Письма, присыпанные пеплом

      Серебристой острою лентой скользит в воздухе стремительная смерть, облечённая в сталь его клинка.       — Ещё быстрее, Раавис.       Рывок, выпад, взмах. Твой ученик искусен — двигается быстрым опасным хищником, со змеиным смертоносным изяществом; ты любуешься им, как мастер любуется творением, вышедшим из-под его пальцев. Раавис умопомрачительно способен; ты невольно вспоминаешь себя в юности и вздрагиваешь: воспоминания непрошены. Воспоминания — яд, свидетельство твоего позора.       Ибо твой ученик хорош, пока не превзойдёт тебя, не так ли, Фелерил?       Когда у юноши впервые выходит уронить тебя на землю, он смеётся белозубо-заразительно, смеются глаза, хранящие в себе огонь Красной Горы — такие же, как у тебя самого; и ты против воли улыбаешься тоже. Ты ему — вместо забытого давным-давно отца, он тебе — словно сын, которого у тебя не было и быть не могло. И сердце обволакивает мерзкий холодок отвращения — к самому себе, ибо голоса, почти забытые за несколько лет непривычного безмолвия в сознании, снова шепчут, цепко сжимая душу ледяными когтями.       — Убей мальчика, данмер. Это будет славная жертва: с привкусом самого пьяняще-сладкого из предательств. Не сомневайся: она будет угодна Госпоже Интриг.       Если бы мог, ты хотел бы не слышать — но змеи тихо насмешливо шипят, скользя внутри, отравляя мысли нежеланным вероломством. Боэтия осталась бы довольна таким жертвоприношением, это стало бы нужным, ведь ты уже навлёк на себя Её немилость своей случайной посторонней привязанностью... Но глядя в алые глаза своего ученика, ловя их по-юношески задорный блеск, отечески обнимая Раависа за плечи, понимаешь: ты не смог бы. Время, отпущенное тебе на служение Королеве Теней, утекает сквозь пальцы — и тебе не хочется знать, что будет дальше.       Но теперь ты скорее предашь Даэдра, чем смертное существо, ближе которого у тебя никогда в жизни не было — не по крови, но по духу.       — Скоро станет поздно. Убей, пока ещё есть время.       Ты делаешь вид, что не слышишь — и голоса затихают, оставляя в сознании тень шелестящей насмешки.       Твоё упрямство столь же неуместно, сколь неожиданно, Фелерил. Оно приведёт тебя к погибели. Не веришь? Зря.       Ты и сам понимаешь, что зря, — но слишком поздно, когда Раавис не останавливает удар, направленный тебе в грудь.       Земля под тобой напитывается твоей же кровью, пока ты смотришь в почти родные глаза напротив — и видишь в них ядовитое равнодушие без капли раскаяния — лишь с небольшой примесью сочувствия. Кажется, ты ему тоже был дорог, но в уплывающем сознании вспыхивает мысль: Даэдра всегда обыгрывают смертных. Однако, в отличие от тебя, юноша силён — и свой выбор наверняка сделал осознанно, а не на поводу у липкого всепоглощающего отчаяния.       Забавно всё обернулось, не так ли?       — Ты жив, пока другой мёртв, Фелерил, — с неуловимым сожалением говорит, склоняясь над тобой, Раавис. — Ты забыл эту простую истину.       Воспалённому от боли сознанию умирающего кажется: вместо бывшего ученика над тобой склоняется сама воплощённая Королева Теней.       Свет скоро погаснет, Фелерил: Боэтия не знает милосердия. Ты умрёшь, недостойный, и смерть отдаст тебя во власть насмешливых чёрных змей, живущих в безграничной, охватившей мир темноте.