левее от массивного балкона. Итак, Джонс сперва едва не стал причиной того, что Брагинский по неосторожности чуть не свалился с башни Астрономии, а потом он его вроде как спас. Конечно, спас — звучит очень даже громко в данном случае, ведь не приди он сюда, все было бы отлично. Альфред и не думал отстраняться. Он зачем-то вжался в Брагинского всем телом, уставившись на него в упор. Сколько же противоречивых мыслей пронеслось в голове у слизеринца. Он прикинул, что его либо хотят убить, либо это какая-то угроза. Мозг судорожно прикидывал заклинания, по большей части невербальные, потому как доставать сейчас палочку было бы сложновато. Можно было еще пустить в ход кулаки. Да, Джонс спортсмен и все прочее, и по слухам он очень силен физически, но и Иван не лыком шитый, вполне может за себя постоять. Особенно если учитывать, что гриффиндорцы те еще профаны в беспалочковой магии, в отличие от тех же слизеринцев. А Брагинский в этом искусстве один из лучших на факультете, так что Джонсу не поздоровится. Однако Альфред опять застыл, смотря на него. Он вдруг чуть сдвинул шарф Брагинского и уткнулся носом в его шею. — Вот это да… — шепнул он. — Я думал, что ты будешь холодным, как арктические льды. А ты такой горячий… Ох, черт… Ивану потребовалось время, чтобы понять, что да как. Нет, его не хотели убивать. Все было куда хуже и страшнее. Даже несмотря на слои одежды, несмотря на безразмерные мантии, он ясно почувствовал, что ему что-то упирается в ногу. Что-то, что явно не было волшебной палочкой. Но что же это было? Парню было семнадцать лет. Он отнюдь не был невинным мальчиком, он прекрасно понимал, что да как. Но это осознание попусту не укладывалось в голове. Просто если Иван не ошибается, то этот шестикурсник тыкается в него своим возбужденным естеством. Но как такое возможно? Неужели он находит Брагинского… симпатичным? Иначе какого чертового Мерлина у него стоит? — Э-эм… Что? Иван попытался отстраниться, но это оказалось сложной задачей, потому как отступать было некуда, а отталкивать от себя Джонса было довольно сложно. Тот словно превратился в статую, очень крепкую такую, которую не сдвинешь без помощи магии или бульдозера, как у магглов. Пара попыток вырваться успехом не увенчалась. — Какой ты красивый, — заявил вдруг Джонс, смотря ему в глаза и вообще, казалось, не замечая того, что Иван уже раз пять попытался осторожно вырваться из захвата. — Я заметил это в тот же миг, как увидел тебя. Но не дай ты мне отворот поворот, я бы не потянулся к тебе так сильно. Меня еще никто не посылал, а вот ты послал. Черт… Чувствуешь? — Парень самым наглым образом потерся о ногу Брагинского, давя своим стояком. — Смотри, как велик мой интерес к тебе. Что ж, это Иван понял и без подсказки. Так сказать почувствовал сразу же и сложил два и два. — Ты это… Отойди-ка от меня, — поразительно спокойно сказал он Джонсу, не оставляя попыток вырваться. У «принца Гриффиндора» на него стоит. Отличная новость, ничего не скажешь. Понять бы еще, как надо на это реагировать и какого вообще черта естество Альфреда потянулось именно к нему. Джонс вдруг усмехнулся. — Ты снова меня посылаешь? Любой другой уже растаял бы, а ты такой гордый. Мне это нравится. Его руки скользнули ниже. У Ивана появилась возможность вырваться, но он так и застыл на месте, слишком потрясенный тем, что произошло дальше. Альфред уверенно запустил руки ему под мантию и скользнул по слишком тонкой для парня талии, дыша при этом прерывисто, словно животное, выдыхая в лицо Брагинскому и касаясь кончиком носа чужих губ. Иван ударился затылком о холодную стену в попытке оказаться подальше от этих рук. Все это было внезапно приятным, и это пугало даже сильнее, чем внезапная страсть гриффиндорца. Брагинскому не должно было это нравиться, ведь так? Ему ведь совершенно не нравится Джонс, не нравится его притворство и его игра в хорошего мальчика. Ведь не нравится же? И руки его на талии не нравятся. И то, что они опасно скользят ниже, тоже не нравится. — Отвали! Иван невольно повысил голос. Альфред схватил его за зад, сокращая и без того не шибко большое расстояние между их телами. Вновь почувствовав его стояк, Брагинский дернулся всем телом. — О да, мне это нравится. Слизеринец хотел было спросить, какого небритого Мерлина ему так нравится, как Джонс сделал то, что так хотел. Почувствовав его губы на своих, Брагинский снова замер. Он был так удивлен, что вовсе выпал из реальности. Спустя лишь несколько долгих секунд он понял, что его целуют. Что его целует чертов Альфред Джонс, этот гриффиндорский зазнайка. Целует по-своему осторожно, но все же властно, успевая при этом трогать его тело. И это было… великолепно. Брагинский осознал, насколько же развратная у него душа, если ему всегда хотелось вот этого — сильных объятий и властных поцелуев. И это ему дал именно Джонс. Ивана нехило повело. Он прикрыл глаза, отдаваясь ощущениям, а после и сам ответил на поцелуй. Осознав, что ему отвечают, Альфред окончательно отпустил себя. Гриффиндорец чуть отодвинул ставшую ватной ногу слизеринца, утыкаясь пахом в чужую промежность, а после опустил руку на ширинку Ивана и зарычал сквозь поцелуй, когда стало ясно, что Брагинский реагирует на его действия. Давление в ширинке говорило противоречивее любых слов. Он принялся несильно тереться о промежность Ивана, и тот к собственному удивлению почувствовал, что ему это нравится. Нравится такой Альфред, немного рычащий, решительный, такой… Не такой, каким обычно бывает «принц Гриффиндора». Словно очнувшись от транса, он распахнул глаза. Джонс был слишком расслаблен, а потому вырваться из его хватки оказалось несколько легче. Отшвырнув его от себя, Брагинский отскочил в сторону балок, хотя вернее было бы мчаться в сторону коридора. Кто знает, может он на самом деле и не сильно хотел сбегать. Ладони коснулись холодной перекладины, и в тот же миг Иван увидел, очевидного, настоящего Джонса. Далеко не того идеального ловца и гордость Гриффиндора. Этот Джонс больше напоминал матерого слизеринца, а его голубые глаза так и сияли за стеклами очков. Брагинскому даже стало страшно, но вместе с тем он испытывал совершенно неуместный в этом случае трепет. — Ты… Ох, Мерлиновы кальсоны… Иван вообще перестал следить за своей речью, а вот Альфред довольно улыбнулся. — Я нравлюсь тебе таким, да? — спросил он. — Остальные предпочитают видеть меня идеальным студентом, а тебе я нравлюсь настоящим, без притворства. О да, ты не зря мне понравился. Брагинский сглотнул. На уровне паха сильно давило, и это уже причиняло дискомфорт. Однако Джонс, черт бы его побрал, прав. Выходит, он и правда извращенец, а Альфред на самом деле тот еще притворщик. Тот самый омут, в котором водятся черти. Не тихий омут, нет, но чертей там очень много. И эти самые черти по душе Брагинскому. И слизеринца это очень даже сильно пугает. — Поздно уже, — хрипло выдохнул он. — Я пойду. Он было сорвался с места, но Джонс снова в него вцепился, толкнув к перекладине. На миг Ивану показалось, что его сейчас столкнут с башни, но этого так и не произошло. — Стоять на месте, — с холодом в голосе отчеканил Альфред. При этом он продолжал обворожительно улыбаться. — Знаешь, милый, я всегда получаю то, что хочу. Любыми средствами, любыми методами, устраняя все то, что становится у меня на пути. И сейчас я хочу тебя. Полагаю, ты уловил намек. Ты же умный. Да, Брагинский намек уловил. Он вновь сглотнул, прекрасно понимая, что мог бы сбежать, использовав на Джонсе что-то невербальное, например, самое обычное «Остолбеней». Но он на самом деле не хотел этого делать. Стоило признаться в этом хотя бы самому себе. — Что ты… намерен делать? Альфред облизнулся. — Сейчас узнаешь, дорогой. Стой так и смотри в небо, оно ведь такое красивое сегодня. Иван только и мог, что недоуменно нахмуриться. Да, небо красивое, ничего не скажешь, но какой в этом смысл, если он стоит спиной к темной пропасти? А падать с башни далеко, сомневаться не стоит. Альфред уверенно опустился на колени перед ним. Не успел Иван икнуть от неожиданности. Как гриффиндорец резко распахнул полы его мантии и взялся за ремень брюк. — Что ты… — Тихо. Джонс сказал это обманчиво спокойно, намеренно так, чтобы у Брагинского не было больше желания возмущаться по чем зря. И Иван решил, что в самом деле не стоит. — Но что ты собираешься… И вновь его перебили. — Просто смотри на небо. Расстегнув ремень, Джонс потянул вниз молнию брюк. Брагинский поежился, когда его горячей возбужденной плоти коснулся прохладный ветер. Это, мягко говоря, не лучшая идея — стоять с расстегнутыми штанами на балконе, на самом верхнем этаже Астрономической башни, да еще в холодную погоду. Но Альфред, очевидно, полагал, что это просто отличная идея. Потянув ниже нижнее белье, он рукой достал член Ивана, бордовый от прилившей крови, с крупной головкой и обрезанный. Джонс высунул язык, а смотревший на него Брагинский мигом покраснел, словно какая-то школьница, и поспешил отвести взгляд. Смотреть куда угодно, лишь бы не на такого развратного Джонса. Смотреть в небо, да. Небо очень красивое. И думать о небе. Тем временем Альфред, полностью откинувший прочь любое притворство, коснулся кончиком носа бархатистой головки члена. Было холодно, нельзя, чтобы ЕГО Иван замерзал, так что парень не стал тянуть. Он хорошо знал, как надо доставлять удовольствие парням. Научился. Это была одна из его тайных сторон, которую он поклялся себе открыть только одному человеку. Тому, кто станет его самой любимой собственностью. И, кажется, этот человек нашелся. Так что надо хорошенько взяться за этого человека, чтобы еще не сбежал. Конечно, Джонс вполне мог найти вариант попроще, ведь половина Хогвартса готова была отдаться ему. Все были влюблены в его образ прекрасного спортсмена и прилежного студента, старосты Гриффиндора и весьма толерантного в вопросах чистоты крови богатого и чистокровного волшебника. Да, Альфреду было плевать на статус крови, куда важнее другие моменты. Например, реальные таланты, характер, привычки и повадки. И именно поэтому он нацелился на этого незаметного, но определенно очень умного слизеринца. И плевать, что он полукровка, он сильный волшебник. Плевать, что он теряется в толпе, у него уникальная и неповторимая красота, неброская, скрытая от посторонних глаз. И куда важнее то, что Иван видел его настоящего, и только после этого позволил себя касаться. Ему не нравится образ, который носит на себе Джонс, ему понравился настоящий Джонс. Альфред скользнул губами по горячему стволу, вбирая его в рот и касаясь языком нежной кожи. Жаль, было темновато, разглядеть этот член более детально просто невозможно, но у гриффиндорца еще будет время это сделать. Никуда Брагинский от него не денется. Он уже ЕГО, а свое Джонс никогда не отпускает и не отдает. Он слишком собственник для этого, слишком ревнивый и импульсивный. Иван с шумом выдохнул, крепче сжимая потеплевшую от его рук перекладину. Парень все так же смотрел в небо, стараясь хоть немного абстрагироваться, но это выходило плохо. «Принц Гриффиндора» делал ему минет. Как тут абстрагироваться-то? Когда Джонс сглатывал, его горло сжималось, и Брагинский ощущал это своим естеством. Он ясно чувствовал, как проворный язык скользит по стволу, как плотно обхватывают губы… Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Слизеринец сглотнул и опустил взгляд. Джонс смотрел на него, и его голубые глаза сверкали безумием. Никакие очки не могли этого скрыть. Он был похож на хищника, и это так возбуждало. Настоящий Альфред был просто божественно хорош. Не тот веселый дурачок с улыбочкой на тридцать два зуба, такой откровенно наигранной, что хотелось закатить глаза. Это был совершенно другой Альфред, опасный, сильный, умеющий добиваться своего. Иван выдохнул, понимая, что ноги стали ватными и уже не держат его. Все целиком и полностью сосредоточилось на уровне паха, и даже холод перестал иметь значение. Да что там холод, сам факт того, что он стоит у пропасти, перестал иметь хоть какое-то значение. Это было потрясающе и необычно. Брагинскому никогда прежде не делали минет, тем паче не делали настолько умело. Где вообще гриффиндорец этому научился? Джонс задвигал головой активнее, все так же смотря на Ивана, и тот выдержал этот взгляд. Он неспешно оторвался от перекладины за спиной и медленно запустил руку в золотистые волосы Альфреда. Волосы оказались жесткими, и Брагинскому на ум пришло сравнение с расплавленным золотом или чем-то вроде того. Джонс тут же высвободил изо рта член. Возбужденного органа снова коснулся холодный воздух. Брагинский затрепетал. Это оказалось неожиданно приятно. — Давай, милый, — пошлым тоном шепнул Альфред, не переставая улыбаться. — Ты ведь хочешь подергать меня за волосы погрубее, я знаю. Не стесняйся, я тоже этого хочу. Иван едва не задохнулся от восторга. Откинув прочь все сомнения, он сжал пятерней чужие волосы и притянул голову парня поближе к себе, дабы тот снова взял в рот. Их желания совпадали. Джонс усмехнулся, настолько вызывающе и пошло, что Брагинский тот час понял — продержится он не долго. Альфред тоже понял это. Он сжал чужой член у основания и, приблизившись, чмокнул головку. — Кончи мне в рот, милый. Это не было просьбой. Напротив — это был приказ. Ивана повело окончательно. Когда Джонс снова вобрал в рот член, Иван окончательно потерял связь с реальностью. Теперь гриффиндорец сосал куда активнее. Прерывисто задышав, Брагинский снова устремил свой взор в небо. А ведь и правда красиво. Столько звезд. Чужие руки снова схватились за его ягодицы, но слизеринец не придал этому особо значения. Ему было слишком хорошо. Лучше, чем когда-либо в жизни. Он быстро достиг пика, не сдержав громкого стона. Иван излился прямо в рот гриффиндорцу, снова устремив взор на небо. Перед глазами начало мутнеть. Наверное, он вполне мог в тот миг свалиться в пропасть, потому как Брагинский совершенно перестал понимать, где он и что с ним происходит, и в который раз его снова схватили чужие руки. Джонс поцеловал его в губы, все так же властно и горячо, а Иван ответил, прекрасно понимая, что на чужих губах осталось его семя. Но ему было плевать в тот момент, он хотел, чтобы его вот так сжимали в объятиях и целовали. Так они и стояли: Брагинский с расстегнутыми штанами, а Джонс с мощным стояком, в объятиях друг друга, горячо целуясь на балконе, на самом верхнем ярусе башни Астрономии. Романтика? Вовсе нет, чистой воды безумие. То, чего всегда так жаждала извращенная, но прежде тихо дремавшая натура Ивана. Все ровно так, как всегда хотел Альфред. Все просто идеально.***
— И что это такое? Встречи в библиотеки давно стали своеобразной закономерностью. Джонс как-то очень ловко свел к минимуму посиделки с друзьями и теперь куда чаще ошивался в библиотеке. Влюбленные в него девицы, преимущественно девочки вторых — пятых курсов, так же зачастили в библиотеку вслед за своим кумиром. Библиотекарша впервые в жизни наблюдала, чтобы ее территория была настолько переполнена. И, разумеется, толпа, не всегда бесшумная и читающая, приходила сразу после шестикурсника Альфреда Джонса. Девочки упорно старались привлечь внимание ловца, то кашлянув, то что-то уронив, а то и просто хихикая. Но Джонс оказался устойчив ко всему. Он то и дело подсаживался к семикурснику со Слизерина и постоянно что-то ему говорил, явно мешая тому читать и не замечая более ничего вокруг. Всем стало интересно, кто же он такой, этот семикурсник, и чем он так привлек внимание Альфреда. Возможно, «принцу Гриффиндора» понадобилось какое-то зелье, а слизеринец просто сильнейший студент Хогвартса по зельям? Тогда зачем Джонс еще и таскается следом за слизеринцем к хижине лесничего, где Брагинский по обыкновению возился с магическими животными? С каких вообще пор Альфред так любит животных? Одним словом, вопросов было очень много. Тем временем Джонс, в самом деле не замечавший всей шумихи вокруг своей персоны, протянул раздраженному Брагинскому свой подарок. — Вот, носи это на мантии. Иван выдохнул. Он как раз наткнулся на интереснейший труд Николаса Норфолка об анимагах и хотел подробно все изучить, но Альфред был намерен мешать ему всякими глупостями. И плевать на то, что эту книгу ему достал из запретной секции сам Джонс, у которого директор Хогвартса и пара учителей какие-то там родственники. Плевать, да. Книга была очень интересной. Но Альфред хоть и снабжал его интересностями, но куда больше интересовался другими вещами. Например, сексом. Ивану порой хотелось повернуть время вспять и вернуть те чудесные деньки, когда он считал себя асексуалом, никак не реагировал, когда Юльхен то и дело садилась к нему на колени, и вообще не думал о сексе как таковом. Эти мысли исчезали в тот миг, когда Альфред по обыкновению зажимал его то в темных коридорах, то за дальними стеллажами библиотеки, то в ванной для старост, то за теплицами профессора Стебль, то под трибунами квиддичного поля, то в пустынном классе зельеварения… Да много где, на самом деле. Альфред был очень активным в плане сексуальности, а Иван не мог выдержать его напора и отдавался ему без оглядки. Но это происходило именно тогда, когда они оставались одни. Так что очевидно, что в переполненном читальном зале библиотеки магия гиперсексуальности Джонса не действовала. Хотя не факт. Такого они еще не пробовали. — Это еще что такое? Гриффиндорец положил перед ним… брошь. Да, вполне себе обычную брошку, если не считать того, что она была выполнена в форме головы льва с двумя натуральными рубинами на месте глаз. — Это мой подарок, — улыбнулся Джонс. — Носи его всегда. Мне будет очень приятно. Брагинский нахмурился. — Я что, похож на фаната гриффиндорца? Зачем мне носить на себе нечто настолько… гриффиндорское? Золотой лев с рубинами. Да меня на смех поднимут. Джонс упорно не переставал улыбаться. Он притянул поближе к себе стопку довольно странных книг, так, чтобы любопытная толпа не видела того, что происходит на поверхности стола перед ними. А после он все с той же улыбочкой вложил брошку в руку растерянного Ивана и заставил его сжать украшение. Брагинский едва не взвизгнул. Это было больно, потому как силищи в теле гриффиндорца было более, чем достаточно. — Я сказал, что ты будешь носить это на своей мантии, — как ни в чем не бывало сказал Альфред. Он все так же мило улыбался, никто бы не уловил на расстоянии хоть какой-то агрессии от него. Никто, кроме слизеринца, который слишком хорошо знал, какой настоящий Джонс и насколько он опасен. — А значит, ты будешь это носить. Вопреки здравому смыслу, Брагинский почувствовал возбуждение. Вряд ли это было нормально, но с тех самых пор, когда Альфред Джонс, чертов «принц Гриффиндора», начал трахать его едва ли не каждый день, Иван вовсе перестал понимать, где кончается нормальное и начинается отклонение от нормы. Да и кого это вообще волнует… — Эм-м… Хорошо. Придется теперь носить на себе идиотскую брошку. Иначе Джонс разозлится, а его лучше не злить. — Умница, — довольно кивнул Альфред. — Зачем это вообще? Да, гриффиндорец довольно часто что-то ему дарил за те два месяца, что они были, если можно так сказать, вместе. Это были и редкие книги, и необходимые для каких-то целей составляющие, и даже парочка довольно любопытных артефактов. После каждого подарка Иван и Альфред подолгу занимались сексом, забывая обо всем мире и целиком отдаваясь противоречивым чувствам. Порой Брагинский мучился от мысли, что он отдается Джонсу за эти подарки, но мучился все реже и реже. Его затягивали эти странные тайные отношения, ему все сильнее это нравилось. — Он зачарован, — сказал Альфред. — Пока ты его носишь, любой, кто подойдет к тебе с мыслями об интиме, почувствует тревогу и свалит в закат от необъяснимого ужаса. Правда же я молодец, что купил его тебе? Это было сложно, магия не простая. Брагинский шокировано округлил глаза. — Но… зачем? — А чтобы никто и пальцем не тронул то, что принадлежит мне. Итак, я пойду, сладкий, а ты верни библиотечные книги и иди в туалет. Уверен, тебе нужно сходить в туалет на пятом этаже. — Чертов маньяк. Джонс хихикнул, а после поднялся из-за стола. В тот же миг подавляющее большинство присутствовавших поспешило свалить следом за ним, соревнуясь в том, кто успеет первым с ним заговорить. Иван смотрел на это безмятежно, но с долей ревности и даже какого-то превосходства. С одной стороны, он ревновал Джонса ко всем его поклонницам и поклонникам, кроме, разве что, его кузена Меттью Уильямса. Ревновал, но никогда не подавал виду, чтобы Альфред, не дай Мерлин, не понял этого. Но помимо прочего он регулярно наблюдал за тем, как Джонс отвергает всех тех, кто пытается его пригласить на свидание, понимая, что он сам — единственный, кого «принц Гриффиндора» обнимает и целует. И это осознание безумно льстило. — В туалет, значит… Ох, Мерлин, скорее бы я окончил школу. Тогда у него будет аж целый год, чтобы отдохнуть от Альфреда. Разумеется, его пугала мысль о том, что после гриффиндорец его просто забудет, это вполне могло произойти. Но интуиция подсказывала, что нет, не забудет. Это станет ясно потом. А пока Ивану стоило поспешить на пятый этаж, в выходной день там должно быть мало народа. Достигнув нужного места, Иван повесил сумку на крючок и подошел поближе к раковинам. Их тут было шесть, и все стояли полукругом. Перед каждой из них висело зеркало. Открыв кран, Брагинский сполоснул лицо, а после уставился на свое отражение. Интересно, кто они с Альфредом Джонсом? Что-то вроде встречающейся парочки? Это вряд ли, они не ходят под ручку, не проводят выходные в Хогсмиде и не говорят друг другу романтических слов. Да даже сам факт того, что они вместе, держится в тайне. Ивану страшно было подумать, что случится, если его сокурсники об этом узнают. Или как начнет свирепствовать толпа поклонников Альфреда. Не хотелось этого даже примерно воображать. Тогда кто же они? Тайные любовники? Или это просто развлечение? Вряд ли. Будь это развлечением, Джонс не стал бы делать ему на самом деле ценные подарки. А еще он не твердил бы, что Иван — его собственность. Да еще и эта зачарованная рубиновая брошь. Гриффиндорец не ревновал его разве что к бетонному полу, и то не факт, а потому решил использовать сложную магию, чтобы никто не покусился на то, что он так искренне считает своим. Самым поразительным в этом было то, что Брагинскому нравилось это безумие. Ему нравилось, что Джонс ревнует. Ему нравилось, как этот парень снова и снова повторяет, что он принадлежит ему. Ему нравились эти отношения. Они пугали и манили одновременно. — Ну, ладно. Парень достал из кармана брошь. Немного подумав, он осторожно прицепил ее на ворот мантии, на не самое заметное место, чтобы особо не попадалась на глаза и можно было чуть что прикрыть шарфом. Пусть будет, не сильно мешает. Дверь открылась. Брагинский увидел в отражении, что это Джонс, а потому поспешил отвести взгляд и закрыть кран. — Ты уже тут, сладкий. Отлично. Его наигранная улыбочка бесила Брагинского, а потому Альфред старался улыбаться почаще. Это тоже было частью их своеобразной игры. Эдакая манера общения наедине или вроде того, и эта самая игра нехило срывала им башни. — А ты сомневался? — С тобой никогда нельзя быть уверенным полностью. На самом деле можно было. Иван мог сколько угодно его посылать, но он всегда приходил к назначенному часу. Он был так же зависим от их отношений, как и сам Джонс. Гриффиндорец очень быстро оказался рядом. Не ожидавший такой прыти Иван даже не сразу понял, что гриффиндорец решительно задрал его мантию, заставив опереться руками о раковину. — Стой, не здесь! Но Альфред лишь усмехнулся. — Именно здесь. Я слишком долго ждал, пока мы сидели в твоей пыльной библиотеке. Он прижался пахом к заднице Брагинского, заставляя того затрепетать. Но не лишиться рассудка прямо на месте. — Пойдем хоть в кабинку. — Не хочу, здесь лучше, — Джонс довольно усмехнулся, когда их взгляды встретились в отражении зеркала. — Я могу видеть твое лицо. Какая прелесть, разве нет? Брагинский выдохнул. Это ужасно стыдно, когда гриффиндорец видит его перекошенное от удовольствия лицо, но вместе с тем это еще и так волнительно. — Разумеется, нет, идиот! Джонс рыкнул. — Обожаю тебя. Его ловкие пальцы быстро избавили слизеринца от брюк. Иван прикрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям своего тела. Правая рука скользнула по его ягодицам, постепенно зарываясь меж половинок, скользя по направлению к анусу, а левая рука забралась под рубашку, пальцы обхватили сосок. Порой Джонсу нравилось заниматься сексом голышом, чтобы не было вообще никакой одежды, а иногда он не снимал даже мантию. Должно быть, это зависело от его настроения, понять сложно, но Иван не был привередой и всегда молча соглашался со всем. — Ты… — Брагинский выдохнул. — Ты двери хоть закрыл? — Конечно. Альфред невербально наколдовал смазку. Очень, к слову, удобная вещь, которой его научил Иван. И полезная, когда приспичило заняться сексом в не самый подходящий момент, а у них так бывало очень часто. Влажные пальцы постепенно стали проникать в анус, а Брагинский расслабился. Теперь эти прикосновения были привычными и желанными, не так, как в первый раз. Теперь он сам желал их. — Как же мне хотелось скинуть со стола эти чертовы книги, и завалить на него тебя, — шепнул ему на ухо Альфред, заставляя невольно краснеть. — Как же я долго терпел. Смотрел на твои губы и думал о том, как бы запихнуть тебя под стол и засунуть тебе в рот свой член. Правда же я герой? Я сдержался, а это было так сложно. — Ты идиот. Джонс засмеялся, параллельно вводя по основание два пальца. — Я люблю тебя, моя сладкая колючка. Никто в мире не возбуждает меня так, как ты. Давай всегда будем вместе? — М-м-м… Говорить в тот миг, когда твое нутро сладко терзают пальцами, довольно сложно. Иван задышал быстрее, когда Джонс чуть ускорился. — И всегда трахаться, да. Будем жить вместе, и трахаться, где вздумается. Например, в ванной, или на кухне. Или даже в прихожей и гостиной. Что скажешь, сладкий? Сквозь собственные стоны Брагинский услышал, как гриффиндорец расстегнул молнию на своих форменных штанах. Он не боялся, о нет — он ждал, когда уже пальцы сменятся кое-чем более крупным и горячим. Это тоже стало чем-то очень привычным. — Я… не думаю, что получится… Джонс усмехнулся, приставив головку своего члена к растянутому анусу. — Ты же не думаешь, что сможешь от меня избавиться, когда окончишь школу? — сказал он с откровенным весельем в голосе. С воистину маньяческим весельем. — Я достану тебя даже с того света. Возможно, уйду из Хогвартса на год раньше. И не думай, что сможешь от меня спрятаться. Я сам решу, где ты будешь жить. Он ввел член довольно резко, но привыкшие к подобному напору мышцы Ивана легко приняли его. Слизеринец все пытался разобрать то, о чем ему говорили. — Что? Альфред двинулся два раза. — Ты мой, — третий раз. — И я сам решу, где ты будешь жить… — четвертый раз. — Где будешь спать, — пятый раз. — И перед кем будешь раздвигать ноги. — Он больше не улыбался. Так его голос звучал потрясающе томно, с хрипотцой, как нравилось Ивану. — Ты мой, моя собственность. Ты всегда будешь моим и только моим. Он задвигался куда быстрее, заставив Брагинского отчаянно стонать под ним. Пришлось крепче вцепиться руками в раковину, чтобы не ударяться лбом о зеркало. Альфред крепко сжал влажной рукой его ягодицу, а вторую запустил в пепельные волосы на затылке, заставляя поднять голову и смотреть в отражение. — Смотри на меня, сладкий. Вот так. Мой самый красивый, самый желанный. Мой самый сладкий. Мой! Он двинулся особенно резко, попадая по простате, а Иван едва не взвизгнул от удовольствия. В тот миг он готов был согласиться вообще на что угодно, лишь бы только Джонс не останавливался никогда. Брагинский поправлял мантию. Джонс облизнулся, смотря на него, а потом подошел ближе и, поправив зеленый с серебром слизеринский галстук, взялся за чужой шарф. — Иногда мне очень нравится зеленый цвет, — сказал он. — Но тебе все равно больше к лицу красное. Он более чем довольно посмотрел на рубиновую брошь и кивнул каким-то своим мыслям. Иван отвел взгляд. — Да пошел ты. Огрызаться давно стало привычкой, а Альфреду это и вовсе как-то особенно нравилось. — Сладенький мой, — он сократил расстояние между ними и поцеловал слизеринца, а потом потрепал его волосы, отстраняясь. — Идем, думаю, нас уже обыскались. — Подожди! — взяв сумку, Иван поспешил за Альфредом. — Ты ведь это не серьезно, правда? — О чем ты, милый? Спокойствие гриффиндорца как обычно раздражало. Черт возьми, этому великому актеру самое место в Слизерине. Или он и распределяющую шляпу смог в свое время обмануть? — О том, что ты говорил. Ты ведь не бросишь школу? И ты точно не будешь жить со мной. Они как раз подошли к двери. Взявшись за ручку, Джонс застыл. Он посмотрел на Брагинского пристально, так что тот вдруг ощутил, что это он ниже ростом, а не Альфред. — Разумеется, нет. Я не буду жить с тобой. И уж тем более не брошу школу, я не полный прям идиот. У Ивана сердце ухнуло куда-то вниз. Душа похолодела, и вдруг стало так… больно. — Понятно, — кивнул он. Однако Джонс его удивил. — Это ты будешь жить со мной, в моем имении. Так ты точно никуда не денешься, пока я буду страдать тут без тебя свой седьмой курс. Но потом я по полной программе отыграюсь за этот год, имей в виду. И сделай лицо попроще, за дверью люди, в конце концов. Резкий переход от одного к другому заставил Брагинского встрепенуться. — Что? Какие люди? Альфред засмеялся. — Прости, милый. Ты же знаешь, что я так и не научился запирать двери магией. Когда двери туалета открылись, обескураженной толпе предстали Альфред Джонс, совершенно довольный произведенным эффектом, и растерянный Иван Брагинский, который не понимал что да как даже сильнее, чем все остальные. Когда девушки в очередной раз попытались наперебой пригласить Альфреда на свидание, тот ответил, что вынужден отказаться, и тому есть причина, которую он может показать. И именно с этой целью он повел всех желающих узнать правду за собой на пятый этаж. Там, в мужском туалете, причина и была раскрыта. Именно так тайное стало явным, и весь Хогвартс узнал о том, откуда у слизеринца Ивана Брагинского настолько откровенно гриффиндорская рубиновая брошь. Все узнали о том, что этот невзрачный и тихий зубрила стал тем единственным, кто смог покорить всеми любимого «принца Гриффиндора». Ведь так порой и случается. А вот Альфред Джонс был полностью всем доволен. Он уже все распланировал и за себя, и за Брагинского, решив, что ЕГО слизеринец точно никуда от него не денется.