Дикое пламя мести

Далеко, за горизонтом, там, где очертания предметов уже становятся размытыми и неясными пятнами, жгучим алым цветом полыхал закат. При взгляде назад из ее рта невольно вырвался потоком горячего воздуха безнадежный вздох. Этому последнему летнему закату вторил такой же алый, до безумия прекрасный огонь, жадно пожирающий то, что некогда было крупной человеческой деревней. Даже издалека можно было уловить едкий запах гари, но если нюх в разы сильнее человеческого, в этом амбре можно различить еще и ароматы смолистой древесины, пожухлой травы, ныне сжираемой пламенем, запах лошадиного пота, крови и, конечно же, горящей плоти. Под обнаженными смуглым ножками жалобно хрустят горные камни. Едва ощутив зловонные ароматы, можно было живо услышать в голове крики умирающих, представить их искаженные адскими муками лица и раскрытые от ужаса глаза, в которых яркими отблесками отражается горячее, наполненное ненавистью пламя. Такие образы давали какое-то свое, неправильное, но оттого не менее приятное, наслаждение. Жалкие травяные оазисы, редко встречающиеся в этой местности, мгновенно вспыхивали, стоило им соприкоснуться с чешуйчатым, охваченным огнем хвосту. Она сжигала за собой даже самые ничтожные клочки жизни. Эти поселения исчезают словно по волшебству, одно за другим, уже с очень давних времен, оставляя после себя только пепелище, обугленные скелеты и недоумение остального, оставшегося в живых, людского рода. Уголок губы помимо воли сам приподнялся вверх, образуя презрительную, но в то же время грустную усмешку и огаляя длинные клыки. Волшебство тут, конечно же, не замешано, ведь все выдумки о магах, сочиненные людьми, просто помогают демонам скрываться среди них в своих обманных обличьях, изображая колдунов. «Надо же, так низко пасть, предавая Сатану, и все ради спасения своей шкуры». Сухая рука, с запекшейся на ней кровью, провела по лицу, придавая ему отстраненное выражение и откидывая назад мешающиеся пряди угольно-черных волос. Ведь сама же постоянно принимала это обличье, смешно. Взгляд снова устремился назад, к разрухе. «Последняя». Так что же происходит с деревнями? Все просто. Стоит лишь ярко-голубым и холодным, как лед, глазам обратить взор на деревушку, как она вспыхивает сама, в ту же секунду, подобно хорошей спичке. А дальше наружу вырывается сплошной, неконтролируемый сгусток ярости, бушующий до этого в одиноком сердце. Он вихрем проносится по округе, оставляя за собой трупы со свернутыми шеями и вырванными сердцами, а потом так же неожиданно исчезает, позволяя огненной стихии забрать свое. «Странное сочетание — лед и пламя, спокойствие и дикая ярость — не мешает жить, лишь только предает красок в унылую пучину предрассудков и горечи.» На разгоряченном теле, медленно вспыхивая, растворяются золотые письмена. «Месть — сладкая штука, дающая удовлетворение исстрадавшейся душе. Горе на ее фоне временно отходит на второй план, не мешая жить. Но когда ярость поутихнет, эта боль станет в разы сильнее, как будто на тебя навалился непосильный груз и ты, придавленная, не можешь встать и двигаться дальше.» Колени коснулись земли, а замаранные чужой кровью руки бессильно опустились. «Не могу перестать разговаривать с тобой. Я, верно, сошла с ума.» Холодные, пронзительные глаза направлены наверх, в сторону неба, на котором путеводными огоньками вспыхивают первые звезды. Ночь — время демонов. Ночь — время страданий, время, когда слабым можно нашептать ужасные вещи. «Ты уже в раю, да?» Полюбить человека было неслыханной дерзостью среди демонов. Демоны признают лишь похоть и разврат, не так ли? Так почему же, когда ты хочешь просто поиграть, игра перерастает в нечто большее? «Иногда, даже прожив сотню лет, можно совершать ошибки, ты мне об этом говорил, но не остановил. Позволил мне почувствовать, что у меня есть душа, что мне дозволено любить.» Люди бывают сильными и слабыми, а ей, одинокому, покинутому существу, которое с привычной безнадежностью разговаривает с небом, волею судьбы-злодейки достался сильный. Кто силен духом, тот может противостоять даже демону. «Почему так больно в груди? Скажи, почему?» Демоны — существа жестокие, но демонессы, не находя никакого отклика в партнерах, невольно тянутся к добрым, нежным людям, которые дают ощущение некой эйфории, ее частенько называют счастьем. Даже сгнившие, потерянные или же уничтоженные души стремятся испытать эту эйфорию, сладким сиропом заполняя пустоту внутри. «Но ведь это предательство. Я не смогу вернуться обратно, потому что мне уготована участь вечно полыхать в костре отчаянья, предназначенного для таких же предателей, как и я сама. Но здесь мне делать нечего, тут нас презирают и убивают люди, но я не хочу больше сеять зло на земле. Так куда же мне идти, куда податься? Не хотела я пасть еще ниже, но уже пала.» Не зря у этой демонессы были голубые глаза. Голубой олицетворял небеса, и хоть ее цвет глаз был ужасающе пронзительным и пугающе ярким, но все же светел. У других же глаза чернели, становясь темными, мрачными омутами. Так значит, это порождение ада не так уж и плоха? Нет, она ужасна, ничем не лучше других, на то она и демон. Но как бы то ни было, как ни жалей о прошлой жизни, а сейчас, после смерти и обретения дьявольской сущности, уже ничего не исправишь. Слишком поздно. «Я отомстила за тебя, хоть ты и вряд ли этого желал, но такова моя суть. Я убиваю и мне это нравится.» Все деревни в округе, где был или мог бы быть убит тот человек, были сожжены дотла. Таких как он убивать нельзя, никак нельзя. Руки погрузились в мягкую, темную землю. По ней он, возможно, ходил. На пожелтевшую, почти лишенную жизни, осеннюю траву упала кислотная капля, прожигая ее. Даже слезы могут убивать. Демоны созданы, чтобы уничтожать, наставлять на плохой путь, с этим ничего не поделаешь. Герой тот, кто сможет полюбить и понять этих монстров, с ужасной, обугленной дырой вместо сердца. «Ты был героем для меня, спасибо тебе за это.» Горячие, ядовитые слезы все текли и текли, капая на землю. Есть у демона душа, если демон плачет.