Откровения Мастера Оригами

Стоял погожий майский денёк. Тот самый, когда ни холодно, ни жарко. Просто тепло. Одним словом — благодать. Деревья давно облачились в свой свежий зелёный наряд, в парках цвела сирень, а люди по выходным оставляли свои дома и спешили в пригородные леса на пикник. В этот воскресный день, однако, журналистке Мэдисон Пейдж отдыхать не приходилось. Нет, она не собиралась лезть в дом очередного подозреваемого в серии неоправданно жестоких убийств мальчиков-подростков, сегодня у неё была другая цель — взять интервью у частного детектива Скотта Шелби, ведущего своё собственное расследование. «Ливней в ближайшие дни не обещают, можно вздохнуть свободно», — думала Мэд, глядя на чистое ярко-голубое небо. Вот уже полтора года прошло, но ни полиция, ни она сама ни на шаг не приблизились к раскрытию серии убийств. Как ни прискорбно, но ей оставалось лишь ждать очередной жертвы в надежде на прокол со стороны маньяка. — Добрый день, — перед журналисткой возник довольно габаритный мужчина лет сорока пяти. Он был, не сказать, чтобы толстый, но с брюшком. Он наверняка в хорошей форме, хотя мышцы его и покрылись слоем жира. Выглядел он чересчур официально — рубашка, брюки, галстук. Черты лица его грубы, веки приспущены. Он был довольно флегматичен, а лицо, как и подобает копу, пусть и бывшему, максимально постное. — Детектив Шелби? — уточнила Мэд, встав из-за столика. — Я вас ждала! — Он самый, — сдержанно улыбнулся Скотт. — Обычно я прохладно отношусь к журналистам, но для вас сделал исключение… Я был на книжной ярмарке, видел там вашу книгу о поездке в Сомали. В принципе, вы хорошо пишете, вот только интимные подробности в виде жевания ката*, думаю, были излишни. И кажется, у вас тогда были длинные волосы… — Да, — кивнула Мэд. — Потом у меня был срыв и я… Ну, состригла волосы. — Бывает, — развёл руками Скотт. — Так о чём вы хотели поговорить? — Вы расследуете дело Мастера Оригами, так? — спросила Мэд, включая диктофон. — Да. Веду своё собственное расследование. Но пока, как видите, толку от меня не много — у меня есть несколько версий, но оттолкнуться пока не от чего. У меня такое чувство, что мне не хватает связующего звена… А без связанных воедино улик, мы никогда не сможем вычислить убийцу. Разве что полгорода арестуем. — Не поделитесь? — запальчиво спросила журналистка. — Нам важна каждая мелочь. — Хмм… Ну, раз вы настаиваете… Я предпочитаю молчать, пока не знаю наверняка, но кое-какие предварительные выводы можно сделать уже сейчас. Убийца полностью уравновешен. Он относится к типу организованных серийных убийц — тех самых, что носят «маску нормальности». Все жертвы пропадали в людных местах, и никто не видел его вместе с жертвой. И следы убийца заметает очень профессионально. То ли перечитал детективы, то ли у него от природы дар. А может, ему просто везёт… Даже в самой продуманной кампании всегда приходится уповать на случай. Как бы то ни было, мы имеем дело с умным и циничным преступником. Вот он может спокойно смотреть вам в глаза, обсуждать свои же преступления, причём так, что у вас не возникнет и тени подозрения. Ранее судимых даже не проверяйте: они — отработанный материал, действуют шаблонно и порой прямолинейно. А вот убийца, не имеющий судимостей — это настоящий вызов для полиции. Я, как бывший коп, знаю, на какие сюрпризы они способны. — Но как мальчики так легко шли за ним? — с волнением спросила Мэд. — Среди жертв ведь были и осторожные, отнюдь не легкомысленные подростки! — Я ждал этого вопроса, — развёл руками Шелби. — В действиях преступника присутствует определённая логика: типаж жертв, — Скотт загнул один палец, — способ убийства, время действия. — Значит, убийца умел ладить с детьми, — предположила Мэд. — Знал их психологию и обладал даром убеждения. Вот, почему мальчики шли за ним! Возможно, он педагог… — Не обязательно, мисс Пейдж, — буднично поправил Скотт. — Я рассматриваю версию убийцы-учителя лишь как одну из рабочих. Он сам по себе неплохой актёр и может запросто убедить мальчишку, что ему надо немедленно последовать за ним, а то и добровольно прыгнуть в колодец, который по прошествии нескольких дней заполнится под самую крышку. До самой смерти он будет убеждать мальчишку, что его спасут, что подмога уже рядом. А потом спокойно, без единой эмоции, будет наблюдать, как мальчишка захлёбывается в воде, как угасает его надежда на спасение… Я думаю, убийца, возможно, тот, кому люди доверяют, не будучи знакомыми, и кто остаётся незаметным в толпе. — Таксист! — чуть не подпрыгнула Мэд. — Или… Или водитель грузовика. В нашем представлении преступники всегда ездят на легковушках, а тут грузовик… Если убийца у нас ездит на мусоровозе, то что ему стоит по пути на свалку запереть жертву в колодце и поехать, как ни в чём не бывало? — Вполне рабочий вариант, — согласился Скотт. — Только разброс в географии похищений жертв несколько смущает. Плюс — у водителя мусоровоза, обычно, есть напарник. Я думаю, это вполне мог быть тот, от кого мы просто не ждём подобных преступлений и кто априори вне подозрения. Под такой типаж попадает коп. Причём настоящий, а не ряженный. Мэд точно обожгло. Какой бы дикой ни казалась версия того, что страж порядка может быть маньяком, это вполне укладывалось в шаблон: жертва априори доверяет своему палачу, свидетели ничего не подозревают, а убийца, зная схему расследования, спокойно уничтожает улики. Конечно, маньякам свойственно выбирать профессию, облегчающую совершение преступлений, но становиться копом лишь затем, чтобы похищать и убивать мальчиков? Это дикость! — Коп, — тупо повторила Мэд. — Но как… — Серийный убийца не сразу обнаруживает в себе тягу к преступлениям, — ответил Скотт. — Люди сами по себе подобны хищникам — инстинкт убивать у них в крови. Правда у большинства он глубоко запрятан до определённого времени. Коп тоже человек, и я думаю, в какой-то момент у него могло что-то замкнуть в голове, и он стал убивать. Тед Банди, например, имел полную семью, был окружён заботой и любовью, дефицита женского внимания у него тоже не было. Однако же он стал почему-то насиловать и убивать женщин? Стал. Вот и наш коп-убийца, возможно, пережил когда-то психологическую травму. Такую, например, как гибель мальчика-подростка в потоке дождевой воды. При полном бездействии взрослых. Мэд была поражена. У неё самой в голове вертелось тысячи гипотез, но до столь выверенной и логичной она так и не дошла, хотя, казалось, она сама собой напрашивалась. Хотя это понятно: версия о копе-убийце требует серьёзных обоснований — всё-таки сам факт того, что полицейский совершает такие жестокие преступления, бросает тень на всю полицию страны. Ей надо было переварить всё сказанное и попытаться как-то проанализировать. Эта версия вполне может вывести на реального убийцу. — Скажите, детектив, а какова связь между ливнем, фигурками оригами и орхидеями? — с сомнением спросила Мэд. — Вы говорите, что в действиях убийцы присутствует определённая логика… И почему вы не поделитесь своими предположениями с полицией? — Вот тут-то, мисс Пейдж, я и застрял, — разочарованно вздохнул Скотт. — Мне не хватает связующего звена. Полиции нужны улики, гипотез у них и без меня хватает. Кроме того, копы слишком прямолинейно и неповоротливо действуют. Боюсь, они лишь спугнут преступника. — Спасибо вам за интервью! — Мэд пожала Скотту руку и, обменявшись с ним дежурными прощаниями, поспешила уйти. Версий у неё прибавилось значительно, а значит, есть над чем поработать и от чего оттолкнуться. Во всяком случае, она — журналистка и не ограничена никакими формальностями, которые должны соблюдать сыщики. Скотт, проводив Мэд, чуть заметно усмехнулся. Он был прав: у журналистки не возникло и тени подозрения в том, кто сидел перед ней, хладнокровно обсуждая личность предполагаемого преступника и его мотивы.