Sharp differences

Я изначально ошибся в тебе. Мне с такими, как ты, говорить не о чем. Я думал, в тебе что-то есть. Я ошибся. И Кирен осознаёт, какие они разные. Саймон – грубый, резкий, неотёсанный мужлан, который целует, не спрашивая и не стесняясь. Он знает, чего хочет. Знает, что ему нужно. Знает – и действует. Живёт цезаревым принципом «цель оправдывает средства». И ни о чём не жалеет. Кирен - всегда в сомнениях. Тревожный, как счётчик пульса, работающий с перебоями. Он мягкий, слишком нежный, ранимый и мнительный. Психующий из-за восемнадцатилетнего максимализма. Страдающий от того, что не живой. Слова Саймона для него – не то чтобы боль – её уже не чувствуешь – но мучение. Оно циркулирует по венам, словно лекарство, плавно отравляя каждый прожитый момент обидой и злостью. Он этого не заслужил. Всего этого. Кирен упрямо молчит даже тогда, когда есть что сказать. Копит это, как цветастую коллекцию иностранных марок. А потом выкидывает. И взрывается. Конфетти из нервов – зелёный фон его реальности. Потому что для Кирена правила – та необходимая клетка, в которой комфортно. Стабильность - слишком приятная оболочка, чтобы её терять. А когда её открывают, крушат, выпиливают лишние прутья, делают по чужому мнению удобной, он чувствует себя уже не собой, переделанным каким-то и новым. А Кирен не умеет так жить. Саймон же умеет проповедовать, промывать мозги и втирать дичь. Он открыто говорит о своих чувствах, не замечая реакции окружающих. Упрямо смотрит прямо в глаза и берёт то, что хочет. Монро источает спокойствие и силу. Это бьёт по нервам и подсекает сухожилия. Кирену безотчётно хочется упасть на колени. Сдаться. Заранее проиграть игру. Он рисует себе новое лицо каждый день. А Саймон остаётся собой. Кирену не по себе от того, что он должен меняться, пренебрегать собственными принципами в угоду Монро, а Саймон ничего делать не обязан. Это подчинение, в которое Кирен не собирается играть – потому что это не сексуальные утехи, а отношения. И в них либо принимай другого как есть, либо и сам меняйся. Никаких доминантов и сабмиссив. В какой-то момент Кирену кажется, он его недостоин. Чувство собственного ничтожества пригибает к земле тугими канатами. И он опускается на пол, чтобы беззвучно рыдать где-то рядом с батареей. Уолкер слишком покладист, до отвратительности честен и правдив. Он заглатывает боль, как простые обезболивающие, - без воды и не морщась. Лишь руки трясутся, закладывая таблетку через сухие губы. Саймон в восторге от такой силы воли. Только считает, что Кирен растрачивает супер-способности впустую. Что верит не тем богам. Кирену абсолютно наплевать до любой религии, потому что если бог и есть – то он полный отстой. Какой нормальный правитель воскресит своих подданных в виде зомби и предоставит им право выпутываться самим? То-то же. Саймон же верит в пророка и высшую цель. Уолкер терпеть не может смотреть новости и говорить о политике – потому что достало. С чего его должна волновать кучка людей, борющихся за власть, и их последователи, которые ежегодно ходят на выборы – с лозунгами и плакатами? Какая бы власть ни была – лучше ему не станет. Саймон же агитирует за права пжч, яростно отстаивая их везде и всюду – не видя красно горящих границ и табличек «нельзя». Для Монро и слова такого не существует. Он вне правил. Кирен выбирает свой путь – не тернистый и безопасный. Правильный - в его отражающих мир глазах. Проще не выделяться и молчать, чем постоянно получать оплеухи. И так достаточно. Саймон считает это моральной трусостью и недоверием к самому себе. Выжившие себя так не ведут. Они бесстрашны и невозмутимы. И прежде он видел Уолкера именно таким, но тот запрятал порывы вглубь собственной отважной души, сделав её темницей. Монро кажется, он никогда не сможет найти от неё ключи. Саймон больше похож на девятую симфонию Бетховена – выверенную и мелодичную. Кирен – на скромный речитатив – путающий слова, теряющий ритм, забывающий звуки. Он робок и не хочет бороться. У него больше нет сил. Кирен боится поднять глаза, а Саймон умело хватает за руки. Они – два атмосферных фронта, перерастающие в совместную бурю при столкновении. Между ними льют проливные дожди. И каждый опасается промокнуть. У всех пжч клаустрофобия – подтверждённый учёными факт. И поэтому они оба боятся заключить себя в маленькую для двоих комнату под названием «пара». Саймон боится острых разочарований и боли. Кирен – быть чьей-то собственностью и не оправдать ожиданий. Это клаустрофобия отношений. А значит – тупик.