Цветы Любви и Смерти

Каждой болезни своё название, каждой смерти - свой цветок

Гарри знает, что с ним происходит. Он уже видел это два года назад, когда Рон встречался с Лавандой, а Гермионе не оставалось ничего, кроме как бесконечно пользоваться Эскуро и сбегать в больничное крыло, прикрываясь поисками книг в библиотеке. Рон тогда ни о чём не догадался. Возможно, он даже не понял, что что-то произошло. И это, возможно, было даже к лучшему. Уже потом, в лесу Дин, когда Рон от них ушёл, Гермиона рассказала ему. - Понимаешь, Гарри, - говорила она ему, кутаясь в поношенный свитер и тонкую куртку, - в магическом мире есть болезнь, Ханахаки, которой, в теории, подвержены абсолютно все волшебники, однако у чистокровных, зачастую, она никогда не проявляется, поскольку они с детства находятся рядом с источниками силы; помимо этого у них есть специальные ритуалы, предотвращающие появление этой болезни. Я читала в библиотеке, что до середины прошлого века об этой болезни никогда не слышали, но примерно в то же время, когда Ригель Блэк взял в жёны эмигрантку из Японии Ваэми Кендо, в Великобритании зафиксировали первые вспышки этой болезни. В то время все случаи заканчивались летальным исходом. На первых порах диагностировать эту болезнь очень трудно, поскольку заболевший практически не чувствует никаких недомоганий, кроме разве что повышенной сонливости, что чаще всего, ошибочно, списывают на обыкновенную простуду. На втором этапе, на котором чаще всего и диагностируют ханахаки, у больного возникают проблемы с дыханием, начинаются боли в районе груди. На третьем этапе... Гарри прерывает её. - Постой, Гермиона, но что насчёт причин этой болезни? -О, Гарри, разве это не очевидно? Единственная причина - безответная любовь. - Безответная любовь? - недоумевая, спрашиваю я её. Возможно, Гермиона наконец научилась шутить. Только вот шутка эта не очень хорошая. - Именно это я и сказала. Но ты должен понять, это должна быть даже не влюблённость, а сильная, как говорится, настоящая, любовь. И ты меня перебил. На второй стадии в твоих лёгких начинают прорастать растения. Точно не известно, как это происходит, но очевидно, что боль в груди вызывают прорастающие через ткань твоих лёгких корни растений. Чаще всего это садовые цветы, реже полевые, совсем редко злаки. На третьем этапе, когда растение закрепилось, оно начинает пускать ростки и заполнять собой лёгочные мешки. Человеку становится все труднее и труднее дышать, поскольку объём лёгких уменьшается. - Гермиона на секунду останавливается перевести дыхание и продолжает. - После того, как растение оплетает бронхи, оно нарушает их целостность и продолжает расти уже внутри. Как ты понимаешь, именно в это время у больного начинается сильный кашель. Примерно через неделю после нарушения работы бронхов начинается период цветения. В большинстве случаев цветы, прорастающие у волшебника или ведьмы в горле, достаточно объёмны, поэтому для самосохранения растение сбрасывает нижние лепестки растений. Они засоряют горло, в следствие чего наступает самый болезненный период болезни. Некоторые считают это романтичным, но, переболев один раз, думать так сразу перестаёшь. Да, Гарри, медицина дошла до того, что на последней стадии развития возможно излечение, это очень дорогостоящая операция, поскольку она затрагивает не только физическое тело, но также память и магическое ядро волшебника. Однако даже те, кто может себе позволить лечь под нож магохирургов, редко идут на этот шаг. Причин для этого множество. Кто-то не хочет забывать свою любовь, кто-то боится, что не сможет полюбить снова. Согласно дневникам, которые я читала в библиотеке Блэков, за всю историю Ханахаки с момента её появления в Британии и до восьмидесятых годов этого века только четыре мага перенесли как минимум одну операцию. Двое из них умерли, полюбив во второй раз, один ушёл в отшельники, а четвёртый, вернее четвёртая, за свою жизнь успела полюбить четыре раза, три раза безответно, и описать свои чувства в мемуарах. И, согласно её словам, каждый раз это всё больнее и больнее, поскольку новые корни поражают уже разрушенные ткани и, как следствие, процесс идёт гораздо быстрее. И нет, я бы не решилась на операцию. В какой-то момент я всё же осознала, что Рональд чувствует ко мне если не любовь, то симпатию, и после этого болезнь сошла на нет буквально за пару недель. Гермиона замолкает, а Гарри наконец замечает, что свитер на ней на самом деле когда-то принадлежал Рону, что из страниц книги, лежащей на столе, высовывается уголок движущейся фотографии, сделанной самим Гарри за пару дней до побега из Норы. На ней Джинни корчит лицо в сторону Рона, целующего Гермиону в висок, и самой Грейнджер, смущённо опускающей голову. С того разговора прошёл уже почти год. Воландеморт был побеждён, погибшие оплаканы, Малфои и многие другие их бывшие однокурсники оправданы. В этом мире, только начинающем расцветать, нет места страданиям и смерти, поэтому Гарри не знает, что делать ему. Он не говорит о растущих в его груди неизвестных пока цветах никому, кроме мадам Помфри, но Луна, понимающая, добрая Луна, приносит ему книгу, в которой все страницы исписаны названиями цветов и их описаниями, а на изящных гравюрах цветки слегка шевелят лепестками, как от лёгкого дуновения ветра. - Твоим цветком стали белые гардении*, не так ли? Луна спрашивает это, когда он проходит мимо неё в одном из обычно пустых коридоров. Гарри пугается и резко разворачивается, направляя на неё палочку, но, увидев кто это, смущается, прячет палочку в чехол и бормочет извинения. - В твоей голове, Гарри, - говорит ему Луна, стоя на подоконнике в солнечном свете, - слишком много мозгошмыгов. А в твоих лёгких слишком много лепестков, чтобы ты мог и дальше это скрывать. Она протягивает к нему руки, и он безропотно подходит к ней ближе, обнимает обеими руками за талию и снимает с подоконника. Несколько секунд они стоят друг напротив друга в пустом коридоре, а потом Луна тянет Гарри в пустующий кабинет. Они вместе набрасывают на потолок иллюзию неба, трансфигурируют парты и стулья в мягкие ковры, пуфики и подушки. И Гарри долго-долго лежит головой на коленях у Луны, а она перебирает его волосы и рассказывает сказки и истории. Какие-то из них ей рассказывала мама, какие-то она придумывает сама на ходу. И последние, пожалуй, куда лучше первых. Гарри и Луне становится всё равно на время и окружающий их мир. Может их ищут, может нет, может они уже пропустили обед, может быть даже и ужин, но им не до этого. Они лежат и Луна тихо поёт грустные песни на неизвестном Гарри языке, а потом заканчивается действие зелья, и Гарри снова тошнит. Он только и успевает, что скатиться с колен Лавгуд, а потом из его рта на синий ковёр начинают сыпаться белоснежные вперемешку с ярко-красными лепестки, на которых то тут то там виднеются капли крови. Белые гардении и красные ликорисы. Луна смотрит на лепестки с печалью и, ничего не говоря, одним движением палочки заставляет их исчезнуть. В голове Гарри снова звучит голос Гермионы. - Каждый цветок символизирует определённые чувства. Так, Ирисы означают мужественность и отвагу, ликорисы** - ненависть, а сакура - доброту и благородство. Известны случаи, когда у больного в груди растут два или более цветка, но причина этого явления не известна. Есть теория, согласно которой это происходит из-за двойственных чувств, однако в наше время её всё больше критикуют, также как и ту, согласно которой второй цветок означает чувства возлюбленного. У обеих этих теорий есть серьёзные недостатки, связанные в первую очередь с недостатком данных от больного, поскольку исследования обычно проводятся посмертно, посредством опросов семьи, знакомых и друзей покойного. Пока что удалось установить только приблизительную вероятность. И это ещё одна причина серьезного простоя в исследованиях. Согласно исследованиям вероятность проявления этой патологии приблизительно один к двумстам тысячам. Один к двумстам тысячам. Вероятность, достаточно большая для маглов, в магическом мире невероятно мала. И всё же Судьба смеётся над Гарри и здесь. Он буквально слышит её хохот в завывании ветра за окном. После того дня в заброшенном классе, Луна становится практически ангелом-хранителем Гарри. Их почти не видят вместе за пределами аудиторий, но Гарри ловит взглядом отблеск её волос, когда она скрывается за поворотом, улавливает в воздухе аромат спелой черешни, каждый раз когда Луна проходит мимо него в коридоре и незаметно удаляет лепестки из его лёгких.. Гарри не знает, где она выучила это заклинание, но благодарен, ведь иначе уже весь Хогвартс давно бы знал о неразделённой любви героя. Если бы устоял. Представить страшно, что было бы если приступ начался бы во время зельеварения. Профессор Снейп со своего портрета не смог бы им помочь, а новый профессор - совсем молоденький юноша из Франции, вчерашний выпускник Шармбатона, - уж точно не может похвастаться скоростью реакции и находчивостью. Гермиона догадывается о происходящем сама примерно через неделю, после Луны. Она подкарауливает их у Выручай-комнаты, прижимая к груди давешнюю книгу с гравюрами цветов. У неё в глазах стоят слезы, и Гарри пытается ободряюще улыбнуться лучшей подруге. У них ещё есть время. Ещё одним человеком, заметившим изменения в Поттере стал профессор Снейп. В конце концов, даже смерть не могла освободить его от привычки приглядывать за Поттером, а значит, и пытаться уберечь его от всяческих опасных для жизни зелий или последствий их неправильного приготовления. Лили его даже с того света сживёт, хотя казалось бы куда уж. И раз уж Снейп поневоле наблюдал за Поттером, он не мог не заметить, как все чаще мальчишка отводит взгляд от своего рыжего приятеля, подсаживаясь к выскочке Грейнджер и непонятно как затесавшейся на пары восьмого курса Лавгуд. А они не только не возражают, но и будто отгораживают героя от остального мира. Ещё один тревожный звоночек звенит в его голове, когда он повнимательнее присматривается к этой троице. На его предмете практически не нужно пользоваться палочкой, разве что разжечь огонь или наполнить котёл водой, но Лавгуд не только держит её в левой руке медицинским хватом, но ещё и периодически совершает ей слишком знакомые Северусу пасы. Он сам выводил их над практически бездыханной Бэллой Лестренж, когда она выпадала из его камина в доме в Паучьем тупике после очередного собрания. Вопроса, над кем колдует Лавгуд ради безопасности всего Хогвартса даже не возникало. Уж слишком изменился Поттер за последнее время. Осунулся, похудел, лицо только будто осталось неизменным, но это, скорее всего, заслуга Гренджер, которой всегда хорошо удавались чары. Беспокойство снедает его изнутри, поэтому после одного из занятий профессор незаметно уходит с портрета и скользящей по картинам тенью следует за практически неразлучной троицей до больничного крыла, где и присаживается за стол на своём втором портрете, который висит прямо над столом Мадам Помфри, год назад божившейся, что ей может пригодиться помощь специалиста в тёмных искусствах, особенно в отношении восьмого курса Слизерина, которые буквально ходят по лезвию ножа, бледные и нервные в ожидании угрозы из-за угла, и с палочек которых в момент угрозы слетают не такие уж светлые порчи и сглазы, благо что не проклятья и заклинания, на которые наложили ограничение в министерстве. Северус дожидается, когда Поппи заходит в свой кабинет, деликатно прокашливается и интересуется здоровьем своих подопечных и даже последними новостями магического мира, но Поппи Пофри не зря в своё время закончила Рейвенкло лучшей на курсе, а потом ещё и работала с Северусом почти двадцать лет. Она видит его насквозь, но не упускает шанс побеседовать хоть с кем-то. Минерва и Флитвик в последнее время занимаются научными исследованиями, пытаясь укрепить защиту Хогвартса для будущих поколений, а Помона постоянно работает в теплицах, поскольку новый профессор зелий переводит слишком много ингредиентов, что никак не отражается на посредственном качестве зелий, поставляемых им в больничное крыло. - Северус, - говорит она ему, - я знаю тебя больше двадцати лет, восемнадцать из которых я вынуждена была мириться не только с твоим характером, но и со всеми этими травмами, с которыми дети приходили после и во время твоих занятий. И за все эти годы ты ни разу не пытался вести светскую беседу. Так что не стоит этого делать и в посмертии. Что до твоих слизеринцев, что ж, признаться, я обеспокоена, участившимися случаями попадания ко мне мистера Нотта и мистера Забини, было бы неплохо, если кто-то с ними поговорил, но я бы не подпустила этого французишку к ним на километр, если ты понимаешь о чём я. В остальном всё не выходит за рамки обычного. Квиддичный сезон в самом разгаре, и я уже вправляла твоим некоторое количество суставов, но ничего серьезного. А теперь о насущных вопросах.- Поппи тяжело выдыхает и откидывается на спинку кресла.- Состояние мистера Поттера плачевное, я бы даже сказала критическое. Болезнь перешла в третью стадию пару недель назад, и теперь ослабить её течение может либо ответное признание, либо вмешательство магохирурга, однако Гарри не желает ни признаваться в своих чувствах, ни идти к квалифицированным медикам. Видит Мерлин, я пыталась как-то на него повлиять, но он совсем... - Совсем как его несносный отец, я полагаю, - прерывает её Северус, - также упрям и совершенно не думает о чувствах других. Мальчишка. И кто же предмет страданий национального героя? - Если бы я знала. Но ни он, ни уж тем более мисс Гренджер и Лавгуд не хотят мне даже намекнуть. А между тем мальчику становится все хуже, и если раньше болезнь прогрессировала достаточно медленно, то в течение последних недель, что ж, она буквально съедает его изнутри. В последний раз я видела такое лет двадцать с лишним назад. Бедная Бэлла, так страдать по Темному Лорду я не пожелала бы никому. Но вернёмся к Гарри. Ему осталось не больше двух недель, если делать оптимистичный прогноз, а если нет.. Я не дам ему больше недели. Мальчик сгорит, не дожив до понедельника. Впрочем, что тут говорить, если ты можешь посмотреть сам. На этих словах Поппи берет палочку и почти пропевает длинное заклинание, сопровождая его сложными взмахами палочки, и Северус чувствует, как его дух на время покидает картину. Ему не очень нравится быть призраком, однако спорить с Помфри себе дороже, только если ты не покойный профессор Дамблдор, который мог переубедить кого угодно в чём угодно. Северус неспешно выплывает в палаты и пристраивается в углу за шкафом. Поттер лежит на кровати, положив голову на колени Грейнджер, и чары гламура с него не то слетели, не то сняли. Выглядит он плохо. Щёки впали, высокие скулы явственно проступили под кожей, губы потрескавшиеся и почти бесцветные, а глаза потеряли естественный блеск. И всё же Северусу кажется, что Поттер почти счастлив в этот момент, когда напротив него танцует дочь чудака Ксено Лавгуда и первой красавицы Рейвенкло Пандоры Кингсли. Полумна Лавгуд кружится под музыку в своей голове, и вокруг неё то взлетают, то поднимаются белые и красные лепестки, искрящиеся от вложенной в них магии. Даже Северус завороженно смотрит на это таинство магии, пока его не возвращает в реальность кашель Поттера. Когда он переводит взгляд на мальчишку, тот уже сидит, широко раскрыв рот, а Грейнджер магией вытаскивает кровавые комки, в которых уже нельзя понять, какого цвета лепестки. В этот момент Северус понимает, что Поппи была права. Мальчишка вряд ли доживёт до понедельника, и это при том, что уже завтра наступит четверг. То, что происходит в следующий момент, поражает Снейпа больше, чем виденное им когда-либо. Когда комки заканчиваются, а Поттер снова может дышать, Грейнджер заклинанием поднимает из миски комок и разделяет его на лепестки, с которых капает кровь, исчезающая не достигнув пола. Лавгуд же, не прерывая танца, невербально призывает их к себе, и они словно присоединяются к этому танцу. Поттер смотрит на это и почти незаметно улыбается. Он слегка шевелит пальцами, и лепестки насыщаются его магией, кружатся уже в независимости от движений палочки Полумны, создают хаос несколько секунд, а потом вливаются в уже существующий ритм. И именно этой сцены хватает Снейпу, что бы понять: Поттер не хочет жить не любя. Он просто не может добровольно уничтожить то, чего ему не хватало всю жизнь, и поэтому не только не борется с болезнью, а ускоряет её течение, чрезмерно расходуя свой магический запас так, чтобы у организма не из чего было черпать силы на исцеление. Северус кивает сам себе и выплывает из палаты обратно в кабинет, где его уже ждёт Поппи. Один взмах палочкой и короткое заклинание, и вот он снова может ощущать тепло помещения, в котором находится его нарисованное тело. Помфри смотрит на него, ожидая вердикта. Он молчит несколько секунд. - Мне нечего добавить к твоему заключению, Поппи. Разве что Поттер вряд ли протянет до воскресенья, если продолжит так расходовать свои силы, - Северус молчит несколько секунд, формируя мысль,и продолжает, - Я считаю, мальчишку необходимо отстранить от занятий, хотя бы ради безопасности его окружения и всего Хогвартса. - Как бы я хотела, чтобы у меня была возможность так сделать, Северус, как многое я бы отдала, чтобы он мог уйти спокойно, но видит Моргана, я не могу, - Поппи вздыхает и вдруг выглядит куда более уставшей, чем час назад, - Все эти посещения занятий и непомерный расход магических сил - его последняя воля, заверенная самой Магией, поэтому я ничего не могу поделать. Гарри сформулировал свою волю так, что даже Сметвик не смог ни одной лазейки, позволившей бы мне не отпускать Гарри. Так что мне приходится, скрепя сердце, каждый день отпускать его и надеяться, что ещё один день он будет делать вид, что всё в порядке, а потом вернётся сюда. Что мне не нужно будет констатировать его смерть при всех. И поэтому я прошу тебя, Северус, присмотри за ним. Мисс Грейнджер и Лавгуд замечательно справляются, не пойми меня неправильно, но мне будет спокойнее, если мне поможешь ещё и ты. Северус лишь сдержанно кивает и покидает больничное крыло, но не возвращается к себе в подземелья. Он занимает место на небольшом пейзаже в алькове у больничного крыла до тех пор, пока Поттер не отправляется на ужин. В течение следующих дней Снейп тенью следует за Гарри, и узнает о нём больше, чем за все семь лет обучения. Например то, что Поттер любит читать и зачастую устраивает с Грейнджер дебаты на тему влияния античной мифологии на мировоззрение магов, а с Лавгуд они обсуждают различных магических существ, и вероятность того, что маглы могут их видеть. Ещё Поттер любит летать, но этого он лишён уже несколько недель. Сжатый воздух и высокое давление могут ухудшить состояние его организма, поэтому Гарри предпочитает не появляться даже на стадионе. Совсем как на пятом курсе, когда мальчишке запретили играть в квиддич, и он почти не выходил из замка, лишь, как и сейчас, наблюдал за тренировками из окна. Но больше всего Поттер любит своих друзей. В первый день наблюдений Северуса, стоило только закрыться дверям за Лавгуд и Гренджер, Поттер достал из тумбочки перо, пергамент, чернила и несколько фиалов для воспоминаний. А потом он долго что-то долго писал и много раз отбрасывал пергамент, начиная все заново, но в конечном итоге письма были написаны. Северус не спешил узнавать, что в них написано, но догадывался. Поттер умер тихо. В ночь с пятницы на субботу где-то около трёх утра. Северусу хотелось бы сказать, что во сне, но невозможно проспать то, как растение пробивает себе путь через последний рубеж - горло. Сигнальные чары сработали в тот момент, когда бутоны только начали набухать. Поппи, бдевшая всю ночь и следившая за малейшими изменениями в организме мальчишки Поттера, послала домовика за Лавгуд и Грейнджер,которых герой хотел видеть перед смертью. Первой, прямо у кровати Гарри, с хлопком появилась Лавгуд. Босая, с распущенными волосами и в одной тоненькой ночнушке, она упала на колени перед кроватью и прижалась лбом к едва тёплой ладони в тот момент, когда с хлопком появилась у двери Грейнджер, так не похожая на Полумну с волосами, заплетёнными в тугую косу, халатом, наброшенном поверх теплой пижамы и теплыми шерстяными носками. Но точно также она бросилась к Гарри, не скрывая слёз. Северус замечает, когда герой начинает уходить. Его шея буквально светится изнутри от концентрации магии, а из глаз постепенно исчезает свет. Поттер делает один. Два. Три глубоких вздоха ртом, и затихает, а спустя несколько мгновений два белых и два красных бутона появляются у него во рту и распускаются за доли секунд. Писем оказывается даже больше, чем Северус думал. Поппи рассылает их совиной почтой, оттягивая момент. За завтраком Хогвартс гудит, когда приходят письма. В зале на несколько секунд воцаряется оглушающая тишина, а потом кто-то начинает плакать. Кто-то кричит и не верит, кто-то плачет навзрыд. Минерва, не сдерживая слёзы, меняет цвета факультетских флагов на чёрный. Из конверта Драко Малфоя на пол планируют белые и красные лепестки.