Неприкасаемый

***

Они очень изменились. Оба. На кухне темно, а в оконное стекло барабанит дождь. Джон стоит в носках перед раковиной, размешивает мёд в чае Шерлока и думает о том, как всё было раньше. Шерлок редко болел. Джон втайне верил, что тот просто до последнего не позволял себе этому поддаться. Прежде, когда Шерлок оказывался в постели из-за простуды, он долго не обращал внимания на её первые признаки – на насморк, когда нюхал труп, и на слезящиеся глаза, когда сидел перед микроскопом в Бартсе. Он фыркал от нетерпения, когда Джон вглядывался в его покрасневшее лицо, и уворачивался от рук Джона, когда тот хотел проверить его температуру. Он старался сделать всё, чтобы к нему прикасались как можно меньше. А когда простуда набирала обороты, она укладывала его в постель на несколько дней. Вялый и измученный Шерлок становился непривычно молчаливым, как будто смущаясь из-за того, что он, как и все, подвержен болезням. И Джон позволял ему таким быть. Игнорируя тишину, царящую в комнате в конце коридора, он печатал рассказы о расследованиях в блог, бегал в магазин или болтал с миссис Хадсон. После нескольких попыток в начале знакомства, он понял, что в таких случаях свою компанию Шерлоку лучше не предлагать. Когда сонный, помятый и ворчащий от скуки Шерлок наконец-то выползал из комнаты, Джон просто его спрашивал «Тебе лучше?», а потом, получив утвердительный ответ, скрывал своё удовлетворение за газетой. Так было прежде. А вот так происходит сейчас. Проснувшись на диване от кашля Шерлока в спальне, Джон уронил книгу на пол. Без раздумий подойдя к двери в спальню, он спросил, не хочет ли Шерлок горячего чая с лимоном. Негромкое «Да, хорошо» в ответ не кажется радостным, но на часах два часа ночи, а голос Шерлока хриплый из-за того, что, вероятно, является началом неприятного бронхита. Спустя несколько недель после его переезда обратно на Бейкер-стрит, Джон знает, что Шерлоку, несомненно, одиноко, и он хочет чая. Сейчас всё действительно по-другому. Открыв кухонный ящик, где они держат болеутоляющие и сосудосуживающие лекарства, он высыпает на ладонь две таблетки. Шерлок исчез в спальне сразу после ужина. Заглянув к нему, Джон увидел на его кровати кучу разных бумаг, относящихся к серии дел, которые команда Лестрейда не могла раскрыть уже несколько месяцев. Разговаривая сам с собой, Шерлок копался в старых файлах и вырезках, разложенных на полу. Не ожидая, что тот появится в гостиной в ближайшее время, Джон устроился на диване с книгой в мягкой обложке. Разве тогда Шерлок выглядел нездоровым? Возможно, он выглядел немного бледнее, чем обычно, а под его глазами были тёмные круги. Как и многие сейчас, он слегка шмыгал носом: всё-таки на дворе промозглый, сырой февраль. Ну, что же. Судя по звукам кашля, это на несколько дней. Но теперь, устроившись на диване в халате, с ноутбуком и файлами, он будет ворчать и стонать, позволяя Джону заботиться о себе. Итак. Когда же это случилось? После Мэри. После того, как всё закончилось, а Джон вернулся домой. Тогда всё и началось. Но на самом деле изменения начались ещё до того. С хитрого Магнуссена, сказавшего «Посмотрите, как вы заботитесь о Джоне Уотсоне». С тихого ответа Шерлока «Мне помогает, если я вижу себя его глазами». Со списка наркотиков, когда он пытался попрощаться с ним у трапа самолёта, и со взгляда Майкрофта, когда тот попросил «Вы позаботитесь о нём для меня, Джон?» И с понимания, почему после его брака Шерлок стал с ним меньше общаться − не потому, что больше не хотел, а потому, что очень хотел. А до этого изменения прокрались в то время, как они планировали свадьбу. Джон даже не представлял, что медленно разбивал сердце Шерлока уроками танцев, сиреневыми платьями и своим признанием «два человека, которых я люблю больше всего на свете», лишившим того дара речи. Шерлок был так напуган перспективой его потерять, что написал для них с Мэри песню о любви и речь шафера, заставившую всех прослезиться. И до этого тоже были изменения: тот, кого Джон считал мёртвым, ожил; слёзы сожаления в туннеле метро и храбрость, с какой Джон открыл своё сердце и сказал «Ты самый лучший и самый мудрый человек»; искреннее удивление от этих слов на лице Шерлока. На самом деле Шерлок никогда не был неприкасаемым. После того, как они узнали, как это, пытаться жить друг без друга, а затем снова обрести друг друга; после того, как они оба научились не оставлять самые важные вещи невысказанными; после всего, что, как Джон думает, так изменилось, он, взяв кружку и таблетки, идёт к Шерлоку. Тот сидит в постели; волосы на его голове в диком беспорядке, а плечи под тонкой футболкой поникли. Научные и криминологические сборники разбросаны по всему ковру. Стараясь на них не наступить, он пробирается к кровати. Оставив чай и лекарства на тумбочке, он кладёт руку на щеку Шерлока. Джон ощущает под ладонью жар: да, это − лихорадка. − Долгая ночь? − тихо спрашивает Джон. − Да. − Раскрыл какие-нибудь убийства? − Одно или два. − Рассмеявшись, Шерлок снова кашляет. − На самом деле, нет... я, кажется, в тупике. − Ммм. − Джон его подталкивает. − Подвинься. Тот отодвигается. Джон устраивается рядом, плечом к плечу, и протягивает Шерлоку кружку. Шерлок пытается сделать глоток чая и морщится от боли. Через некоторое время он говорит: − Ты не ложился спать. − Да. Просто заснул с книгой. Я предпочёл бы быть здесь, с тобой. − Это легче сказать, когда они рядом в темноте. Всё для них ещё так ново. Зарывшись пальцами в мягкие локоны Шерлока, Джон нежно потирает ими горячую голову. − Прими лекарство. Проглотив таблетки, Шерлок пьёт чай небольшими глотками, и тот медленно исчезает. Джон может почувствовать, как его тело становится расслабленным и тяжёлым около него. − Ты сможешь теперь поспать? − Думаю, да. Если ты останешься. − Его голос очень тихий. − До тех пор, пока тебе это будет нужно. − Забрав пустую кружку из рук Шерлока, он ставит её на тумбочку. Они накрываются одеялом. − Ты мне всегда нужен. Джон быстро моргает. Шерлок произносит эти слова, когда он их не ждёт и, чёрт возьми, теперь и его горло сдавило. Сглотнув, он поворачивается к Шерлоку и тянется, чтобы прижать к себе его стройное, усталое тело. Таблетки ещё не подействовали на лихорадку; тот всё ещё слишком горячий и вялый, чтобы обнять его в ответ. Джон соглашается пока только положить руку на нежную внутреннюю поверхность его руки. − Тогда я останусь навсегда.