***
– Как же я люблю Рифтен. Я был здесь в молодости… – Люсьен. – … один воришка украл у меня кошелек… – Люсьен, мне очень интересно, правда… – … а я выколол ему глаза. – … но, может быть, ты воздержишься от своих баек хотя бы на моей свадьбе?! Умолкнув, ассасин обвел взглядом храм Мары. Жрец у алтаря смотрел на него, недовольно скрестив руки. Невеста Слышащего, верная своему оптимизму, смотрела на спутников жениха с осторожным вежливым любопытством. Гости поглядывали на призрака с испугом и недоверием, пляшущий рядом шут ситуацию не спасал. – Может вам, ребята, стоит пока присесть на скамью? – прошипел Сехт через уголок рта. – На вас весь храм пялится, а я здесь жениться пытаюсь… – Нет! Цицерон не будет сидеть на свадьбе! – возразил шут. – Цицерон будет плясать до упаду, развлекая гостей, развлекая Слышащего! – Хорошо-хорошо, только умоляю, отойди уже от алтаря, ты зашибешь жреца… простите, он всегда такой… да, ему очень весело, он счастлив, что его друг решил пожениться, он просто очень эмоциональный… – подключив Люсьена, аргонианину удалось отодвинуть Цицерона немного в сторону. Самого ассасина он усадил-таки на скамью и, полный гордости за свершенные подвиги, вернулся к своему месту возле невесты. – Прости, Шави, я обещаю, они будут тише, – виновато сказал он, беря за руку свою избранницу. – Ничего страшного, милый, – отвечала она, как обычно, улыбаясь. – У тебя очень интересные друзья…***
– Я не понимал, в чем смысл этой церемонии, Слышащий. Создание семьи не входит в твои обязанности. – Астрид ты тоже читал нравоучения? Тогда я не удивлен, что она спихнула тебя мне, - Слышащий коротко вздохнул. – В любом случае, вы с Цицероном друг друга стоите. Особенно когда начинаете балаболить оба. Так что пусть он поет тебе в уши, пока я не решу, что свершилась моя тебе месть, – ухмыльнувшись, аргонианин вскочил в седло. – О, Тенегрив, быстрая лошадка, несущая Слышащего! – шут уже был тут как тут. По-видимому, чертополох не был сочтен за достойное подношение для Матери, и теперь изрядный пук травы предназначался в качестве подношения копытному Брату. Конь недовольно фыркнул на протянутые руки, вынуждая Цицерона испуганно отпрянуть. Поразмыслив, Тенегрив все-таки явил ему свою милость, взяв несколько цветочков с верхушки подношения, чем вызвал у безумца бурный восторг. – Вот он, мой самый лучший товарищ, – Сехт дольно похлопал коня по черной шее. – По крайне мере, когда надо, он молчит.