Эффект Доплера

Рэджи сматывается, поспешно прощаясь с каждым по очереди. Не могу назвать его трусом, ведь сам такой же. Но я хотя бы не ушёл. Я стою здесь в этом доме, сейчас, в то время, пока Сэм поспешно что-то тараторит Нату прямо в ухо. Я ее не слушаю. Я смотрю лишь на Рэджи, который надевает куртку и уходит. Сейчас наш друг (можно сказать, бывший) делает ноги, вместо того, чтобы предложить свою помощь. Может, он прав. Чем меньше людей знает о нас, тем лучше. Рыжий не знает о моих секретах. Он в курсе лишь последних событий - смерти матери Ната и Ари. Наша жизнь сейчас далеко не сахар. Из сладкого у нас лишь чай, а у Ари — леденец. Но я верю в жизненный перевес — если сейчас всё хреново, значит, есть вероятность, что завтра будет немного лучше. Но так же, завтра может стать ещё хуже — я не могу этого отрицать. Я знаю только одно — если Сэм останется, возможно, они узнают и обо мне тоже. Когда-нибудь убийство отца всплывет наружу, и все узнают, что это сделал я. Им плевать, кого я там защищал, собственную шкуру или жизнь моей девушки. Либо же я сделал это из собственных побуждений, мести, или в отместку за то, что мой отец был подонком. Им плевать. Они готовы засадить меня на пожизненное при первой же возможности. Затем меня ошарашивает мысль о деньгах, которые отец явно кому-то завещал в случае смерти. У него было целое состояние. Он ведь имеет какие-то заначки, плюс бизнес. В каких лапах теперь все эти сбережения? Эти деньги не могли попросту испариться. Отец был крупным землевладельцем, конченым уродом, и бизнесменом. И уродом, пожалуй, да. Я, кажется, упоминал уже. Почему я раньше об этом не подумал? О деньгах, вернее. Может, они спасут нам жизнь. Я перестану убегать. Мы закончим университет. Дальше что-нибудь решим. Но я перестану скрываться от полиции. Я знаю, Нат и Сэм помогут мне разобраться. Мне лишь стоит им довериться, может, деньги отца помогут нам прожить пару лет, а позже мы станем на ноги, найдём работу, перестанем бежать. Деньги решают всё. Может, удастся решить проблему Сэм и её матери. Это вселяет в меня надежду, я начинаю дышать ровнее и спокойней. У нас всё получится. Эти слова стучат в моей голове молотками. У. Нас. Всё. Получится. Но когда я слышу рыдания Сэм, надежда угасает, ведь, вдруг мы не справимся? Многое может пойти не так. Я не могу спокойно смотреть на трясущуюся в руках беспомощного Натаниэля девушку, и подхожу к ним. Сэм помогла мне справиться с болью, которая нагрянула в самый неподходящий момент — когда мы стояли на той поляне. И теперь она в отчаянье — никогда не видел её в таком состоянии раньше. Даже в том самом баре в момент нашей первой встречи — она была лишь напугана. Даже в день, когда я открылся ей, когда выла собака, когда мы стояли на поляне, она плакала, но... не выглядела так, как сейчас. Теперь же её взгляд изменился. Сэм не просто напугана, она потеряла веру, надежду, всё хорошее, что заставляет человека не сдаваться и идти дальше, или даже бежать, если потребуется. — Я так больше не могу. Не могу, Нат! Блондин беспомощно смотрит на меня, но тщетно. Я тоже не знаю, что делать. Что говорить, какими жестами успокоить девушку. Ситуация безвыходная. А мы с Натом просто два балбеса, не способных приободрить человека. К тому же, Натаниэль не знает, от кого Сэм убегает, и кто её нашёл. Снова. Я грустно опускаю голову — он на самом деле многого не знает о ней, и обо мне тоже, в то время, как перед нами он словно открытая книга. Я беру Сэм за руку и шепчу: — Мы уедем, обещаю. Не забывай, я тоже в бегах. Она вытирает слёзы, стирая с лица весь тот ужас, с которым она смотрела на меня ещё секунду назад. Её лицо становится нейтральным, но я знаю — она вот-вот сорвётся. Мне приходится в спешке провести её в гостиную и усадить рядом с Ариэль, которая снова смотрит выключенный телевизор. Может, она и права, по телеку ведь одно дерьмо показывают (не считая мультиков). Хотя, даже здесь можно поспорить, ведь современные мультфильмы — сплошная деградация, действующая на психику даже взрослого человека. Я оборачиваюсь к Нату и думаю, что делать. Уезжать ему из города глупо. Но нам с Сэм — необходимо. Поэтому, я поспешно принимаю решение. — Ари, послушай, — я почему-то решаюсь заговорить только с ребёнком, ведь она не будет задавать лишних вопросов. — Помнишь, я говорил тебе о бабушке, которую показывали по телевизору? Мне нужно её найти, понимаешь? Поэтому, мы с тобой, малышка, не увидимся пару недель, может, даже меньше. Дождёшься меня? Она кивает, к её глазам подступают слезы. Я знаю, что она чувствует. Ари уверена в том, что если я уеду, она навсегда потеряет меня. — Я оставляю тебе Джуди, береги её, ладно? И она будет сторожить тебя по ночам от кошмаров. Ариэль снова кивает. На этот раз слёзы текут по её щекам, скапливаясь на подбородке. Я аккуратно притрагиваюсь к её лицу и вытираю мокрые дорожки, словно боясь её поранить. Ари подобна хрусталю, и то, что она пережила за последние два дня... я удивлён, как она не разбилась. Саманта поможет мне найти последнего в мире родственника. Может, Сильвия знает ответы, которых не знаю я. Мы поможем друг другу. Я подхожу к Нату и молча обнимаю его за плечи. Он утыкается носом мне в ключицу — терпеть не могу свой рост, ведь многие считают, раз парень под два метра ростом, он - жилетка для слёз. Высоких людей при встрече хочется обнять, и когда подобного рода гора сжимает тебя в объятиях, ты чувствуешь себя в безопасности. Может поэтому Нат держится за меня двумя руками. Я нужен ему. И тот ужасный факт нашего необходимого уезда выставляет меня эгоистом. Я очень надеюсь, что мой друг поймёт всё это. Он понятия не имеет, почему мы бежим. От кого? Зачем? Он единственный остаётся в неведении. Но времени на объяснения нет. Не сейчас. Может, чуть позже, Нат. — Ты ведь Умник, понимаешь, почему мне нужно уехать? — я умоляюще смотрю в его голубые глаза и надеюсь, что не потеряю лучшего друга. Остаться без его поддержки сейчас — самое ужасное, что можно себе представить. — Я всегда считал тебя странным, Кью, — он едва заметно улыбается, понимающе глядя на меня. — Для тебя это действительно так важно? — Я бы не просил меня понять, если бы ситуация не была безвыходной, Нат. — Я понял. Береги Сэм. Звони почаще. Слова «мне нужна твоя поддержка, друг» повисла в воздухе. Тишина длилась очень долго. Никто из нас не решался её нарушить. Но времени мало. — Ари позаботится о Джуди, а ты позаботься о сестре, — прошу я, собирая вещи. Наш с Натом зрительный контакт потерян. Сэм ждёт в прихожей. Ариэль выходит к двери и ждёт вместе с ней. Постоянно менять место жительства, на самом деле, очень грустно и паршиво, особенно, когда привязываешься к людям. Я полюбил эту хрустальную девочку со светлыми кудряшками и такими огромными, голубыми, всепонимающими глазами. Поверить не могу, что действительно уезжаю. Я надеялся, что этот день никогда не настанет. Я ведь действительно полюбил этих двоих. Они замечательные люди. Именно поэтому я вернусь сюда в будущем. Я не оставлю их, никогда и ни за что. Может, мы вернёмся ещё раньше, чем думаем. Я прощаюсь и мне приходится снова вытирать слёзы с лица Ари. Она ненавидит меня, я знаю. Она не хочет всего этого. Поверь мне, малышка, я тоже не хочу. Но это странное ощущение долга висит прямо в моей голове, затмевая остальные мысли. Я должен помочь Сэм, я знаю, что без меня она пропадёт. Может, этим я помогу и себе тоже. Я вернул себе собаку, и чувство вины с десятки спустилось чуть пониже, на твёрдую девять. Может, если помогу Сэм, вина упадёт до восьмёрки? — Я вернусь, обещаю, — я целую Ари в лоб и закатываю глаза, когда вижу подступающую порцию очередных слёз. — Ну, всё, перестань. Ты уже взрослая. — Нет, Кью, я ещё маленькая. И я знаю — она права. Повзрослеть нас обоих заставили обстоятельства. — Тогда, думай о том, что я уезжаю тебе за подарком, и скоро вернусь. Поняла? Она едва заметно кивает, и я знаю, что ничего она не поняла, и не хочет понимать. Я киваю Нату, мол, береги её и сам не кисни. Сэм обнимает Умника, и мы выходим на улицу. — Ключи, Кью! — он швыряет мне ключи от машины, и я не знаю, как благодарить его за такой щедрый подарок. Это неожиданно. Это очень... по-Натовски. Он всё-таки хороший друг. Я понимаю, что должен вернуться сюда в любом случае. За ними. — Верни мне её в целости и сохранности, — предупреждает он, подавляя смешок. Нат кивает и на Сэм тоже, я понимаю, что он имеет в виду. Мы садимся в машину и отъезжаем от места, успевшего стать нам домом. Не Сэм, так мне уж точно. Вряд ли она привыкла к нашему обществу за каких-то 5 дней. Она, кстати, сидит и рассматривает свои колени. Я слышу, как она шмыгает носом. — Кью, скажи мне, кому мы так сильно нагадили в кашу? Самому Богу что-ли? — Мне казалось, ты атеистка, — рассуждаю я. — У меня что, на лице написано?! — наигранно возмущается она и улыбается. Я едва заметно усмехаюсь и отвечаю: — Да, жирным таким шрифтом. На самом деле, мы оба понимаем, что усомниться в существовании Бога нас заставила сама жизнь, кошмары, которые мы пережили, смерть близких, скорбь, несправедливость и подобного рода дерьмо. Бог бы не допустил, чтобы хорошие люди так нелепо и бессмысленно умирали. Это ведь несправедливо. Бог бы не допустил парадокса, когда люди во время войны убивают других людей, но изначально война предполагала разрешение конфликтов и бессмысленных смертей. Вся эта глупость, безрассудность — доказательство, что Бога нет. Раньше я верил в него, правда. Теперь не верю, не после смерти Джуди. Нет. — Я не спала всю ночь, думала. Я всегда поражаюсь тому, насколько девушки странные существа. Неужели, нельзя подумать днём? Почему они думают только ночью? У них мозг работает только в ночное время суток? Джуд была такой же. Ближе к ночи у неё включались мозги, она вдохновлялась любой ерундой, начинала рисовать, как бешеная, сочинять какие-то истории, в то время, как я хотел спать. Джуди обижалась на меня за то, что я не такой, как она. Я ничего не мог с собой поделать, ведь мы были разными людьми. Я был обычным парнем, а она — творческой девушкой. Её мышление было совершенно другим. На мой вопрос «что ты приготовишь на завтрак?» она отвечала «что-нибудь красочное и одновременно вкусное», и готовила банальную яичницу с помидорами, усыпая её зелёным луком. Она разукрасила мою жизнь в яркие цвета, этим и прекрасны творческие люди. Они видят красоту в обычных вещах. Я иногда до сих пор жалею, что я обычный, не такой, как Джуди. — О чём ты думала? — после собственных размышлений мне едва хватило остатков мозга вспомнить, что именно сказала Сэм пару минут назад. — О будущем. Красноречивый и весьмя исчерпывающий ответ. Мне хочется спросить нечто саркастическое, но я пока не придумал, что именно. — Я хочу сбежать куда-нибудь, — говорит, наконец, она. — Мы как раз этим и занимаемся. — Нет. Я не об этом. Я хочу забыться, как во время чтения увлекательной книги. Хочу забыть о том, в какое дерьмо вляпалась. Никогда не хочу вспоминать о прошлом, хочу жить настоящим или будущим. Хочу стереть себя, и построить всё заново, с чистого листа. Почему, когда человек рождается, ему не дают возможности исправить свои ошибки? Знаешь, например, человек, который убил другого по нелепой случайности, будет винить себя в этом до конца своих дней. У него никогда больше не будет возможности всё исправить, ведь мёртвые не возвращаются к жизни, ровно так же, как дым не заходит обратно в сигарету, а стрелка на часах не движется в другом направлении. — Движется, если ты сама её двигаешь. Понимаешь, о чём я? — Я понимаю лишь то, что ты — любитель спорить. Я улыбаюсь. Сэм чертовски права — я люблю оспаривать чужое мнение, этим я живу. — Я уловил суть твоей мысли. Но пойми, жизнь — то ещё дерьмо, и здесь нет второго шанса. Она молчит. В ближайшие пару часов мы не разговариваем. Я отчаянно пытаюсь вспомнить, где живёт Сильвия Прайс, но этот отрезок стёрт из памяти, и я знаю имя этого ластика — Норман Прайс, мой отец. Когда я увидел смерть своей матери, догадался о всех его тёмных делах, и о том, что именно отец довёл мать до самоубийства, мой папочка решил стереть нам с Джуди память, именно поэтому мы не узнали друг друга спустя столько лет. В день нашей с Джуд встречи я поверил в судьбу, ведь иначе такое нелепое стечение обстоятельств никак не назовёшь. Каков был шанс того, что моя новая соседка — давно забытая старая подруга? Я сворачиваю направо, и воспоминание вспышкой врезается в моё сознание. Сэм кричит: — Кью! Что ты творишь?! Остановись, мы разобьёмся! Её рука хватает меня, помогая держать руль. Она кое-как дотягивается левой ногой до тормоза, и жмёт по ним со всей силы. Я не могу собой совладать, и в эти секунды думал, что умру. Моё сознание сожрала темнота, а в голове звенел чей-то голос. «Квентин, тебе всего пять лет, и ты не придумал ничего другого, как привести старушку в какую-то полуразваленную беседку в лесу? Но здесь красиво. Эй, что у тебя в руках? Красивое. Что это? А-а, фенечка. Странное слово, впервые его слышу. Это какой-то слэнг что-ли? Кто её сплёл? Ну конечно, твоя подруга Джуди. Давай, я помогу тебе надеть её на руку». Чёрт. Я ничего не вижу. Голос в голове затих, но я по-прежнему нахожусь в какой-то темноте. Сэм кричит что-то о нашей смерти, и о том, какой же я придурок. Так продолжается ещё секунд десять, а затем... Я возвращаюсь в сознание, и происходящее вокруг медленно появляется перед глазами. Сэм испуганно держит руль, впечатавшись лбом мне в плечо. Я слышу её неровное дыхание и понимаю, что чуть не угробил нас обоих. Беседка. Лес. Фенечка, которую сплела Джуди. Я привёл Сильвию в какое-то богом забытое место, наверняка неподалёку от дома. — Разворачиваемся! — приказываю я скорее самому себе. Оттолкнув Сэм от себя, я надеваю ремень безопасности (удивляюсь, как я не ударился всем телом о руль в момент этого нелепого приступа), и мы мчимся обратно, откуда приехали. — Куда мы едем? — не понимает Сэм. — мы ведь только что оттуда приехали? Ты решил вернуться домой? — Нет. Не задавай вопросов. Тебе ведь нужно бежать, так какая разница, куда? Просто будешь моей спутницей с полнейшим отсутствием слуха и продолжавшей раздражать своим пением мои истерзанные уши. — Ах, вот как мы заговорили, — она угрожающе машет пальцем около моего лица, и я слышу, как открывается бардачок, а на её колени вываливаются кассеты. — Сегодня в нашей программе что-то… не могу прочитать, — она запинается и неловко кашляет. — Что? Читать разучилась? — Ещё слово, и я тебе врежу, — предупреждающе говорит она и всовывает кассету, нажав на плэй. Наша перепалка напоминает ссору маленького ребёнка и его старшего брата, который в разы больше и умнее его. Я смеюсь, представив маленькую, испуганную Сэм в памперсе. Но эту сцену в моих мыслях прерывает музыка, которая ласково погладила мои уши. Я не могу не спросить: — Кто поёт? — Смитс. Известная группа, Кью, ты что?! — ужасается она скорее наигранно, нежели на самом деле. Мы с ней обе делаем вид, будто ничего не произошло. Словно мой приступ не пытался убить нас обоих. Смитс. Смитс. Я пробую это слово на вкус, произнося его про себя снова и снова. Где-то я уже слышал название этой группы, наверняка. Не могу вспомнить, где именно. Нат не слушает музыку, Ари ещё не доросла до подобных вещей, а Рэджи слушает не музыку, а нелепые диалоги в начале порно. Хотя, он, скорее всего, их проматывает. Нет, у друзей я этого названия точно не мог услышать. Может, Джуди включала эту песню в наушниках? Да, может быть. Разве это может быть совпадением? Джуди, кажется, действительно включала её. Я смотрю на Сэм лишь пару секунд, и то, боковым зрением. Затем целых полтора часа мы едем молча, слушая различные песни. Ни одна ещё не повторилась. Сэм постоянно меняет кассеты на другие, перематывает какие-то песни, а некоторые оставляет. — Ты настолько хорошо разбираешься в старых песнях? — наконец решаю задать вопрос я. — Нет, не я. Мой брат постоянно слушал подобные песни. Я уже выучила наизусть столько песен, что некоторые из них могу спеть даже сейчас. — Спой, — вырывается у меня. Я уже слышал, как она поёт. На самом деле, не так ужасно. Она удивлённо смотрит — я чувствую её взгляд на правой части своего лица. Даже боковым зрением не сложно заметить, насколько быстро её выражение меняется с удивлённого на злорадствующий. — Ты говорил, у меня нет слуха. — Я много чего говорю девушкам, и они слепо в это верят, — говорю я. — Боже, какой ты заносчивый придурок, Кью. Думаешь, я поверила в то, что ты сказал? Мой слух просто превосходен! Да! — она отчеканивает каждое слово, наверное, предполагая, что если делать паузы, я лучше пойму, что она сказала. — А петь тебе я не буду, понял? Нужно было наслаждаться этим, когда была такая возможность. Я прячу улыбку, продолжая ехать по заданому маршруту. Мы пару раз останавливаемся в гостинице, и спустя полтора дня добираемся до нужного нам места. — Боже, опять эта поляна! — восклицает Сэм. — Я так и знала. В следующий раз я сяду за руль, потому что у тебя совсем фантазии нет. — Я видел в новостях свою бабушку. Я думал, она мертва. Отец запудрил мне голову. Она — единственный родственник, который жив. Я должен её найти. С каждым моим словом Сэм всё внимательнее изучает моё лицо, словно сканируя его детектором лжи. — Поможешь? — с надеждой в голосе спрашиваю я, когда понимаю, что она не ответит. И она кивает. Она — моя поддержка, мой спутник с полным отсутствием слуха (нет, на самом деле, всё ужасно). Но я знаю, что без Сэм я не справлюсь. Она - моё спасенье.