Свидание с врагом

— У тебя был кто-то? — Нет, я хранил тебе верность все эти четыре года. Тебе начать перечислять те имена, что я знаю? Ты уснёшь, пока я закончу. Сказав это, Дазай взял протянутую сигарету и затянулся. Он лежал на Чуе сверху и болтал ногами. Они курили одну сигарету на двоих. Старая привычка. — Будь осторожен, называя мне сейчас какие-либо имена. — Ты серьёзно… Дазай кашлянул, глаза у него заслезились — Чуя курил крепкие, — и хрипло рассмеялся, когда Чуя бормотнул на это: «Чёртова неженка». — Не готов я прощать тебе трупы своих случайных партнёров. Вообще никаких трупов не готов прощать, раз на то пошло. — Ты теперь у нас хороший мальчик, — с насмешкой. Дазай выдохнул дым и улыбнулся ему тоже чуть насмешливо, и на щеках у него от этого заиграли ямочки. — Да не пялься ты так, — сказал он. — Если бы мог, не пялился бы. *** Дазай сам предложил ему встретиться, а Чуя после пригласил его на ужин. Он провозился и убил кучу времени накануне, пытаясь сделать что-то со своими волосами, чтобы придать спутанным завиткам на голове более опрятный вид. На ощупь они, правда, как были проволока-проволокой, так и остались — и почему бабам всегда так нравилось их трогать? Выбрал свою лучшую белую рубашку — свою единственную лучшую белую рубашку — и чёрные брюки, узкие настолько, что в них даже двигаться было не очень-то удобно. Они были даже уже, чем те, что Дазай привык носить каждый день. На последние деньги он забрал пиджак из химчистки и по пути взял такси. И в ровно назначенное время уже сидел за забронированным столиком у окна в одном из тех дорогих, шикарных ресторанов, что так любил Чуя. Бывший напарник задерживался, и у Дазая появилось достаточно времени, чтобы прийти к одному неутешительному выводу на собственный счёт: он ебанулся. Вернее, они оба. Зря он на это согласился, поэтому в самый раз было бы самому свалить поскорее: ещё не поздно было изловчиться и выставить дураком именно Чую, он всегда найдёт способ. Но спустя полчаса такого мучительного ожидания дверь перед Накахарой распахнула пара суетящихся работников ресторана. Как-никак, постоянный, важный клиент, да ещё и с такой репутацией. Накахара осматривал зал, вглядывался в посетителей ресторана и быстро заметил его. Дазай откинулся на спинку стула, давая ему рассмотреть себя получше. И улыбнулся ему через весь зал той самой своей улыбкой, что обычно заставляла женские сердца таять, словно шоколад в летний зной. Чуя поймал за локоть несущегося мимо него официанта и что-то ему сказал. Тот черкнул пару слов в блокнот, кивнул и побежал исполнять заказ. Вместо привычного пижонского прикида на нём сегодня были рубашка без галстука и чёрный костюм, наверняка пошитый на заказ, и сидел он на Чуе просто великолепно. Впрочем, его излюбленная шляпа никуда не делась: войдя в помещение, Чуя взял её в руки. И когда он опустился напротив Дазая, то положил её рядом с собой. — Извини, на работе задержали, — сказал Чуя, откровенно его разглядывая. Официант, с которым Чуя разговаривал на входе, поставил им на столик хрустальные бокалы и бутылочку невероятно дорогого вина. Накахара потянулся за меню. — Надеюсь, твои вкусы не сильно изменились за четыре года. Когда официант вернулся с заказом, Дазай осознал, как смертельно был голоден все это время. Просто позабыл о чувстве голода за всеми волнениями этого дня. — Готов поспорить, что твой суровый папаша расстроится, если узнает об этой встрече, — подняв на него взгляд, сказал Чуя с острой, точно бритва, ухмылкой на лице. — Они же тебе не сильно доверяют, я прав? И ведь не зря. — Твой суровый папаша тоже вряд ли рад будет. Он ещё и по заду за такое надавать может. — Ты до сих пор как кость в горле у моего босса, — Чуя опасно понизил голос. — Так печёшься о своём боссе. Я кость в горле у огромного количества людей, Чуя. Непробиваемо улыбаясь и под столом игриво касаясь лодыжкой его ноги, Дазай налил себе вина. И с удивлением посмотрел на Чую, не проявившего должного рвения. — Ты пить не будешь? — Сейчас нет, я за рулем. Я заказал две бутылочки лучшего вина здесь, одну мы сможем распить у меня дома. Дазай осушил свой бокал при внешнем безразличии, чувствуя, как сердце в груди заходится, как ненормальное. — Мы ведь так и не поговорили ни разу нормально после того, как я ушёл. Как... поживаешь? – стараясь не выдавать своего волнения или заботы, будничным голосом поинтересовался Дазай, вилкой без особого интереса тыкая в свою тарелку. Из-за предвкушения и завладевшего им голода иного рода он резко утратил аппетит. — Много работы в последнее время. Моя бы воля, днями выбивал бы дерьмо из всяких ублюдков, но начальство считает по-другому. Ну а... — Лучше всех. — Но только скучно. — Отличное вино, — выпалил Дазай с улыбочкой на губах и опять плеснул себе в бокал. — В винах ты разбираешься, не отнять. Потягивая вино, он не сводил взгляда с Чуи, с невозмутимым видом разделывающегося сейчас со своим прожаренным мясом. За болтовнёй — о новостях, произошедших в городе за последнее время, — Дазай незаметно прикончил почти всю бутылку в одиночку. То, что он опьянел, он не сознавал до тех пор, пока ему вдруг не стукнуло в голову подняться. Мир вокруг него завертелся, и Осаму пошатнулся с неловким смешком, руками цепляясь за край стола. Чуя вскочил и успел подхватить его, пока он не поцеловался с полом. Расплатившись и оставив приличные чаевые, Чуя повёл его на свежий воздух. Едва они оказались на улице, Дазай прямо в людном месте толкнул Чую к стене ресторана, вдавив его в неё всем телом, и со стоном накрыл его губы своими. Они целовались как бешеные, пока Чуя не отстранил его от себя. — Мы едем к тебе? – решил на всякий случай уточнить Дазай заплетающимся языком, что ещё секунду назад хозяйничал у Накахары во рту. — А что, думал сбежать от меня так скоро? Не терпится уже поскорее выпутать тебя из твоих шмоток. «Всё-таки обратил внимание», — подумал Дазай, вытирая губы и идя к машине, на которую Чуя указал, покрывающейся мурашками спиной отчётливо ощущая на себе чужое сильное желание — такое не спутать ни с чем, уж Дазаю это чувство было слишком хорошо знакомо. В конце концов, это то, в чём он был так чертовски, невозможно хорош. Один из его многочисленных талантов. То, что он умел делать хорошо, — нравиться. Вызывать желание подчас до одержимости. От обезумевших от страсти женщин деваться просто некуда было — в самый раз было сваливать в другую страну, меняя себе имя и фамилию. Накахара тоже не был глух к этому и вечно вёлся, как последний дурак, на его флирт. Но куда больше он любил глазами, и Дазай об этом прекрасно знал. Рисуясь, Чуя распахнул перед ним дверь машины. Пьяно пошатнувшись, Дазай упал на переднее сидение и старался разместить свои длинные ноги в салоне: выпитый алкоголь всегда делал его сонным и неповоротливым. Недолго думая, он нашёл удобную для себя альтернативу: просто согнул одну ногу в коленке и выставил ее на приборную панель, откидываясь на сидение и немного сползая вниз под внимательным, чутким взглядом Чуи, который тем временем пристёгивался. Накахара не полез бить ему рожу за такое откровенное надругательство над его малышкой, почти богохульство в его глазах. Почему-то смолчал, завёл машину и тронулся. Дазаю всегда нравилось, как Чуя водит. «Наверное, Чуя проводил здесь очень много времени, бывая в разъездах», — догадался он, потому что чувствовал, как без алкоголя ещё стремительнее пьянеет, глубоко вдыхая запах терпкого одеколона хозяина машины, чьим сильным ароматом здесь, казалось, всё было пропитано насквозь. — Почему ты позволил мне это сделать? — Напиться? Ты сам себе хозяин. — Нет... «Почему после того, как я ушёл, ты ни разу не попытался связаться со мной? Почему до этого времени ты ни разу... Тебе словно совсем плевать было. А первое время мне было очень хреново, Чуя. Возможно, когда-нибудь я расскажу тебе, как хреново мне было тогда. Ты до недавнего времени даже не знал до конца истинную причину, по которой я ушёл, и не потрудился узнать. Как-то странно всё это для двух старых друзей, которые через многое прошли вместе». Дазай очень близко придвинулся к нему и, мокро ткнувшись губами в висок, зашептал: — Давай убьём кого-нибудь? — заглядывая ему в глаза, он спустился ниже и стал целовать покрывающуюся мурашками шею. — А потом сбежим и займемся сексом. — Ты пьян, Дазай. Дазай пристально посмотрел на него, нехотя отстранился и убрал руку, которой массировал чужую плоть. Отсунувшись к двери машины, он облокотился об неё, закинул нога на ногу и скрестил руки на груди. Дазай чувствовал себя ребенком, получившим шлепок ни за что. Чуя не сводил взгляда с дороги, ведя машину одной рукой. Дазай искоса наблюдал за тем, как его правая рука опускается на его колено, поглаживая нежно сначала и тут же крепко смыкается, впиваясь пальцами, вынуждая Дазая тихо ахнуть и зажмурить глаза от удовольствия. "Было по-всякому между нами, но точно не скучно", — не размыкая глаз, Дазай криво ухмыльнулся, вместе с тем вдруг невпопад припоминая, как хорошо и слаженно они могут порой понимать друг друга, невзирая на все их разногласия. Даже в каких-нибудь мелочах. Чуя, разумеется, не Ода, но он был ближе по духу, если можно было так выразиться. По крайней мере, так было раньше. *** — Ты не знаешь, что Мори сделал с моей квартирой после того, как я ушёл? — поинтересовался Дазай, будто прилипнув к огромному панорамному окну сразу же, как только они переступили порог большой, просторной квартиры на девятнадцатом этаже. Дазаю подумалось, что квартира Чуи — разумеется, с дорогим европейским ремонтом, чтобы этот хренов позёр и любитель роскоши хоть в чём-то смел себе отказывать — идеально подходила для того, чтобы мафиози мог при желании устраивать здесь для своих тусовки с музыкой, выпивкой и красивыми девочками. Ну или с красивыми мальчиками. Чуя, конечно же, всегда отдавал предпочтение красивым мальчикам. — Продал её, кажется. Я не интересовался, — Накахара хозяйничал в домашнем баре. — Мори сука. Он не имел права трогать то, что ему не принадлежит. — Не смей при мне так отзываться о моем боссе. Пока только предупреждаю. Дазай хмуро покосился на него и, ничего на это не ответив, просто молча отвернулся. Накахара пил вино, облокотившись на барную стойку, и потемневшими глазами следил внимательно за Дазаем, что расхаживал сейчас по его квартире и без разрешения трогал его вещи. Постоянно чувствуя на себе пристальный взгляд, Дазай время от времени поглядывал на него через плечо и отворачивался, невольно усмехаясь. — Пришла мне тут в голову одна идея, — Чуя допил и отставил пустой бокал на стойку. — Стой, не двигайся, — Накахара уже скидывал пиджак. Он достал кинжал из внутреннего кармана пиджака и вынул его из ножен — Чуя даже спал вооружённым до зубов, не то, что общественные места так посещал. Приблизившись, он опустился перед ним на колени и дёрнул на себя, подтянув ближе. Под чужим пристальным взглядом Накахара подцепил кончиком острого ножа пуговицу на штанах и молниеносно её срезал. — Я умею обращаться с холодным оружием, – напомнил он, смотря на него снизу вверх. Дазай знал, на что идёт. Он знал, что с Чуей будет больно в любом случае, и был готов к этому, но получить этой ночью порцию незапланированной боли не горел желанием, потому что он ненавидел боль. Но также и не представлял своего существования без неё. Всё было в точности как с Чуей. — Ты не раз демонстрировал своё умение, я знаю, как ты хорош и как прекрасно ты умеешь владеть оружием. Ты был лучшим. Вряд ли это изменилось, — сказал он. — Раз я лучший, — с удовольствием произнёс он. — Тогда просто стой спокойно. Чуя поцеловал выступающую тазобедренную кость и приставил острый кончик к плотно обтянутому чёрной тканью бедру. Дазай непроизвольно втянул живот и задержал дыхание, вцепившись рукой в чужое плечо. Медленно, действуя крайне осторожно, и вовсе не было бы ошибкой сказать в данном случае, что профессионально, Чуя разрезал шов до самого низа. Когда оголившейся кожи коснулось дуновение прохладного ветра из открытого балкона, Дазай наконец сумел выдохнуть. Чуя проделал то же самое с другой стороны, но действуя на этот раз более резко и агрессивно. Нетерпеливо. Громкий звук рвущейся ткани заставил их обоих содрогнуться. Дазай стиснул зубы. На белом гладком бедре осталась длинная тонкая царапина, быстро засочившаяся кровью. Чуя прижался к ней ртом, жадно слизывая выступающую кровь. — Извини. У Дазая, того ещё извращенца, из-за манипуляций Чуи — встал. Каменно просто. Чуя сам оценил свои старания, накрывая чужой стояк ладонью и крепко сжимая. И остался доволен. Он избавил Дазая от ненужных теперь тряпок и откинул их куда-то в сторону. Часто дыша, Дазай пятился назад, пока Чуя наступал на него, тесня к огромному панорамному окну. Чуя поймал и спиной развернул к себе Дазая, подталкивая того вперёд и заставляя опереться руками об оконное стекло, что ненадёжно задрожало под его ладонями. Нетрезвый Дазай, весь встрёпанный, возбуждённый, посмотрел на собственное отражение в прозрачном стекле, затем взгляд его сфокусировался на том, что было за окном, – ночная, преступная Йокогама, вся в огнях, как на ладони перед ними. Теряя голову окончательно, он прогнулся, с готовностью подставился, отдаваясь сильным рукам, что прикасались к нему сейчас. Он помнил, как это важно всегда было раньше для Чуи — прикасаться к нему, искать его прикосновений, — ведь Дазай одним касанием умел творить чудеса. Неудивительно, что Чую так тянуло к нему с самого начала. Они взрослели, и Чуя только настойчивее стал добиваться близости с ним, в итоге взяв своё. А потом — как сильна всегда была его хватка, будь то обычное объятие или объятие во время секса. Как Чуя временами, не отдавая себе в том отчёта, до выступающих позже синяков хватал его за запястье или локоть, будто подсознательно хотел удержать его рядом с собой и никуда его от себя не отпускать. Словно удержать Дазая вообще кому-то было под силу, что он, однако, смог доказать. Интересно, Чуя до сих пор такой же? Обнимая его со спины, Чуя одну за другой расстёгивал пуговицы на его рубашке. Он стянул её с него и стал покрывать поцелуями его спину и поясницу. Широкой ладонью он провёл по плоскому животу, царапнув нежную кожу короткими ногтями. Огладил бёдра и ягодицы, развёл их, притираясь стояком, и шумно задышал. — Ты готов, — выдохнул он. Дазай не был на все сто уверен, как закончится сегодняшний вечер, но решил перестраховаться, помня о том, какой Чуя нетерпеливый. Ему его задница была дорога. Лизнув ладонь, он завёл руку назад и сомкнул длинные тонкие пальцы на члене Чуи. А затем, двигая рукой, требовательно посмотрел на него из-за плеча. — Умненькая сука, как и всегда, — он ткнулся губами в синяк у Дазая под лопаткой.— Раз ты готов, я не буду сдерживаться. Дазая грубо нагнули еще ниже, и он покорно опустил голову, так что свесившиеся вперёд густые волосы закрыли ему лицо. Зато открыли Чуе прекрасный вид на тонкую беззащитную шею в бинтах и на маленькую симпатичную родинку у него за ухом. Он содрогнулся всем телом и царапнул ногтями стекло, когда Чуя вогнал сразу на всю длину, громко шлёпнувшись бёдрами о его ягодицы. Накахара застонал так, будто это ему сейчас засадили и уткнулся лбом ему в спину. Выпрямившись, он огладил его бока, смыкая пальцы на тонкой талии, и рывком наклонил ещё ниже, так, чтобы было удобнее иметь его. Не размениваясь больше на ласки, он стал остервенело вдалбливаться в него, не щадя, наслаждаясь музыкой зазвучавшими для него безудержными криками и стонами — Чуя не забыл, как Дазай предпочитал, чтобы его любили. Второй их раз был куда медленнее и нежнее, потому что на тот момент они уже немного утолили свой голод. Они выпили по бокалу вина и переместились на диван. Чуя настоял на том, чтобы Дазай снял свои бинты, и помог ему избавиться от них. Дазай стащил с Чуи всю одежду, таким образом оставаясь вместе с ним полностью обнажённым. Дазаю очень нравилось слушать ритмичное поскрипывание кожаной обивки под их горячими мокрыми телами. Запрокидывая голову назад, он стонал, бесконтрольно улыбался и как можно шире раздвигал согнутые в коленях ноги, пока Чуя двигался в нём, пламенно дыша ему в шею, целуя и оставляя на нежной коже поверх старых шрамов новые метки. Время от времени порыкивая тихо, чересчур сильно смыкая зубы, так что Дазай каждый раз вздрагивал и шумно вздыхал. Это немного злило, потому что никакими бинтами не запасёшься с этой его любовью кусаться. Он каждой клеточкой собственного тела чувствовал, как сильно Чуя хотел его этим вечером — эта неумолимая привычка постоянно желать его так напоминала ему прежнего Чую, каким он был с ним раньше. Это для Дазая секс был лишь приятным способом забыться и иногда расчётливо получить желаемое, но только не для Накахары. Чуя действительно любил секс, наслаждался всем процессом, любил получать от него удовольствие, умел завлечь Дазая и разбудить в нём такую страстность, о наличии у себя которой сам Дазай даже не подозревал. Дазай даже не знал, что означает хотеть кого-то по-настоящему, пока они не начали с ним трахаться. Чуя лёг на спину, потянув его за собой. Сидя на нём, Дазай низко склонился, упирая ладонь рядом с его головой. Пятернёй другой руки он машинально завёл назад упавшие на лицо волосы, внимательно смотря за тем, как Чуя пожирающим взглядом следит за каждым его грёбаным движением. Улыбнувшись этому и склонившись ещё ниже, Дазай лизнул солоноватую от пота кожу рядом с его кадыком. Вцепился пальцами в рыжие пряди и оттянул его голову в сторону, присасываясь к шее, как вампир. — Скучал по этому всему, да? — хриплым, сорванным голосом сказал он ему в ямку между ключицами. И тут же пожалел о сказанном, заметив его свирепый, озлобившийся взгляд, что выдавал его с головой. Он и в постели точно такой же, как в жизни. Чуя ненавидел, когда лезли ему в душу. Когда Чуе было больно, ему хотелось сделать больно кому-нибудь ещё. Оказалось, что непосредственно до этой секунды Чуя нежничал. «Плохая была идея ностальгировать пока он в тебе. Откровенно говоря, хреновая. Сейчас ты точно умрёшь на его члене, прямо как когда-то давно фантазировал». — Ты сам знаешь, сколько красоток и смазливых мальчиков напрашивается на твой член ежедневно только потому, что ты первое приближённое к мафиозному боссу лицо! Думаешь, у меня было время скучать по тебе? Думаешь, ты какой-то особенный? А? Не говорил, выплёвывал он, высоко, быстро, очень часто вскидывая бёдра, так что их тела больно ударялись друг о друга. Дазай подскакивал на каждом толчке, ртом хватая воздух. — Нет, не думаю, что было время скучать, — положив ладони на крепкую грудь, чтобы сохранять равновесие, послушно согласился Дазай. Он выдохнул, прикрывая глаза с дрожащими мокрыми ресницами. — Прости меня. — За что ты извиняешься? Разве я не сказал только что… — Боги. Не знаю за что. Конечно же он знал. И разрешал ему себя за это наказать. Чувствуя режущую, разрывающую боль внутри, Осаму, тем не менее, жадно двигал пылающими жаром бёдрами навстречу толчкам. Это было адски, мучительно больно, но это всё ещё было чертовски для него хорошо. Дело было никак не в женщинах Чуи. «Вообще не в них», — повторял он про себя, пока его так отлично и жёстко имели. За последние четыре года в его собственной постели побывало много женщин. Хорошо, что существовала такая классная, туманящая разум штука, как секс, иначе Дазай уже давно наложил бы на себя руки. А вот на других мужчин Дазай никогда не смотрел. Дазай сам себе поражался, как это он, такой жадный до дешёвых удовольствий сукин сын, за эти четыре года даже задуматься ни разу не осмелился о том, чтобы переспать с другим парнем. Не хотел других. Даже представить себя не мог в постели с кем-то, кроме Чуи. Не мог представить, чтобы его кто-то трахал, кроме Чуи. Он раздражался, когда ему делали подобные предложения. Как, блядь, Накахара это сделал? Почему у него с ним не вышло точно так само? Кажется, рыжий мудак забыл, кому он принадлежит. Сам-то Дазай — по какой-то причине не забывал. Даже когда очень сильно хотел и изо всех сил старался. Чтобы ничто, абсолютно ничто не тянуло его назад. Что же этот мудак за наказание такое. От всего разом, от всех этих эмоций — у него сорвало крышу. Желание причинять боль другим всегда было естественным для него чувством. Его руки подрагивали, смыкаясь на чужом горле, когда он сдавливал его до чужого хрипа сильно, пока Чуя, не прекращая, двигался внутри него. Желая доставить страдания и не придумав способа лучше сейчас, он мстительно сжался, из-за этого действия испытывая ощутимую боль и сам. Но эта боль была ничем по сравнению с тем бешенством, что он вдруг почувствовал. Дазаю не понравилось. Чуя перехватил его руки в запястьях и дёрнул его на себя. Лёжа сверху, Дазай посмотрел на него осатанело — другого слова и не подберёшь. — Не делай так больше, — увидев его лицо сейчас, сказал Чуя хрипло и возбужденно, впиваясь после этого в его губы. Он положил руки Дазаю на бёдра, на которых, как и на талии, уже темнели синяки-отпечатки от его пальцев. И вновь быстро, но уже не так жёстко, задвигался внутри него, натягивая его на себя. Не разрывая поцелуй, Дазай простонал ему в рот, судорожно хватаясь за него, царапая его плечи ногтями. Ему не потребовалось много времени, чтобы кончить от такого сильного напора. Он без такого попросту нормально не кончал никогда. Несколько позже, нежась в необычайно ласковых объятиях, вымотанный, точно шёлковый, Дазай только и делал, что лениво принимал чужие поцелуи и прикосновения. Позволял делать с собой всё, что Чуе хотелось, и целовать, где тому хотелось, а ему хотелось целовать и трогать его везде. Накахара сцеловывал слёзы с его лица, а Дазай позволял ему это делать. Оба ленились встать и закрыть балкон и прижимались друг к другу, чтобы подольше сохранить жар и тепло между их телами. Кажется, помирились. Чуя вытянул руку и снял со спинки дивана свои брюки. Достал из кармана портсигар, зажигалку, и они раскурили одну сигарету на двоих по старой традиции... *** — Я ухожу, — сказал Дазай несколько часов спустя, сидя на краю постели в прохладной тёмной спальне и чувствуя, как даёт о себе знать похмелье и боль во всём теле. Приятная боль. Диван находился в аварийном состоянии, и Чуя отнёс совсем обленившегося Дазая в спальню, где позже тот позволил взять себя ещё раз. Такими темпами, будь у них чуть больше времени, за пару дней не осталось бы места в квартире, в котором они бы не потрахались. Ну или чуть раньше они просто поубивали бы друг друга из-за ревности к каким-то несуществующим или ничего не значащим любовникам. Совсем выбившийся из сил Дазай чувствовал, что мог бы заснуть, прижимаясь к тёплому боку Чуи, и проспать так целую вечность, наплевав на всех на свете, но не смог себе этого позволить. — Уже наигрался? – ухмыльнулся Чуя, отвинчивая крышку бутылки, чуть запрокидывая голову и глотая воду. Стараясь не пялиться слишком откровенно на это порно, Дазай усмехаясь и покусывая нижнюю губу, отвел взгляд. Чуя рукой взъерошил спутанные после секса волосы, что разметались у него по плечам и завалился на кровать позади него. — Дазай, ты можешь вернуться в любой момент. Ты слишком ценен для организации. Босс примет тебя обратно, — он закинул руку за голову. — Я их видел. Сука, они не могут не раздражать. — Мне везде одинаково. — Тебе хоть доплачивают за то, что ты там сопли за детьми подтираешь? Я бы на твоём месте тоже хотел сдохнуть, наверное. Хуёво быть тобой. — Всегда ценил твою прямоту и честность, — непробиваемо усмехнулся Дазай. – И доброту, конечно же. Скотина. Чуя опрокинул его обратно на постель и подмял под себя, хищником нависая сверху. — Возвращайся, — серьёзно сказал он. Дазай не улыбался и лежал под ним — стараниями Чуи такой слабый сейчас и потому податливый. Чуя ладонью придавил его к кровати, наслаждаясь тихим вздохом, слетевшим с чужих губ. Затем наклонился и поцеловал, настойчиво проталкивая язык внутрь. Запрокинув голову назад, Дазай открыл рот, послушно впуская чужой язык. — Ты чертовски красив. Особенно сейчас. Редко от него можно было что-то такое услышать. Дазай был тронут. Так тронут, что тут же без слов приглашающе раздвинул под ним ноги. Легко, будто в женщину, Чуя вставил пальцы в горячий, скользкий внутри, разработанный вход, не встретив сопротивления, ведь Дазай был абсолютно расслаблен сейчас. Дазай ухватил и держал его запястье, сам направляя его руку, чтобы пальцы входили под определённым углом, доставляя таким образом наисильнейшее удовольствие. Чуя сильно надавил туда, и глаза Дазая закатились, он весь вскинулся, приподнимая таз, опираясь на пятки и жадно двигаясь навстречу. Хватило пары сильных, резких движений руки, чтобы Дазай, вскрикнув, кончил на живот, даже не прикасаясь к себе. С разъехавшимися в разные стороны ослабленными ногами он упал на постель, часто дыша и смотря в потолок широко распахнутыми глазами. Кривая улыбка низко склонившегося над ним Чуи. Он позволил Дазаю запустить пальцы себе в волосы и притянуть для медленного поцелуя. Дазай крепко обнял его длинными ногами за талию и дёрнул на себя, не давая отстраняться целое мгновение, чтобы затем оттолкнуть. Дазай встал, натянул чужие трусы на свои тощие бёдра, потому что его собственные были немилосердно изрезаны вместе со штанами и бинтами, схватил со столика сигареты и вышел на балкон, хлопнув дверью. Чуя сел, опираясь на выставленные позади себя ладони и смотрел ему вслед. — Слабак. *** — Я надеюсь, прыгать ты не будешь? — Чуя вышел за ним следом в повязанной на бёдрах простыне. Дазай сидел на перилах, широко расставив ноги — он подозревал, что ему ещё нескоро удастся свести их вместе безболезненно, — и без страха смотрел вниз, губами зажимая незажжённую сигарету. — Я идиот, по-твоему? — огрызнулся он и поймал зажигалку, которую Чуя ему кинул. — Боже. Ты такой же невыносимый, как боль в моей заднице сейчас. Дазай поставил ладонь ребром, пряча огонь от ветра, и прикурил. Немного нервно. — Какая это уже сигарета по счёту за сегодня? — Не помню. Не могу же я при Ацуши курить. — Я словно ебал всю ночь молоденькую заботливую мамочку. Очень похотливую, — скабрезно ухмыльнулся он. — Слизняк. Чуя приблизился и остановился рядом, и Дазай будто только сейчас вспомнил, какой же тот невысокий на самом деле — в постели об этом как-то забывалось. — А ещё ты поразительно туп, знаешь, — продолжил Дазай, глядя теперь перед собой и выпуская тоненькую струйку дыма. — Нет, это не оскорбление. Я правда так считаю. Почти всегда наш диалог с тобой напоминает мне разговор меня одного с бетонной стеной. Такой ты тупой и твердолобый. «Хоть и близкий по духу, но совершенно не способен понять меня», — подумал он. Чуя взял у него сигарету. — Ты проебал свою жизнь. Похерил всё, что только имел. И ты не знаешь, что теперь тебе делать, потому что ты по-прежнему не чувствуешь себя удовлетворённым. Именно поэтому ты сегодня здесь. Но я не сумел тебе помочь ни черта, правда? Как я уже сказал, хуёво быть тобой. Дазай молчал. Посмотрев на него и видимо сжалившись от увиденного, Чуя первым прервал поток взаимных оскорблений. — Достаточно. Ладно, буду откровенным. Твой уход означал моё скорое повышение, и… Мы оба понимаем, что ничего мне не светило, пока ты был в мафии. Я скучал, когда ты свалил, но я не хотел, чтобы ты возвращался. Тогда точно не хотел. Твой уход был необычайно выгоден мне, поэтому я и не связывался с тобой долгое время. Но если бы ты вернулся сейчас, всё могло бы быть по-другому. — Моё возвращение по-прежнему тебе не выгодно. Ты просто ревнуешь меня и хочешь себе. — Я просто ревную тебя и хочу себе. — Но я не вернусь. — Но ты не вернёшься. Дазай усмехнулся. — Я по-прежнему презираю тебя за то, что ты ушел. И чёрта с два это изменится. Это было проявлением слабости. Но ты всё же держишь слово, которое дал. По крайней мере хотя бы это заслуживает уважения. Дазай смотрел на него и слушал. — Хотел тебе это сказать. Хотя я всё равно считаю это тупым поступком. Мёртвым уже всё равно, а живым хотя бы можно мстить. Особенно если оставаться поблизости, а не сбегать, как это сделал ты. Это моя логика. Я без понятия, что ты задумал и задумал ли, но… Конечно же ты мне не скажешь. Дазай долго смотрел на него, не говоря ни слова, а затем его предсказуемо прорвало. — Ух ты, какая неожиданность! Комплимент от Чуи! Я сейчас точно упаду в обморок! — Даже не начинай, — быстро сказал Чуя. — Я всё понял. Иди сюда, — он подошёл к Дазаю со спины, наклонил назад и накрыл его губы своими. Дазай мотнул головой в сторону, но Чуя поцеловал настойчивее. Дазай умолк, хотя из его рта было готово исторгнуться ещё много чего. Так оно и было бы, если б сейчас его рот не был занят, потому что они страстно целовались, и всё, что было слышно, это как ветер гудит, с силой ударяясь о высотку, а внизу где-то надрывается полицейская сирена. — Не такой я тупой, как ты думаешь, — отстранившись, сказал Чуя. Кончики его волос касались лица Дазая. — Я тебя ненавижу, — глядя ему в глаза, вымолвил притихший Дазай. Чуя ласково гладил его лицо. — Я всегда буду ненавидеть тебя сильнее.