Скандалист и Одиночка

1938 год Школа-пансионат для мальчиков из года в год с распростёртыми объятиями встречала новых «птенцов», оставляя всегда хорошее впечатление на душе мальчишек. Огромное каменное здание, так похожее на королевский замок, свысока оглядывало свою немаленькую территорию, заставляя юных учеников поежиться и улыбнуться мечтам о замках, рыцарях, турнирах. Четыре башни были расставлены по углам; всегда холодные и никем не охраняющиеся, они были чужды мальчишкам, но так любимы взрослыми. Часто какая-нибудь компания забегала, чтобы покурить или наедине передать друг другу какие-то непристойные шутки и древние слухи, до сих пор бродившие в окрестностях школы. Нередко здесь устраивали какие-то «тайные собрания», о которых после было известно всей школе. Этим осенним утром высокий блондин, усевшись на подоконник окна на самом верху одной из башен, с тоской смотрел вниз. Рядом тихо шуршали от настойчивого ветра ветхие страницы очередного тома английской поэзии. В начале осени парня охватывала какая-то меланхолия, и стихотворения больше не могли удержать его внимание на себе более минуты. А представление внизу было более интересным: прямо перед основным зданием торопливо копошились новоявленные и вновь прибывшие ученики, словно муравьи. Кто-то умудрился заплакать, кто-то не мог отпустить родных из крепких объятий, а кто-то бешено крутился между родителями и друзьями, не зная, куда подступиться. Говорят, прощание — самое трудное испытание, но Цезарь настойчиво утверждает, что самое трудное, — это встретиться вновь. Прощаясь, ты знаешь человека, но при новой встрече он совсем другой. Так всегда было с его археологом-отцом… Однако, признаться честно, сейчас прощаться и встречаться ему больше было не с кем. И это, как ни странно, дарило облегчение. Парень вновь пробежал глазами по лицам, не ощущая совсем никакой симпатии ни к кому. У него не было друзей, а отец больше не мог посещать его. Ещё в детстве он был одиноким и необщительным, и эти черты сохранялись и до сих пор, превращая прекрасного юношу в отщепенца, чужого среди своих. Но это даже хорошо, в который раз повторял себе Цезарь, зачем-то кивая. Да, ему не нужны были друзья. Он не чувствовал острой нехватки общения. Ему было всё равно… Вдруг он заметил точеную фигуру брюнетки, лицо которой отчего-то показалось знакомым. Может, это была сестра одного из учеников? По лицу девушки нельзя было сказать, что ей больше двадцати, так что парень остановился на этом варианте. Но почему сестра какого-то ученика показалась ему знакомой? Или, может, он как-то флиртовал с этой девушкой? Другого объяснения не находилось. Девушка совещалась с какой-то старушкой, тыкая куда-то в сторону. И резко в той стороне раздался пронзительный смех. Цезарь еле успел уцепиться за подоконник и не сорваться. Книга же полетела на пол, громко стукнувшись о дерево. Парень всё ещё крепко сжимал край подоконника и взглянул туда, где раздался неожиданный смех. Какой-то очередной дикарь, решивший показать себя «не-таким-как-все», залез на ограду и перепрыгивал с уступа на уступ, явно от кого-то убегая. За ним бежала та самая девушка, угрожая кулаком и, похоже, скорой расправой. Нет, не может же быть… -Mamma mia, так она его МАТЬ? — Цезарь поднял глаза к небу, состроив сострадающее лицо. Ему было определенно жаль эту, как оказалось, женщину. И в то же время непонятно, откуда тогда он её знает. Вновь раздался тот самый смех. Парень, что привлек к себе внимание столь оригинальным способом, до сих пор прыгал от своей матери, посылая ей открытую озорную улыбку мальчишки, но никак не взрослого юноши. Ещё миг — и шатен скрылся за большими воротами. Цезарь мог видеть лишь его убегающую спину. Видел и недовольно кривился. Нет, он не был педантом, но от таких варваров предпочитал держаться подальше. Мало ли что. Парень слишком хорошо знал последствия этих «мало ли». Последствия, которые затрагивали его одного. И которые блондин яро хотел избежать. Он не был слабым, но ему надоело каждый день драться за выживание, встречать в каждом встречном взгляде огоньки ненависти и презрения. Цеппели просто хотел тишины и покоя в своём маленьком мирке… Цезарь соскочил с подоконника и, подхватив книгу, отвернулся от окна, откуда всё ещё раздавался весёлый смех… В коридоре общежития никогда не было тихо. Как успел убедиться Цезарь, в школе-пансионе для мальчиков редко когда наступала тишина. Только в ночное время. Хотя иногда некоторые даже ночью умудрялись шуметь похлеще, чем днём, вырисовываясь во снах Цезаря ночным кошмаром, из-за которого весь следующий день автоматически шёл насмарку. Но, открыв дверь в общежитие, блондин сразу понял, что что-то не так. По коридору не гуляли пошлые шутки, ехидные насмешки или какие-то шепотки. Все весело гоготали, полукругом собравшись около, очевидно, «занятного» зрелища. Цезарю было абсолютно всё равно, однако его комната находилась в самом конце. И если обычно никто не обращал на него внимания, то сейчас уж точно лучше не пробиваться сквозь толпу недобрых одноклассников. Блондин знал, на что они способны, а отбиваться от стаи гиен — как он мысленно назвал это столпотворение — у него не было настроения. Хотелось закрыться в одиночестве и просто поразмышлять. За спинами неожиданно высоких парней Цеппели не мог разглядеть совсем ничего. Ему было откровенно всё равно на своих сверстников, но любопытство всё же брало верх. Тихий и одинокий, Цезарь к своему неудовольствию увидел в себе ужасное любопытство, которое тащило его в самые жуткие передряги, ибо «ну надо же посмотреть, что там творится». Из таких ситуаций парень выбирался с помощью удачи и с синяками на теле. И всё равно блондин не противился, хотя вначале и ворчал. Но больше для виду. Кто-то ударил в стену, и тогда Цезарь всё понял. Обряд новичков. Как же он мог забыть! «Черт, мог бы на скамеечке отсидеться… Теперь меня точно не пустят назад, » — Цезарь для полной уверенности оглянулся назад. Весь коридор был переполнен. Не стоило даже пытаться пробиваться в какую-либо сторону — заклюют. Блондин оперся о стену, вяло наблюдая за подходящими людьми… — Хэй, я, конечно, знал, что я горячий парень, но, говорю вам, я не смогу встречаться сразу с пятьюдесятью людьми! — почти пропел неожиданно знакомый весёлый голос, заставивший Цезаря встрепенуться. А ведь и правда, сын той прекрасной брюнетки был новичком. Цезарь совсем об этом забыл… Хотя, будем честны, он и не удосужился это запоминать. Но теперь вся ситуация начала привлекать Цеппели. Почему-то шатен показался ему весьма… интересным? И дело было даже не в том, что он в первый же день пошёл прыгать по ограде, а в его энергетике. Блондин чувствовал опаляющее солнце в сердце этого человека. Чувствовал, потому и хотел побыстрее уйти, чтобы не обгореть. Некоторые смельчаки весело фыркнули, однако остальные шутку парня восприняли менее жизнерадостно. Послышался новый стук и грозное шипение: — От твоей дрянной шутки уши вянут, новичок! Другой подхватил: — Ой, кажется, живот разболелся! Меня сейчас вырвет! Неуверенный смешок прошёлся по всей толпе. Но тот, кто терзал шатена, явно не обратил на это внимание. А «жертва» вновь усмехнулась: — Не так сильно тошнит, как от твоего запаха. Oh my god, когда ты мылся в последний раз? От тебя за километр свиньей несет… Хотя, судя по твоему виду, ты можешь принять это за комплимент. Цезарь выпрямился. Становилось всё интереснее и интереснее. Он даже начал пробиваться через толпу, чтобы посмотреть, как смелый новичок так просто шутит с этими громилами. Как блондин и предполагал, над шатеном издевались — хотя, с этим ещё можно поспорить — два главных бунтаря (Цезарь мягко называл их придурками) всего класса: высокий и полный парень с двумя подбородками и его прихвостень, не менее высокий, тощий брюнет с быстрыми глазами и острым носом. Из себя они представляли решительно ничего, но публику тешить умели. И делали это, как никто другой. Однако блондин был уверен, что их статус в этот момент стал неимоверно шатким. Шатен, сверкнув голубыми глазами, ткнул пальцем в полного парня. — А сейчас ты скажешь: «Я не свинья, грязный ты ублюдок! Я убью тебя!» И не прошло и секунды, как тот же парень, занеся кулак над головой шатена, яростно вскрикнул: — Я не свинья, грязный ты ублюдок! Я убью тебя! Но не успел он и шелохнуться, как шатен уже стоял за его спиной, весело улыбаясь. Согнувшись пополам, толстяк осел на пол, тяжело дыша. Шатен повернулся к нему. — Ты открылся, дурак~. Его прихвостень, открыв рот и переводя взгляд то на своего напарника, то на «жертву», в страхе попятился назад. Закрыл руками своё лицо и весь сжался, будто пытался исчезнуть из поля зрения шатена. Но тот этого не упустил. — О а ты, оказывается, трус. Беги. А ну, кыш, — парень махнул руками в сторону брюнета, будто тот был не человеком, а, например, птицей и шикнул на него. И это сработало: брюнет тут же пискнул что-то оскорбительное в ответ, развернулся и убежал. Шатен уперся руками в бока и гордо выпятил грудь: — Меня зовут Джозеф Джостар. Но можете звать меня Джоджо. И очень надеюсь, вы будете поумнее тех двоих. Приятно познакомиться! Никто не шелохнулся. И, кажется, прошла вечность перед тем, как вся толпа восхищенно закричала, кинувшись к Джоджо. Цезарь, презрительно скривив губы, тут же убежал в своё убежище, чтобы в деталях вновь и вновь прокрутить увиденное… Блондин устало тёр глаза, пытаясь отогнать такую ненужную сейчас сонливость. Он слишком зачитался и не заметил, как время давно перевалило за полночь, а в окне слабо проявлялись дребезжащие проблески рассвета. Цезарь не был готов вновь встречать яркое солнце, поэтому, положив книгу на стол, лёг в постель в повседневной одежде, надеясь посмотреть за три часа хотя бы один сон. Но его мечты были слишком воздушны и невинны, чтобы на самом деле сбыться. Как только парень лёг, за стеной будто взорвалась маленькая атомная бомба, сокрушая абсолютно всё вокруг. И будя своим грохотом всё общежитие, начиная от робких утренних пташек и заканчивая совсем недовольным старым заведующим. Цезарь не был исключением. Хотя, по факту, он не спал изначально, так что это не считалось. Стены в комнатах были тонкими и дырявыми. Если в основном здании школы всё было сложено из кирпича, то на жилище для учеников решили поскупиться, особо не стараясь сделать их уютными. Даже если Цеппели затыкал уши, к нему всё равно долетали обрывки особо громогласных фраз. Как и сейчас. Блондин прижался правой стороной лица к одной подушке, другой охранял покой левого уха. Но всё равно слышал смело пробивающиеся крики, особо смачные шлепки и отборные ругательства. А через несколько минут к ним прибавился требовательный голос заведующего, осыпавшего негодников самыми разнообразными словечками. Виновники «взрыва» что-то уверенно отвечали. Хотя их уверенность сошла на «нет», после громогласного «Молчать!» от заведующего. Что-то тихо бурча, старик сновал по коридору туда-сюда, несколько раз повторяя что-то вроде «нет уж, такого раньше не было». И после — Цезарь тут же напрягся — остановился около его комнаты. В дверь громко постучали, заставляя блондина тут же выпрямиться на кровати. Парень быстро окинул взглядом свою комнату и, убедившись, что всё точно нормально и не подозрительно, ответил очередному стуку: — Войдите. Заведующий Мессина был ростом едва ли не выше Цезаря и, как помнил блондин, был не из робкого десятка. Особенно, если его разозлить. Тогда можно было даже не заходить в общежитие, коль жизнь дорога. Хотя, признаться честно, Цеппели редко видел Мессина особо грозным и разозлённым – и слава Богу. Обычно старик – хотя по виду и не скажешь – сидел у себя в комнате, пил любимый травяной чай и медитировал в абсолютной тишине, что-то бурча себе под нос. При желании, подойдя ближе, можно было бы услышать суть его бормотания, но, из чувства самосохранения, никто не порывался любопытствовать на этот счёт. Цезарю заведующий нравился как-то по-особенному – он уважал и относился к нему куда лучше, чем к старшим и даже учителям. Старик привлекал блондина своими изящными манерами, речью и даже характером. И Цеппели частенько заворачивал к нему на чашечку чая, чтобы послушать захватывающие истории из жизни Мессины. И вот сейчас, этот высокий старик, который, как он сам уверял, работал в школе с самого её основания, тащил за ухо уже знакомого долговязого шатена, ворча. Джозеф Джостар — а это был именно он — недовольно щурился и с небольшой сумкой следовал за заведующим, что-то гневно шипя. Цезарь бы рассмеялся, если бы не было одного «но», — какого чёрта его привели в комнату блондина? Заведующий, всё ещё держа за ухо Джоджо, повернулся к Цезарю. Парень прочитал на его лице выражение полного сочувствия. — Надеюсь, я тебя не разбудил, Цезарь? Вот этот мальчишка, — старик дёрнул шатена за ухо, получая от последнего порцию «комплиментов» и новое шипение. Заведующий не обратил на это внимание и продолжил: — Устроил с утра пораньше драку с соседями. Чёрт знает, что на него нашло, но терпеть я этого не намерен. Представляешь: пришлось этого негодника из трёх комнат повыселять! И всё одно и то же — драки, драки… Что ж ты творишь, окаянный?! — эти слова были обращены уже к самому Джозефу, который, после какой-то трудной манипуляции, полностью высвободился из захвата старика. — Больно, старик! Они говорили: «Давай драться». Ну кто же я, чтобы отказывать джентльменам в драке? — Скандалист, вот кто! Так вот, — старик повернулся к блондину, вновь состроив скорбную мину, — Цезарь, я понимаю, что ты просил никого не подселять, но и ты меня пойми — ты единственный парень, который уж точно не будет драться с этим обалдуем! А выселить его из общежития я не могу — кодекс не позволяет. Мне очень жаль, но он теперь будет жить с тобой. Цезарь почувствовал, как по его голове словно обухом ударили, перед этим ещё и огрев едким кипятком. Все тело горело от негодования, а разум вопил от несправедливости, желая и вслух сказать пару ласковых незваным гостям. Но Цезарь лишь горестно вздохнул и кивнул. Нет, ну в самом деле, старик заведующий тут не виноват — это была его работа. Надо его вообще поблагодарить, что в прошлые годы никого к нему не подселял, выполняя просьбу какого-то ученика… Единственного, кого следовало бы побить — и это желание оправдывалось, — был, конечно, Джоджо. Джоджо, которого переселяли последние две недели из комнаты в комнату, потому что с каждыми соседями он конфликтовал и втягивал их в драку. — Да, конечно… Спасибо большое, что до этого не подселяли ко мне никого. — Да что ты, Цезарь! Это мне следует тебя благодарить за то, что ты оказался таким понимающим. — Нет, что вы! Я не стою этих благодарностей… — Не прибедняйся. — Сегодня что, карнавал любезностей? — фыркнул Джозеф, которого задело то, что на него перестали обращать внимание. Заведующий погрозил ему кулаком. — Может и так, но уж точно не для тебя. С тобой любезничать никто не будет. До встречи, Цезарь, — старик дружелюбно махнул блондину рукой и гневно стрельнул глазами в Джостара. — А с тобой, надеюсь, мы встретимся нескоро. — Ну же, делайте ставки! Я ставлю на неделю и, может, два-три дня. — А ты договоришься, наглец… Старик негромко хлопнул дверью и, успокоившись, мерно зашаркал к своей обители. Джоджо тихо хихикнул, смотря с каким-то задором на Цезаря. — Имя мое ты, наверняка, знаешь. А вот мне бы хотелось узнать, как же зовут моего нового прелестного соседа? Цеппели в ответ неопределенно фыркнул и повернулся к своей кровати, со своего столика прихватывая книгу. Джозеф удивлённо похлопал глазами, так и оставшись стоять посреди комнаты с протянутой для рукопожатия рукой. Как оказалось, зря. Джостар повторил жест блондина и начал разбирать свои вещи, выкладывая одежду в тяжёлый, цветом напоминающий оникс шкаф, покрытый тонким слоем лака, отчего, при солнце, он вовсе казался каким-то драгоценным камнем. Вещей в дорожной сумке шатена оказалось настолько мало, что они заняли весь шкаф лишь на треть. Подойдя к столу, парень быстро кинул горстку учебников и тетрадей. Выворачивая нутро сумки, шатен что-то усиленно искал, нервно вновь и вновь пробегая взглядом все свои вещи. Цеппели, спрятавшись за книгу, с интересом наблюдал за всеми действиями своего нового соседа. Джозеф схватился за голову: — Oh my god! Ну в самом деле, ну не забыл же я… Парень чертыхнулся и выбежал из комнаты, только пятки сверкали. Цеппели совсем убрал книгу, с интересом провожая нового соседа, а пока его не было, блондин окинул взглядом всё имущество шатена, которое при желании можно было уместить в одном рюкзаке. Цезарь удивленно вскинул брови. У него самого под кроватью лежал довольно вместительный небольшой чемодан, в котором до сих пор оставались не поместившиеся в шкаф вещи. И он до сих пор считал себя неприхотливым в одежде… Джозеф вернулся также неожиданно, как и ушел. Блондин до сих пор всматривался в вещи шатена, думая о своём, но смешок парня заставил вернуться его к реальности. Цезарь почувствовал, как краснеет, и быстро уткнулся в книгу, подавляя любопытство, которое желало посмотреть, за чем же Джостар бегал. — Ой, ну ладно тебе быть таким букой. Я же вижу, что тебе интересно, — довольно промурлыкал шатен, подходя к своей кровати. Старые пружины противно скрипели под весом паренька. — Кстати, имя можешь не говорить, я и так его знаю… Хотя, ради приличия, мог бы руку пожать. Цезарь поднял колкий взгляд, изучая шатена напротив. Он вздрогнул и отложил книгу подальше, на самый краешек постели. Поднявшись на кровать с ногами, блондин прижал колени к подбородку, всё ещё недоверчиво смотря на новоиспечённого соседа. Который ему не нравился. Абсолютно не нравился. В Джостаре совсем ничего не изменилось, не прибавилось, как ожидал Цеппели. Так за чем же всё-таки этот парень бежал?.. — А тебе не говорили раньше, что ты громко думаешь? — Джоджо заулыбался, словно кот, всласть налакавшийся свежего молока. Блондин фыркнул, хмурясь, и в голове у него пронеслась мысль построить между ними каменную перегородку, чтобы никогда вновь не встречаться с соседом. — Думаешь, за чем же я ходил сейчас? Да вот, за этим. Довольно мурча себе под нос незатейливый мотивчик, Джозеф вынул из-под кровати — когда только успел? — три стеклянные двухлитровые бутылочки с какой-то мутной и неприятной на вид субстанцией внутри. Цезарь переводил непонимающий взгляд с Джоджо на бутылки и обратно, явно не осознавая, что же это такое. Да и никаких этикеток не было, что удручало. «Может, это какой-то странный лимонад? Или кола? Она довольно популярная в наши дни, но… Зачем ему столько этой противной сладкой водички?» — Цезарь прикусил губу, всё ещё недоуменно смотря на странную жидкость. Джозеф загадочно улыбался. — У-га-дай-ка, что внутри! — Джостар вновь потряс бутылочками и сам ответил: — Чистый ямайский ром. Цеппели всполошился. Если помнить о том, что Джозеф был именно в их общежитии и учился в классе Цезаря, то ему было не больше семнадцати. Конечно, магазин мог принять его и за взрослого, но как такое могли пропустить охранники? заведующий? Они же обычно, словно псы, пронюхивают каждый рюкзак, каждый пакетик, вносимый в школу, так как они могли так просто пропустить школьника с тремя бутылками рома? Да и сам Джоджо хорош. Малолетний алкоголик! Да и.! — Тц-тц-тц, Цезарь, ты о-о-очень громко думаешь… Друзья помогли протащить. О! А следующее, что ты скажешь, будет: «Какой же ты идиот!» Хотя я уверен, что не заслужил этого… Цезарь злобно цыкнул: — Какой же ты идиот! А после зажал себе рот. Он и правда это сказал. Он начал отвечать. И кому? Джозефу Джостару! Человеку, который дрался с каждым соседом. Человеку, который тайком протащил в школу-пансионат алкоголь. Человеку, с которым лучше не связываться. Блондин подобрал книгу и углубился в чтение, стараясь не замечать его глупого соседа, который стрелял в него своими лучезарно-голубыми глазами, весело улыбаясь. Парень знал, что шатен дожидается продолжения разговора. И он также зарекся вновь с ним разговаривать. Когда-либо. Джозеф явно сдулся: — Ну-у-у, Цезарь, лапушка… А и чёрт с тобой! Тебя ж никто не заставляет это пить. Чего злишься, детка? Цеппели проигнорировал Джостара, вновь и вновь перечитывая строки про муки любви. И почему именно эти стихи попались на глаза Цезаря первыми? В его голове мелькнула мысль, что это «знак судьбы», но он тут же её от себя отмёл, переходя на стихотворение про капитана и океан… Удар. Ещё один. Едкий смех леденит душу, заставляя с жадностью и каким-то иррациональным страхом хватать ртом воздух. Маленькая передышка. Он давно привык, что время от времени на него всё же обращают внимание такие озлобленные и глупые дикари, в ушах которых шелестят гормоны, приказывая совершать всякую чепуху. И парень даже не винил их ни в чём, не желал мести. Потому что когда-то и сам был таким необузданным бунтарём, который мог ударить человека просто за то, что тот «не так дышал в его сторону». Но именно, что был. Может, его гормоны слишком быстро сошли на нет, а, может, виной всему была та злосчастная телеграмма о смерти отца, однако Цезарь раз и навсегда отрёкся от драк. Он понял, что драки ничем не помогут. Ни ему, ни его жертвам. Один из парней довольно загоготал, уловив в взгляде Цеппели гнев. Все были только рады, когда силой выбивали из этого парня хоть какие-то эмоции. Будто бальзам на душу. Всё же, как ни как, это означало, что он видит их и бездействует, потому что боится… Такой простой логической цепочкой были довольны все, а потому издевательства продолжались. — Ох ты! А Цез, оказывается, способен ещё на какие-то эмоции, — усмехнулся один из компании, с удовольствием замахнувшись кулаком. Удар пришёлся на бледное лицо, которое, вскоре, раскраснелось. — Ну не надо так смущаться, малыш! — кто-то послал ему воздушный поцелуй и довольно засмеялся, — Ты такой милый, Цез. Даже бить тебя жалко… Но профилактику никто не отменял. Противный смех раздирает плоть и будто ножом проникает под кожу. Всё тело покрывается неприятными мурашками, заставляя блондина вздрогнуть. Но вскоре расслабиться и позволить и дальше каким-то парням вновь поднимать на него руку. А компания, наслаждаясь сладкой безнаказанностью, продолжило своё нечистое дело под довольные шутки. Мимо проходили ученики и старались близко не подходить. Всем это было слишком хорошо знакомо. Законы джунглей здесь работали лучше, чем кодекс школы. Цезарь невидящими глазами провожал каждого ученика. Он давно перестал искать поддержку в лицах одноклассников. Каждый сам за себя, не так ли? И каким бы ты не был популярным, сколько бы у тебя не было друзей, избивали всегда тебя одного. Помощь?.. Это слово стало каким-то бесцветным и бессмысленным. По крайней мере, в этих каменных стенах. Прижимавший его к стене парень странно озирался. Учителя никак не могли проходить здесь — сюда приходили даже не все ученики. Наказания можно было даже не ждать. Так почему? — Ал, хватит оглядываться, он придет. Иначе я — король Франции! — Другой парень похлопал его по спине, кивнув куда-то в сторону. Цезарь услышал фырканье. — Я знаю, но… что, если его сегодня после уроков оставили? Я не хочу возиться здесь до ночи ради мести, нет. — Я учусь вместе с ним, забыл? Я же говорил, что он вёл себя очень тихо сегодня, — один из компании, который только что одарил Цеппели новым ударом, протирал костяшки руки, недовольно хмурясь. — Вряд ли его оставили. Хотя, с чем чёрт не шутит! А на счёт этой обезьяны нельзя быть уверенным на все сто… — Придурок он какой-то, честно, — справа подлетел ещё один парень, разминая правую кисть. Он собирался бить. — Бьёт всех без разбору. И кричит… — Oh my god! Компания обернулась. Тот, кто держал Цезаря, даже ослабил хватку. Но Цеппели и не пытался бежать, вдруг окаменев. И почему все события в его жизни теперь были связаны с этим непроходимым идиотом, которого, конечно, звали… — Джоджо! Ну наконец-то! — просиял главный парень, выходя вперёд. За Джозефом шёл невысокий чернокожий малый, который был известен своей ловкостью и гибкостью. Как вор, он действовал отменно… Хотя, справедливости ради нужно добавить — как бывший вор. Почему-то с появлением Джостара все его атаки прекратились, а сам малец стал повсюду ходить за шатеном, с восхищением глядя на большую спину своего новоявленного друга. Джоджо не возражал, а иногда даже в открытую поощрял его. Цезарь не смел закрывать глаза. Тот факт, что он всего лишь был «козлом отпущения» и простой приманкой, дался очень легко. Но то, что он был приманкой Джозефа, немного покоробило его. И сейчас он с интересом — который упорно прятал — наблюдал за ситуацией, гадая, кто же выйдет из неё победителем. Хотя, кто бы ни победил, на его судьбу это влияет мало. Для него не было разницы, быть побитым сегодня или завтра. И всё же, Цеппели начал замечать, что в его жизни стало слишком много «Джоджо». В последнее время в голове Цезаря вновь и вновь мелькала мысль, что шатен его преследует. И, надо сказать, она не была беспочвенной. Куда бы он пошёл — везде крутится этот придурок с американским акцентом. Зачастую он встречал его даже в библиотеках, хотя само по себе сочетание «Джозеф Джостар за книгой» казалось невозможным. Джозеф закрыл рукой рот, состроив тошнотворно-приторное выражение лица. Будто оказался смущенной девушкой, которую радушно встречает хорошая компания. — Так мило, что вы ждёте меня, джентльмены! Я прямо-таки польщён вашей заботой, — промурлыкал парень, с озорством глядя на компанию. Но взгляд его похолодел, когда он вдруг заметил Цезаря. — Цезарь?.. А ты что здесь делаешь?.. — Веселюсь, разве не видно, — Цеппели фыркнул, за что получил неслабый толчок от одного из парней. Джозеф стал серьёзным. — Эх, как скорбно осознавать, что такие милые джентльмены способны на такие низости. Прям сердечко болит, — Джостар вновь скорчил какое-то невозможное лицо, схватившись за сердце, точно собираясь умереть прямо в этом коридорчике. Его чернокожий друг перевел взгляд с компании на Джозефа и кивнул. Шатен усмехнулся, — Даже шавка подзаборная и та будет получше вас, парни. Главарь злобно оскалился, и всё внимание компании тут же перешло полноправно к Джоджо, которому это внимание даже льстило. Вроде. Во всём, что касалось шатена, Цезарь никогда не был уверен. — И это нам сказала грязная американская свинья! — усмехнулся один из парней. Остальные поддержали его ядовитый смех. На лице Джостара не дрогнул ни один мускул. — Точно сказал. Вали в свою Америку, свинья! — Свинья! — как эхо пронеслось это по компании довольных парней, которые окружали Джоджо, неприятно осклабившись. Чернокожий друг шатена в этот круг не входил. Джозеф стоял с совершенной осанкой, с максимально возможным для себя высокомерием оглядев парней, собравшихся вокруг него. Он нахмурился и поморщил носом. Приложил обе руки к уху рупором и повертел головой, фыркая. Парень пожал плечами и повернулся к Цезарю: — Совсем ничего не слышу. Может, комарики пролетели? Или мошки ещё какие? Хоть бы не закусали. Никогда не любил слабую мошкару. Такая бесполезная, но такая противная… — Что?! — О! Кажется, услышал… Хотя нет, показалось. Ох, что-то мух в последнее время развелось. Пора, что ли, травить их всех к чёртовой бабушке, — парень гневно сверкнул глазами, обегая быстрым взглядом всю вдруг притихшую компанию. Метафору поняли все. И не все были довольны её значением. Парни несмело отступали, всё ещё пытаясь напугать Джозефа, который, к слову, всех их был выше на целую голову, злобными оскалами. Однако, как бы они не желали мести, никто не решался первым бить своего мученика, перекладывая этот «прекрасный шанс» на плечи друг друга. Джостар же времени зря не терял. Он сделал резкий выступ на главаря, точным хуком правой отправляя его в полёт. Вскоре подключился и брюнет, до этого стоявший в сторонке: он сделал подножку, при которой двое парней тут же упали, ударившись подбородком о каменный пол коридора. Остальные были неглупы. И нужда повторять дважды отпала сама собой, когда уцелевшие от тяжёлой руки Джозефа и встречи с твёрдым полом развернулись и убежали в сторону общежития. Шатен выпрямился и плюнул на главного, с отвращением толкнув ногой валяющегося без сознания парня. Чернокожий, подобно своему высокому другу, также пнул лежащих ногой, усмехнувшись. Цезарь и глазом моргнуть не успел, как вся избивавшая его компания исчезла. Будто не эти шестеро парней минуту назад били его, не жалея сил. И будто не было этих вспышек ненависти к своим одноклассникам и людям в целом. Будто ничего и не было. Только синяки и разбитая губа давали знать, что всё это было на самом деле. Ну и, конечно, гордый вид Джоджо. Теперь шатен был не только его соседом, но и парнем, который помог ему. И которого совсем никто не просил… Джозеф широко улыбнулся своему соседу, подходя ближе. — Йо, соседушка! Жаль, что я прервал ваше собрание: вам было так весело. Блондин нахмурился. Всего на мгновение ему показалось, будто Джостар стал лучше. Ну, всего лишь показалось. Цезарь фыркнул в ответ, пытаясь привести свою одежду в порядок. В таком виде его вряд ли так просто отпустят учителя, если увидят. А путь к общежитию лежал только через основной корпус… Джозеф обиженно надул губы и приобнял Цеппели за плечи. — Ну-у-у, Цезарь, душка! Ты совсем не понимаешь шуток. Такой невесёлый ты у нас… Что с тобой делать-то? — Ну, для начала, мог бы отойти от меня, — парень попытался убрать руку шатена со своего плеча, но это было бесполезно — тот только сильнее прижал Цезаря к себе. — Wow! Малютка Цезарь начал отвечать! Я так рад. Я думал, ты разучился говорить. — Ха-ха-ха, ты такой смешной, Джоджо, — монотонно выдохнул Цезарь, фыркнув. Что-то он слишком часто фыркает, находясь рядом с шатеном… Надо исправлять. И первое, и второе. Джозеф просиял. — Вот и настал тот самый день, когда малыш Цезарь начал звать меня «Джоджо»! Жаль, я не прихватил камеру. Цезарь, — Джостар обхватил раскрасневшееся лицо Цезаря руками и повернул к себе. И приблизился так, что Цеппели мог чувствовать чужое разгорячённое дыхание на своих губах. — Ох, Цезарь, сегодня тот день, когда ты стал наконец взрослым… Что скажешь, уже-не-малютка Цезарь? Блондин подавил желание плюнуть ему в лицо. И только вырвался из его рук, недовольно глянув на него исподлобья. Ему было не до шуток. Он всё ещё не понимал одного… — Зачем ты вообще сюда припёрся? Джостар удивлённо похлопал ресницами, а потом с каким-то раздражением порылся в карманах, выуживая оттуда смятую бумажку. — Моя мама хотела передать тебе привет. — Твоя мама?.. — парень потерял дар речи. Это же была та самая знакомая ему брюнетка? Теперь у Цезаря появилось острое желание всё-таки вспомнить, откуда он её знал. — Да-да, эта старая сте- благородная женщина, — шатен кашлянул и развернул бумажку: — «Прошу тебя передать Цезарю Цеппели привет. Наверное, ты его знаешь. Не удивлюсь, если ты…» Так, тут немного личное, — Джозеф зарделся и пробежал глазами по листу. Улыбнулся: — Ага, вот! «И скажи Цезарю, что, если он захочет, я могу взять его на одну из вылазок в Италию, чтобы показать то, ради чего его отец был готов пожертвовать жизнью. Пришли мне ответ, как только поговоришь с ним. С любовью, твоя мать, Элизабет.» Как-то так, — Джоджо пожал плечами и посмотрел на блондина. — Твой отец тоже был археологом, что ли? И тут всё прояснилось. И всё встало на свои места. В голове Цезаря пролетали обрывки фраз его отца про какую-то «прелестную Лизу-Лизу, искательницу сокровищ». А после в мыслях всплыло воспоминание, когда счастливый отец протянул ему чёрно-белую фотографию, где они с этой самой Лизой-Лизой стоят напротив какого-то итальянского ресторана, гордившегося своей пастой. «Так Лиза-Лиза — мать Джоджо?! С ума сойти!» — Цезарь помотал головой, отмечая, до чего же генетика странная штука. Джозеф вопросительно выгнул бровь. — Хе-ей, Цезарь! Ты что там, уснул? — Да. То есть, нет. Ну… Да, мой отец был археологом. Как и Лиза-Лиза. — Ты даже её рабочую кличку знаешь? Ну дела! А мне, родному сыну, она не хотела её говорить даже под страхом смерти аж до шестнадцати лет! Наверное, боялась, что я за ней увяжусь. Или ещё чего похуже… — Джоджо! — блондин повернулся к шатену. Тот вздрогнул. — М-можешь написать твой матери, Лизе-Лизе… Госпоже Элизабет, что я согласен? — Э? Да вообще без проблем. Завтра отправлю письмо… Оу, Цезарь, ты прямо светишься от счастья, — Джоджо мрачно взглянул сначала на соседа, а после на письмо. Его руки напряглись. Цезарь и правда сиял. Впервые в жизни он был так счастлив. И, как ни странно, косвенно с этим был связан Джозеф. Тот самый, который дрался с каждым встречным и которого Цезарь на дух не переносил. И именно тот самый парень, который помог ему. И который сообщил Цеппели такую радостную новость, заставив поверить блондина в судьбу. Цеппели почувствовал, как его сердце задел один из лучей горячего ослепительного солнца Джоджо… Прошла уже неделя с того дня, когда Джозеф Джостар заступился за Цезаря. Это, конечно, породило множество слухов. Когда какая-то стайка учеников, которые были уж точно младше блондина на пару годков, начали поговаривать об «особой» — подчеркнуто особой — связи между диким Джозефом и спокойным Цезарем, последний даже смеялся в голос. Конечно, только в своей комнате. И только при Джоджо, который тоже пускал какой-то смешок, но совсем не весёлый. Кстати говоря… Цеппели всё чаще начал замечать на лице соседа — а он всё ещё считал их просто соседями — какую-то тоску. Иногда чувствовал на себе его внимательные взгляды, но не показывал виду, что знает о них. Это была своеобразная благодарность за то, что сделал для него Джостар. Конечно, Цезарь не видел в этом ничего хорошего, но даже ворчать на этот счёт не смел. Если Джозеф хочет — пусть глядит. Не его это, собственно, дело. Хотя эти пристальные взгляды здорово мешали. Особенно, когда Цезарь вновь садился за несчастный томик, который мучает уже целый месяц. Чувствуя, как глаза Джоджо замирают на нём, парню становилось трудно дышать. И нет, это просто от непривычки. И нет тут никого подтекста. Цеппели был уверен, ещё несколько деньков — и всё будет, как прежде. Субботний вечер Цезарь по обыкновению проводил в объятиях с книгой. Парень выглянул в окно и довольно улыбнулся, поняв, что дождь кончился. Наскоро одевшись, он тихим шагом ступал по мокрой траве к одной из приглядевшихся ему башен. Парень любил бывать там больше, чем в своей комнате. Даже до того, как к нему подселили Джозефа. Именно там витала какая-то особая атмосфера, располагающая на разговор по душам или, в случае с Цезарем, на глубокие размышления. Блондин всегда радовался такому раскладу. И при свободной минутке бездумно брел по направлению к башне. Чтобы вновь усесться на каменный подоконник, раскрыть довольно старую книгу на любой странице и прочувствовать одно из стихотворений каждой фиброй своего тела. Цеппели поежился и начал подниматься. Топ. Топ. Звуки шагов всегда гулко проносятся по всей башне, нагнетая какую-то пугающую атмосферу. Отблески света от зажжённой лампы весело скачут по стенам, то приближаясь к парню близко, то убегая прочь. Блондин привык думать, что свет играет с ним какую-то странную игру, не объясняя ни правил, ни причин. Он будто дразнит его. Цезарь так и видит, как маленькие светлячки показывают ему язык и, зазорно хохоча, бегут от него. И почему в них он снова видит Джоджо? Может, потому что и Джозеф для него был ярким лучом света? И, конечно, кто же кроме него может строить ему такие рожицы, которые вызывали странное желание рассмеяться?.. Цезарь потряс головой. Что-то слишком часто в его голове гуляет имя его соседа. И, как бы не хотел парень, не всегда это были мысли типа «Идиот Джоджо». Довольно часто у него проносились довольно сомнительные, но всё же комплименты в его сторону. Казалось, теперь Джозеф обитает не только в его комнате, но и в его голове. Блондин из раза в раз уверял себя, что это не кончится ничем хорошим. Наконец, парень достиг самого верха. Он облегченно вздохнул. В голове у него появилось осознание, что если бы он немного больше подумал бы о Джостаре, то точно бы… Парень замер, удивленно хлопая глазами и разом остановив все размышления. Подоконник уже кто-то занял — Цезарь видел мрачный силуэт у окна. Незнакомец обернулся на шаги и, кажется, тоже окаменел. Цеппели поперхнулся. — Джоджо?! Силуэт кивнул и в темноте задорно сверкнули его глаза. Нет, не может быть… «Он что, теперь из воздуха может возникать, как только я о нем подумаю?!» — парень нахмурился. Хотя, надо было сказать, что на самом деле злости он не чувствовал. Даже зудящее раздражение не пробивалось в груди. Наоборот, по всему телу разлилось что-то приятное и такое тёплое. Цезарь мог бы поклясться, что раньше такого не чувствовал. Блондин подошел ближе, поднимая лампу повыше, чтобы посмотреть на Джозефа. Тот, надев какой-то нелепый свитер и обвязавшись лёгким шарфом, сидел на подоконнике. Сейчас он улыбался, но Цезарь ясно видел синяки под глазами. А его сосед отнюдь не страдал бессонницей. — Оя, Цезарь~. И что забыл наш пай-мальчик в такой час в таком месте? — промурлыкал Джостар, поднимая брови. Цеппели хмыкнул. — То же, что и наш скандалист. В последнее время их отношения улучшились и вышли на новый уровень. И если раньше Цеппели отрицал даже само существование шатена, то сейчас готов был отвечать на его шутливые прозвища. Джоджо почесал шею и грустно усмехнулся. У Цезаря тут же пропало всякое желание ехидничать. Он же не вредина. В отличие от шатена. — Если хочешь, я могу уйти… — Да зачем? Оставайся, места двоим хватит, — Джостар подвинулся и похлопал около себя. Цеппели послушно плюхнулся рядом, ставя лампу между ними. Наступила настолько напряжённая тишина, что Цезарь буквально слышал шуршание травы внизу. Вместе с рваным дыханием Джоджо. Это был впервые, когда ни Цезарь, ни Джозеф не знали, как завязать разговор. Атмосфера тут же исключила всякие пошлые шутки в стиле Джоджо и разговор о стихотворениях Цеппели. И осталось звенящее безмолвие. Что бы Цезарь не думал, он всё же не мог не признать того факта, что ни черта не знал о своем соседе. Хотя… — А… А как там госпожа Элизабет?.. Джоджо вздрогнул и продолжал с интересом рассматривать свои ботинки. Блондин чувствовал, как весь Джозеф напрягся, и искренне не понимал причины. Совсем. И парень не раз уже замечал такое поведение у соседа, которое случалось именно после вопроса о его матери. И всё же, почему? Он стыдится её? Или, может, не любит?.. Цеппели нахмурился и помотал головой. Если бы с Джоджо было так просто… — Д-да никак, в общем-то, — непривычно тихий хриплый голос разрезал тишину. Шатен пожал плечами и усмехнулся: — Полетела зачем-то в Японию. Обещала, что привезет мне их сумасшедшие сладости… Ты видел когда-нибудь их? Представляешь, кока-колы у них как минимум двадцать видов: и с вишней, и с яблоком, и с мятой… О мороженом я вообще молчу. Лиза-Лиза писала, что они мороженое измельчённым угрём посыпают! Гадость, — Джозеф, активно жестикулируя, ярко показал, что такое блюдо ему явно не по душе. Цезарь тепло улыбнулся. Видеть Джоджо таким весёлым было… приятно? Ну уж точно шатену больше шла улыбка. Мрачность, по мнению Цеппели, удел таких, как он сам. — Даже не могу представить вкус этого своеобразного блюда. — Своеобразного? Да это просто мерзость! — Шатен скривился и облокотился о подоконник, смотря никак не на соседа, а куда-то вдаль, прожигая кирпичные стены башни. Он тяжело вздохнул и невесело улыбнулся. — Да уж… Цезарь покосился на него и сжал губы в тонкую ниточку. Парень чувствовал, как любопытство толкает его в бок, подговаривая спросить у соседа самое интересное. И он не мог совладать с этим чувством. — Слушай… Таким тебя встретишь редко… — Таким? — Ну, невесёлым… — А-а. Ну, я же такой же человек, как и все. Не могу же без конца веселиться. — Конечно, но… — Но? — Я не думаю, что ты такой же, как все. Джостар вопросительно выгнул бровь и поджал нижнюю губу, явно пытаясь не выдать волнения. Он выжидающе смотрел на блондина, ожидая пояснений. Блондин вздохнул, пытаясь подавить нервозность. «Просто я не привык говорить с людьми так откровенно, » — Цезарь потупил взгляд. Сердце билось настолько громко, что уже отдавалось в ушах. — Ну… Ещё с первого взгляда на тебя я понял, что ты не такой, как все. Ты словно солнце. Яркое, ослепляющее солнце, которое одаривает всех и вся своим теплом. А ведь солнце только одно. Понимаешь? Джозеф неуверенно кивнул. — Вот это я красавчик, раз вокруг меня все планеты крутятся… Стоп, — шатен посмотрел на Цеппели. — «С первого взгляда»? Это в комнате, что ли? — Нет. Совсем нет… — Цезарь сглотнул ком в горле. — Это ещё в твой первый день. Когда ты по забору решил попрыгать. На лице шатена растянулась весёлая улыбка. Парень фыркнул и махнул рукой. — Ха-а, я помню-помню. Тогда от бабули Эрины убегал и Лизы-Лизы. А они всё искали меня, искали. Хотели с директором познакомить, чтобы, ну, понимаешь, он меня не сразу же выдворил. Надеюсь, я на него произвел хорошее впечатление, когда убегал по его фасаду, — на лице Джоджо не было ни капли раскаяния. Похоже, он был даже рад такому своеобразному «приключению». Цезарь улыбнулся. — Да-да. Я тогда прямо в этой башне сидел и смотрел на новичков. Хотел сначала почитать, да что-то не заладилось… А потом ещё ты со своими замашками дикаря. Напрочь отбил у меня желаниу придаваться литературе. — Ой, ну давай всё валить на меня, бедного дикаря. Парни посмотрели друг на друга и дружно рассмеялись. Почему-то атмосфера в башне тут же изменилась. Она стала даже теплее и уютнее, чем в их комнате. В общежитие никто из них никогда бы не стал откровенничать. Скажешь что-то громко — так ведь на следующий день тебе в лицо процитируют твоё высказывание все ученики. Слишком уж опасно там было обсуждать что-то личное. Да и, честно говоря, раньше соседи не так уж хотели рассказывать друг другу подобное. Больше тянуло хорошенько подраться.  — Джоджо, так почему ты такой грустный? — решил нарушить тишину Цезарь и сразу, на корню, прорубить все вопросы и сомнения. Джостар встрепенулся и как-то нерешительно посмотрел на блондина, сжимая губы в тонкую линию. Он открыл рот, а потом вновь закрыл и повернул голову к нему, прикусывая нижнюю губу. Такое поведение соседа Цезарю решительно не понравилось. Нет, в его мыслях Джоджо автоматически пририсовывается эта его ехидная улыбочка и яркие глаза, а весёлый голос зовёт его, чтобы вновь показать что-то «интересное»… Цеппели и сам не понимал, когда это шатен стал занимать у него в голове столько места. И не помнил, с какого момента перестал предавать этому значение. — Я… Блондин вздрогнул и поднял голову, тут же натыкаясь на взгляд Джозефа. Если раньше глаза шатена напоминали бурлящий океан, то сейчас они будто почернели, превращаясь в какие-то зеркальца, в которых отражалось все ночное небо. Цезарь про себя лишь отметил, что звёзды сегодня необычно ярки. — Я не хочу об этом говорить… — Джоджо, — блондин сглотнул и продолжил: — Это связано с твоей матерью? Шатен удивлённо посмотрел на него. Но вскоре удивление на его лице сменилось тоской. Парень грустно улыбнулся: — Может быть… Прости, Цезарь, но сегодня я не порадую тебя своими рассказами. Цезарь фыркнул и отвернулся. — Будто бы радовал… — пробубнил он. Парень напротив аж воздухом подавился: — Чего-о-о-о? Я ж видел твою сияющую мордашку, когда говорил о своих приключениях! И не отрицай — я видел! — Джозеф довольно улыбнулся, смотря, как медленно подступает краска к лицу его соседа. — Неправда! — Правда-правда! Ты ещё смотрел на меня, как щеночек на косточку, — так и просил ещё больше историй! — Никак я на тебя не смотрел, придурок, — Цезарь надулся, как лягушка, и скрестил руки на груди. Он на самом деле ни разу не обижался. В душе он понимал и принимал правоту шатена. Но чтоб сказать ему это напрямую и потешить самолюбие этого идиота? Вот ещё. — А вот и смотрел! Аха, Цезарь, ты бы себя видел! Цезарь ещё больше надулся и нахмурился. И полностью проигнорировал шатена. Тот, к счастью, и не думал обижаться. Джостар повернулся к окну и посмотрел на небо, всё ещё улыбаясь. Успокоившись, Цеппели повернулся к нему лицом. И в голове мелькнула мысль, что такой Джоджо ему даже нравится и совсем не бесит. Но парень тут же откинул её от себя. Не пристало ему такое думать. Особенно о своём соседе. — Значит, — Джозеф улыбнулся, — я солнце? Цезарь слегка покраснел и согласно кивнул. Джостар повернулся к нему, всё ещё радостно улыбаясь. У Цеппели от такой улыбки в груди отчего-то затрепетало. Он чувствовал, как вновь учащается его пульс. — Тогда ты — луна. Блондин недоуменно поморгал, смотря, как Джоджо, явно довольный сравнением, широко улыбается ему, а его глаза наполняются странным блеском. Цезарь подумал, что в башне, на подоконнике, чертовски душно. Он прокашлялся. — Почему? — Ну, знаешь, — Джозеф вновь поднял голову к небу, позволяя блондину успокоиться и взять себя в руки. — Ведь солнце освещает луну. Именно поэтому она так ярко светит ночью. А ты — луна, потому что до знакомства со мной тебя словно не существовало. Цезарь поперхнулся, углядев в этих словах какой-то двойной смысл, и пробурчал: — Ну у тебя и самомнение… — Эй! Ты же сам сказал, что я солнце? Так что я имею полное право сказать, что ты похож на луну… Ого! Да ты смотри! Это же полнолуние! Вот нам повезло! Джостар чуть ли не полностью вылез в окно, пытаясь получше рассмотреть луну. И он совсем не заметил, как покраснел его друг, полностью проклиная это погодное явление, которое он точно рассматривал по-своему… Вздохнув, парень продолжал свой нелёгкий путь, стараясь не заплутать. Ему наказали походить по всем учителям и заставить их подписать какую-то бумажку, а после отнести обратно, к директору. Цезарь отказать не мог, поэтому просто кивнул. И почти сразу же об этом пожалел, когда уже второй преподаватель на бумагу выразительно фыркнул и ушёл в свой кабинет. Понимая, что директор не обрадуется тому, что на бумаге будет всего четыре-пять подписей, парень почти что умолял учителей поставить там свою закорючку. С женщинами срабатывали всякие милые фразочки, взятые из женских романов, но с мужчинами вышло труднее. Особенно если считать то, что он не читал документ. Однако сейчас, довольный собой и уставший, блондин шёл, победно вставив грудь, к директору. Собрал. Недалеко послышался скрип двери и мягкий стук каблуков. Парень замер, поворачивая голову на звуки. Он уже был готов встретить там какую-то не совсем известную учительницу, которую пропустил, но уж меньше ожидал увидеть там… — Госпожа Элизабет… Брюнетка вздрогнула и обернулась. Увидев растерянного блондина, женщина ласково улыбнулась и подошла поближе, чуть одергивая свой красный шёлковый шарфик. Такой же, как и у Джоджо. Цезарь недоумённо похлопал ресницами, а потом слегка поклонился, беря запястье Лизы-Лизы в свои руки. — Мне так приятно встретить Вас здесь, госпожа Элизабет, — его губы слегка коснулись её бледной кожи. Улыбка женщины стала шире. — Весь в отца. У него тоже были такие манеры, — она чуть наклонила голову, оценивающе рассматривая блондина. — Я тоже рада увидеть тебя, Цезарь. Я даже боялась, что не увижу тебя, ведь… — брюнетка прикусила губу и потупила взгляд. А после вновь улыбнулась Цеппели. — Нет, ничего. Я просто очень рада тебя встретить. Цезарь нахмурился. У всей семьи Джостаров, похоже, недоговаривать в крови заложено. Впрочем, это действительно не его дело. С этими двумя приходиться заталкивать любопытство куда подальше, хоть оно и не было этим довольно. — Да… Вам, может, помочь? — Что ты, Цезарь, не хочу тебя обременять. Однако… Не хочешь проводить меня до ворот? — женщина соблазнительно улыбнулась, и Цезарь, плюнув на бумажку, что держал в руке, согласился. За окном блестел закат, переливаясь всеми оттенками красного. На улице никого не было, и это даже неудивительно — на каникулы многие родители забирали своих чад обратно домой. Оставались лишь те, у которых за воротами была пустота, а понятия «дом» просто не существовало. Раньше Цезарь грустил, когда один оставался в немой школе, не слышал больше весёлых криков в общежитии и в основном здании, но после перестал. Понял, что бесполезно. Парень изредка бросал беглые взгляды на мать Джозефа, пытаясь в эти короткие мгновения разглядеть её всю. Но каждый раз, отводя взгляд, понимал, что совсем ничего не помнит. Перед глазами появлялись только вспышки, но после — ничего. Женщина это заметила и весело хихикнула. Блондин недоуменно посмотрел на неё. — Ты совсем, как Джоджо в нашу первую встречу, — Элизабет махнула рукой и улыбнулась воспоминаниям. — Тоже стеснялся открыто смотреть на меня, поэтому надеялся быстрыми взглядами охватить меня всю. Только, как и у тебя, у него это совсем не вышло… Цеппели удивлённо поднял брови и сглотнул. — Простите, что лезу не в своё дело, но… «В первую встречу»? Как это… — А, ты заметил… Ну, это не совсем весёлая история, не думаю, что ты захочешь это слышать… — Но я хочу! — резко, даже для себя, тут же возразил Цезарь. А через мгновение, когда до него дошло, что он сказал, блондин покраснел. Женщина устало улыбнулась и вздохнула. — Знаешь, после того, как я её рассказываю кому-то, многие начинают меня ненавидеть… Обещаешь, что не будешь этого делать, несмотря на то, что я скажу? Парень немного опешил, но неуверенно кивнул и прошептал: — Клянусь… — Ну, с чего бы начать, — брюнетка посмотрела в окно и нахмурилась, собираясь с силами. Было видно, что ей это давалось нелегко. — Когда я родила Джоджо, меня позвали на редкую экспедицию, которая удаётся только раз в пятнадцать лет. Просто пойми, что я не могла так просто это проигнорировать. Да, у меня только что появился сын, но это был самый родной мне человечек, которого я совершенно не знала, а потому моё хобби, моя любовь и страсть к археологии победили. Через месяц после родов я передала Джоджо своей свекрови, госпоже Эрине. Она не говорила мне ни слова упрёка, но в её глазах я увидела самое большое разочарование. Мне было стыдно, признаюсь, но я также не могла отказать друзьям, которые уже давно снарядились и были готовы вот-вот выступить вместе со мной. И… Я ушла. Оставила Джоджо на попечение его старой бабушки, которая, конечно же, не могла повсеместно следить за ним. Иногда за ним смотрел мой старый друг, который, по моей просьбе, возил Джоджо в разные страны. Вместо меня… Женщина поежилась будто от холода, хотя и осенний вечер был довольно тёплый. Не раздумывая, Цезарь укрыл брюнетку своим пиджаком. Та благодарно улыбнулась и продолжила свой нелегкий рассказ: — Прошло пятнадцать лет, и я вернулась. Конечно, я не ожидала, что мой сын тут же кинется мне на шею с радостным криком, но… Это было ещё ужаснее. Как только я встретила его, он, знаешь, замер с открытым ртом и прошептал: «Я думал, ты умерла», — Лиза-Лиза невесело хмыкнула, пробегая взглядом по мрачному фасаду школы. Вздохнула. –Госпожа Эрина сказала только то, что я была археологом. Я не знаю, с чего он сделал такие выводы, — он даже никому не говорил об этом. И, понимаешь… Только в тот момент я начала жалеть о том, что выбрала ту экспедицию. Мой собственный сын похоронил меня. Джоджо думал, что он круглый сирота, понимаешь? Этого я никогда не смогу себе простить. И другие, конечно, тоже… Цезарь замер. В его грудь будто кто-то усердно забивал что-то обжигающее, похожее на раскалённое железо. Оно не только заставляло его сердце облиться кровью, но и полностью прожигало его тело. В голову вбивались те моменты, когда блондин начал говорить о Лизе-Лизе перед Джозефом, пытаясь завязать разговор. Теперь его поникшие взгляды были предельно ясны… По всему телу прошлась зудящая дрожь от стыда и осознания своей нетактичности. Можно было бы списать всё на то, что он ничего не знал, но… Цеппели не хотел этого делать. Ведь интуитивно он осознавал, что эта темы была неприятна шатену, но продолжал говорить. Почему-то в голове также пронеслись едва заметные мысли об отце. Перед глазами всплыл омрачённый образ такой большой спины отца, который уходил вновь на очередную "вылазку". Раньше он ненавидел археологию, да и самого отца - тоже. Ведь он так просто, как казалось маленькому Цезарю, бросал его на произвол судьбы, а сам занимался любимым делом... К сожалению, только после смерти самого близкого и единственного родственника Цеппели смог сполна всё осознать. И пожалеть о своих словах, о содеянном... Женщина, что шла рядом с ним, виновато поджала губы и продолжала смотреть в окно. Она напряженно ждала, что скажет Цезарь, будто от его слова зависела её жизнь. В ушах вновь и вновь проносились отголоски прошлых лет, нещадно поливавшие её грязью, которые она не смела забывать. Они цепко держали её сознание своими коготками, причиняя боль. И брюнетка думала, что точно не выдержит, если сын её близкого друга, коллеги-археолога, вдруг также отстранится от неё, окинув ледяным взглядом… — Я… — выдохнул Цезарь в холодный коридор здания, заставив Лизу-Лизу вздрогнуть. Цеппели сглотнул: — Я… На самом деле… Как бы… На самом деле, я не буду винить Вас ни в чём, госпожа Элизабет. И не думаю, что вы заслуживаете ненависти… Вас вполне можно понять. Брюнетка удивлённо посмотрела на блондина, который смотрел ей прямо в глаза, в душу, в сердце. Казалось, его взгляд прожигает её с головы до ног, касается всего её существа. Улыбка на лице Цезаря и вовсе смутила женщину. Про себя она отметила, что совершенно не понимает этого человека. А парень продолжил: — Как человек, выросший практически без отца, я могу понять чувства Джоджо, но в то же время я отлично понимаю, что для Вас, как и для моего отца, археология — не просто хобби. Это ваша жизнь, любовь. Я уважаю Вас. Ведь действительно нужно много силы и бесстрашия, чтобы признать свои ошибки… Нет, Вы просто великолепная женщина, госпожа Элизабет. Пока Цезарь говорил, они уже вышли во двор и приближались к калитке. Лиза-Лиза шла в полной задумчивости и молчании. И только у самых ворот её губ коснулась загадочная улыбка. Она повернулась к Цеппели: — Можешь звать меня просто Лиза-Лиза… Наступила полночь. Яркий лунный свет изящным одеяльцем ложился на кирпичные стены школы и общежития, заставляя однотонный камень весело заиграть новыми цветами. Томное пение ночных птиц еле раздавалось в тишине, превращая обыкновенную ночь в нечто загадочное и магическое. Цезарь, который, наконец, отнёс несчастную бумажку к директору, подумал, что именно такие ночи ему нравятся больше всего. И в такой час было бы неплохо заскочить в любимую башню, ведь где, как не там, переживать волшебные метаморфозы природы, рассуждая о чём-то поистине философском? Сознание парня усердно повторяло: «Больше негде». Его комната, хоть и стала уютнее с появлением Джозефа, никогда сильно не нравилась Цеппели: в общежитии было слишком шумно, и это не давало расслабиться ни на секунду. А башни, особенно в тёмное время суток, часто обходили стороной, приплетая тёмным красавицам новую страшную легенду. Блондин кивнул сам себе и тут же свернул с дороги в общежитие, направляясь в башню, стоявшую на ближайшем углу. Именно там они с Джостаром ещё недавно разговаривали… В голове тут же проскользнул их диалог, где шатен решил сравнить своего соседа с луной. Цезарь до сих пор помнил, как сильно тогда раскраснелся. Помнил и стыдился. Понимая, что Джоджо не имел в виду ничего пошлого, у него в мыслях всё равно мелькали недвусмысленные намёки. И Цеппели до сих пор не мог осознать причину этих мыслей. Они ведь были всего лишь соседями по комнате. Так почему при виде Джостара Цезарь чувствовал какой-то особенный прилив сил? Почему, разговаривая с шатеном, он снова и снова улыбался такой тёплой улыбкой? И, самое главное, почему именно об этом диком парне, который постоянно влезает в драки, неимоверно выводит иногда только своим видом, пускает глупые шутки, Цезарь думает днями напролет?.. Блондин поёжился. С темнотой на округу также мягко лёг холод, нежно оглаживая кожу парня. Цеппели вдруг подумал, может, и не идти в башню? Да, ночь была поистине великолепна, и терять её жалко, но больше всего хотелось закутаться в плед, взять кружку горячего чая и почитать… Парень шумно вздохнул и, окинув грустным взглядом каменную прелестницу, повернул назад, в комнату, надеясь дойти быстро. Хорошо, что большинство — почти все — учеников разъехалось по домам, чтобы провести каникулы вместе с родными и близкими. Так что в общежитии осталось совсем немного людей — не считая заведующего, всего пятеро. Дверь неприятно скрипнула, и в мыслях вновь пронеслось обещание заглянуть к заведующему и попросить смазать её. Обещание, которое опять потонет в потоке мыслей. Юношу встретил тёмный, мрачный, но тёплый коридор. В воздухе витали нотки мяты, смешанной с жасмином, — старик заведующий обычно пьет такой чай перед сном. В этот раз в голове Цезаря не возникло желание завернуть к нему. Почему-то его тянуло внутрь. В комнату. Быстрее. Цеппели почти и не заметил, когда оказался напротив своей комнаты. Комнаты, в которой жил один с самого поступления. В комнате, где он теперь живет вместе с Джозефом Джостаром — известным хулиганом школы. Но для блондина Джозеф не был хулиганом. Дикарь, шутник и — что самое важное — близкий друг. Теперь уж, после разговора с Лизой-Лизой, точно близкий. Рука замерла напротив деревянной двери, и Цезарь, наконец, «ожил». Он с непониманием посмотрел на свою конечность, будто она на мгновенье зажила собственной жизнью. Вздохнул и всё-таки легонько нажал на деревянную дверь. Та мгновенно поддалась, бесшумно открывая блондину взор на комнату. Лунный свет добро освещал всё пространство, нежно целуя абсолютно всё. В том числе и Джоджо. И уже знакомую бутылку в его руке. Цезарь тихо закрыл дверь, с недоумением смотря на своего соседа. Джозеф отпил ещё рома и, вздрогнув, обернулся. Кажется, в его мутных от алкоголя глазах на мгновение мелькнул страх, но после полностью растворился в пьянящей жидкости. Джостар шумно вздохнул, отворачиваясь от своего соседа. Тут же Цеппели заметил у изголовья кровати шатена ещё пару тех же знакомых бутылок. Блондин оцепенел. Он совсем не понимал причины неожиданного пьянства. Из-за чего? Плохой оценки? Очередной драки? Матери?.. Цезарь прикусил губу, выпрыгнув из своего оцепенения. То же чувство, будто он только что выплыл из опасного океана, захватившего его всего и потянувшего ко дну. В два шага сократив расстояние, блондин немедленно выхватил недопитую бутылку с алкоголем из рук своего соседа, зарекаясь отдавать. Без объяснений уж точно не отдаст. Джозеф поднял на него удивлённый взгляд. — Э-эй, детка, отдай, а?.. Шатен потянул руку к бутылке, но вместо этого получил пощёчину. Цезарь хотел попытаться встряхнуть его, отрезвить, но это оказалось бесполезным: повернувшись, Джоджо, будто и не заметив удара, вновь протянул руку. Блондин нахмурился. В его глазах маленькими огоньками разжигалась обида и гнев. — Я тебе ничего не дам, пока ты не объяснишь, что с тобой случилось! — категорично заявил Цеппели, хмыкнув. Джозеф непонимающе похлопал ресницами, поднимая брови. Он криво усмехнулся: — Да детка сегодня в гневе… — Если ты мне сейчас же всё не объяснишь, тогда и получишь «детку в гневе», — яростно выдохнул Цеппели, сложив руки на груди и ожидая объяснений. Джостар хрипло посмеялся, прикрывая глаза. Блондин видел, что сосед находится в плохом состоянии, и, на самом деле, не стал отвлекать и тревожить его, но… Они были друзьями. Для Цезаря он был лучшим другом. И парень не мог так просто всё оставить. Особенно когда по всему телу гуляет беспокойство, а сердце будто зажали в тисках. — Ну-у, решил выпить немного — и всё, малышка, — парень усмехнулся и повернулся к Цеппели, всё ещё надеясь за это получить свою выпивку назад. Ну, надежда умирает последней… — Это я понял. А вот причин для этой попойки я не понял. — Цеза-а-арь, ну почему ты такой зану-у-уда? Ик! Ой, — шатен прикрыл рот ладошкой и игриво подмигнул. — Извиняюсь… Кровать скрипнула. Джозеф встал и направился к своему соседу. Цезарь уже за пять метров слышал стойкий запах алкоголя, примешавшийся к обычному одеколону Джоджо. А через мгновенье уже ощущал горячее, возбуждённое дыхание шатена на своей щеке. — Цезарь, если ты мне отдашь обратно ром, то я сделаю тебе хорошо, окей?.. Цеппели не знал, что подразумевал Джостар, но подсознательно чуял — не всё так просто. Блондин немедленно оттолкнул шатена, заставив того потерять равновесие и распластаться на полу. Шатен замер. Тишина медленно отсчитывала секунды. А сердце тут же пропиталось страхом. Нет, ну не мог же он… «Я… Убил его? Да чёрт возьми! Это всего лишь пол! А Джоджо уж точно живее всех живых, » — блондин опустил бутылку с ромом на пол, а после подошёл к своему другу. Ловкие ручки тут же отыскали грудь, из-за которой доставался размеренный стук сердце, позволивший Цезарю облегчённо вздохнуть. И тут же отпрыгнуть в испуге — Джозеф резко открыл глаза и приподнялся. — Что за… — Джоджо, твою ж!.. — Цезарь сзади пнул шатена без особой злости. Джозеф повернулся к блондину, нахмурившись. Он несколько минут пялился в одну точку — видимо, старательно что-то вспоминал, — но через секунду вздохнул, вновь откидываясь на пол. Послышался негромкий смех. Но такой тёплый, что Цеппели тут же успокоился. — Ну-у, Цезарь, ты же не знаешь, насколько я хорош… Блондин нервно передёрнулся. Нет, до спокойствия тут далеко. — Что ты несёшь, идиот?! — Это был оригинальный способ сказать «нет», — Джозеф повернулся, и Цезарь мог видеть у него на губах грустную полуулыбку. — Джоджо… — По-моему, пора спать… Вдруг непонятная жгучая злость молнией прожгла всё существо блондина. Он чувствовал, как внутри него смешиваются гнев, обида, любопытство и… жалость. И это была не та жалость, с которой обычно смотрят на безработных попрошаек без еды, дома, тепла. Это было то самое чувство, которое огнём горело в груди, желая помочь. И эта смесь эмоций будто дала новые силы и смелость, чтобы, приблизившись в Джозефу, дать ему затрещину и, взяв за грудки, посмотреть прямо в его глаза. В его лазурные глаза. Джостар явно был обескуражен. — Детка в гневе? — Детка в праведной ярости. Какого чёрта, Джоджо?! — Чего? — Почему ты постоянно молчишь?! — Э-э-э… — Парень отвел взгляд. — По-моему, недавно на уроке мне сделали замечание, что я всё время болтаю… — Я не об этом — и ты знаешь! Хватит притворяться! Мне осточертело входить в комнату и смотреть на тебя такого, грустного и… И постоянно ждать, что ты поделишься со мной всем, что тебя гложет, — я ведь делюсь! Каждый раз прихожу и говорю, что мне плохо. А ты не можешь хоть раз сказать, почему строишь такое лицо, будто все твои близкие давно уже умерли! Блондин выдохнул. Он не спускал глаз с лица Джозефа, следя за каждым изменением в его мимике. Он видел, как его глаза нервно забегали по комнате и, от безысходности, вновь замерли на Цезаре. Видел, как каждое слово, будто нож, глухо забивалось в шатена, делая его всё мрачнее и мрачнее. Видел, как его и так тонкие губы сжались в ниточку и почти что исчезли. Видел, как он шумно вздохнул, пытаясь таким образом облегчить свои страдания. Цеппели видел всё. Джостар открыл рот, но тут же в нерешительности закрыл, косясь на закрытое окно. У Цезаря возникло чувство дежавю. — Джоджо… Шатен закрыл глаза. — Я думал, мы друзья. Джозеф вздрогнул и перевел взгляд на своего соседа. Цезарь дрожал. Его руки теперь неуверенно сжимали ткань голубоватой рубашки. И Джостар взглянул на него так, будто впервые заметил его. В принципе. Он только сейчас понял, что волосы Цеппели похожи на жидкое золото. А что от его зелено-голубоватых глаз и вовсе невозможно отвести взгляд. Оказывается, Цезарь был едва ниже его, на несколько сантиметров. Чуть уже в плечах, но такой же подтянутый и крепкий. Его кожа была почти неотличимой от цвета рубашки. И, похоже, его сосед страдал бессонницей… И всё это Джоджо заметил в первый раз. И замер сам. — Джоджо… — Цезарь… Прости. Цезарь поднял на него глаза и непонимающе застыл, когда на его лице нашёл весёлую улыбку. Всё, что он чувствовал до этого момента, будто вмиг испарилось. После этой улыбки — именно улыбки Джоджо, никого другого — парень почувствовал лёгкость. Сердце часто-часто отдавалось в ушах, заглушая всё вокруг. Вот он, Джоджо. Именно тот, о ком он думал. Именно тот, кого он… Блондин поперхнулся. В это время Джозеф начал говорить и этого не заметил: — Хорошо, Цезарь, я всё расскажу. Мы же… друзья. Парень легко освободился из захвата Цезаря и, взяв блондина за руку, повёл к своей кровати. Кровать недовольно прогнулась под весом двух юношей, заскрипела, но вскоре замолкла. Тишина изредка прерывалась нерешительными вздохами Джозефа и нетерпеливым ёрзаньем Цеппели. Но блондин ждал. Несмотря ни на что, ждал, пока его сосед и просто близкий друг (может, даже что-то больше…) расскажет всё сам. Джозеф прикрыл глаза, прислушиваясь к мерным постукиваниям часов, тихому шелесту листвы за окном, спокойному дыханию парня рядом… — Сразу после того, как я родился, Лиза-Лиза ушла, оставив меня на попечение бабули Эрины. Я никогда не жаловался на жизнь — я действительно был рад. С бабушкой Эриной мне было хорошо, — Джостар грустно улыбнулся, а после вновь взглянул в окно. — Не скажу, конечно, что детство у меня было лёгкое, но тогда я и не замечал этого. Постоянные драки, вылазки с дядей Спидвагоном в другие страны, «опасные» приключения — какой дворовой мальчишка отказался бы от этого? А когда мне стали выдавать карманные деньги, тогда стало совсем опасно, что, в переводе, означает безумное веселье. Всего несколько долларов, но что мы умудрялись с ними делать, даже вспоминать стыдно, ха! Джозеф весело фыркнул. Цезарь сжимал ладони в кулаки, душевно подготавливая себя к худшему. Ведь это всё уж точно не могло послужить для шатена причиной основательно напиться. — Я даже курить начал… Бросил, правда, быстро, но всё же. И вот, минуло мне пятнадцать лет. Мне было хорошо, ведь я был окружен людьми, которые любили меня. Бабуля Эрина стала мне чем-то вроде матери — ей я безоговорочно доверял, всегда помогал ей и не хотел никогда расстраивать. Дядя Спидвагон стал посещать нас всё чаще и чаще. И не просто возил меня в другие страны, а был рядом, поддерживал меня. Я хотел по-быстрому закончить колледж и пойти работать, чтобы как-то помогать своей семье, ведь я уже был взрослым… И вот, именно в это время, представляешь, появляется она — Лиза-Лиза… Шатен прикусил нижнюю губу и сморщил нос. Эти воспоминания не были окрашены в столь радужный свет. Цезарь видел этого. И был готов в любую секунду поддержать Джозефа. — Я… Просто глазам не верил. Представь себе: живешь ты всю жизнь на попечении у бабушки, которая заменяет тебе мать, становится самым родным человеком, а после приходит какая-то женщина и вдруг заявляет, что она твоя настоящая мама. Конечно же, я сначала не поверил, потому что… Ладно, чего таить, я думал, что она давным-давно умерла. А бабушка просто рассказывает все эти сказки про экспедицию затем, чтобы я не чувствовал себя одиноко. И живёшь с этой мыслью лет десять, а после — хоп! — появляется твоя «мама», живая и здоровая. У меня просто в голове не укладывалось то, что она так легко бросила меня на плечи бабули Эрины, а от неё нормальных объяснений я так и не услышал… Сейчас, конечно, мы живём все вместе, но я всё ещё не могу до конца принять, что эта женщина — действительно моя мать… Джозеф подпёр щеку рукой и покачал головой, невидящим взглядом смотря прямо перед собой. Цезарь видел, с какой тоской он смотрит, и всё его существо тут же хотело броситься ему прямо на шею, обнять, прижать к себе и… Парень вздохнул. Никакого «и».  — Джоджо, мне очень жаль, что тебе пришлось столкнуться с этим в таком раннем возрасте… Я действительно могу понять тебя. Но и госпожу Элизабет нужно понять, — блондин увидел удивлённый взгляд Джозефа и поспешил объясниться: — В то время археология была для неё всем: хобби, страстью, жизнью. Конечно, она сильно мучилась, выбирая между тобой и экспедицией. И выбрала она второе не потому, что не любила тебя, а потому, что тогда, в тот момент, археология ей была куда ближе. Да, ты был её ребёнком, но ты был также человеком, о котором она знала решительно ничего. Поэтому, только поэтому она выбрала эту экспедицию. И поверь, сейчас госпожа Элизабет очень жалеет о своем решении. Блондин посмотрел на своего друга, нахмурившись. Конечно, это была очень важная информация, которая могла объяснить хотя бы те грустные взгляды и жалостливое лицо, которое Джоджо строил при каждом упоминании о Лизе-Лизе. Но неужели прошлое могло объяснить остальное? Было бы ясно, если бы Джозеф напился сразу после появления своей настоящей матери, но какой в этом смысл сейчас, спустя два года? Цеппели не верил тому, что Джостар был настолько сентиментальным. Шатен удивлённо смотрел на соседа. — Ого… Я раньше никогда не думал об этом… — на его лице засияла счастливая и тёплая улыбка. Которая предназначалась ему, Цезарю. И никому другому. — Спасибо большое, Цезарь. Даже не знаю, без тебя бы я точно до такого не дошёл… Особенно до того, чтобы поговорить с Лизой-Лизой напрямую. Цезарь недоумённо похлопал глазами, смотря на искрящееся радостью лицо Джостара. И откуда он только?.. — Откуда я узнал? Вы же шли по основной дороге, естественно отсюда я вас видел, дурак~. — Чёрт! И неужели это была причина твоей попойки? То, что ты видел меня с госпожой Элизабет и догадался, о чём мы разговаривали? Джозеф замер. Он прикусил губу, нахмурился и покачал головой. Цезарь поднял брови. Теперь он совершенно не понимает, почему Джоджо вдруг решил выпить все свои малочисленные запасы алкоголя. Шатен повернулся к окну, и Цеппели, к своему удивлению, разглядел на его щеках яркий румянец. И резко всё понял. — Джоджо, ну неужели ты… Парень промолчал. Но его красное лицо так и кричало о том, что блондин сделал верное предположение. И на этот раз покраснел Цезарь. Джозеф метнул на него изучающий взгляд и усмехнулся: — Видимо, в этом погрязли мы оба, не так ли? Блондин сглотнул. — Видимо. — И… Ну, когда ты это понял? — Джостар повернул голову к соседу. — Недавно. Может, я и, — парень шумно выдохнул, — влюбился в тебя давно, но понял только недавно. А ты? — Два месяца назад. Когда спасал твою шкуру от тех придурков, которые решили мне отомстить. Цезарь фыркнул. — «Спасал» — как громко сказано. — Конечно, спасал! Я ведь твой герой! — Джозеф заулыбался. — Только белого коня не хватает, — Цеппели улыбнулся в ответ, уже воображая, как бы нелепо смотрелся его сосед в броне и на белом скакуне. — Ага-ага, а ты ловишь суть! Хотя, вроде как, на белом коне должен быть принц… — глаза Джоджо не по-доброму сверкнули, отчего по спине блондина прошелся холодок. Парень тут же категорично заявил: — Твоей «принцессой» я не буду. — Це-е-е-езарь, всю романтику портишь! — И когда это наш Мистер Дикарь стал романтиком? — Да вот сейчас! Парни посмотрели в глаза друг друга и заулыбались. Джостар открыто рассмеялся, а Цезарь лишь тихо усмехнулся. Такие лёгкие, ненавязчивые разговоры с Джоджо он искренне любил. И только сейчас, увидев такую широкую и тёплую улыбку шатена, блондин осознал, что действительно видит его только таким. Ведь такой Джозеф действительно мог сделать Цезаря счастливым. Весёлый смех сошёл на «нет», оставляя после себя приятное ощущение тепла и уюта. Джозеф, всё ещё улыбаясь, с какой-то невиданной раньше нежностью посмотрел на своего соседа. У него внутри что-то встрепенулось, и парень, поддавшись чувствам, мигом приблизился к губам Цезаря. А Цеппели и сам не заметил, как начал отвечать. По телу прошёл разряд удовольствия, заставляя затрепетать каждую частичку. Цезарь осознавал, что это чертовски неправильно. Ведь в стихах он встречал только объяснения в любви девушкам, в книгах читал о страстном романе только между женщиной и мужчиной, а сейчас сам целуется с парнем, своим соседом и самым близким другом. И, самое главное, он не сожалеет об этом. Впервые ему так хорошо с кем-то. И впервые Цезарь так рад, что у него есть кто-то настолько близкий и родной… — Чёрт возьми, Джоджо, когда же ты научишься объясняться по-человечески?! После того откровенного вечера прошла неделя. Теперь почти всё свободное время соседи — и не только — проводили вместе, а на уроках постоянно метали друг в друга недвусмысленные взгляды, понятные лишь им двоим. Неделя прошла беззаботно и так тепло, что Цезарь уже было подумал, что вот, теперь-то всё будет хорошо. Но, естественно, о какой стабильности идёт речь, когда его парень не кто иной, как Джозеф Джостар, самый, чёрт возьми, непредсказуемый человек на свете? Цезарь по-турецки сидел на своей постели, раз за разом желая всё-таки встать и пару раз хорошенько надавать по этой наглой улыбающейся мордашке, что невинно хлопала голубыми глазками и смотрела на него. Постель Джозефа была аккуратно сложена, на столе не было привычной груды учебников, а под кроватью больше не сверкали опасные бутылочки с алкоголем, которые Джостар вновь откуда-то протащил. Шатен сидел на своей кровати, готовясь в любой момент парировать атаке своей «детки», которая уж точно была сейчас в гневе. Рядом лежала та самая сумка с одеждой. И это полностью обескуражило блондина. Он выжидающе посмотрел на Джозефа. — Ну?! — Понимаешь, Цезарь… Это, ну… — Джоджо! — глаза Цеппели угрожающе сверкнули. И шатен понял, что это не к добру. — Ну, исключили меня из школы, вот! Цезарь оторопел. — То есть, как? — Знамо дело, — фыркнул Джозеф, но после, опомнившись, что перед ним сидит самый настоящий опасный зверёнок, который в любой момент может вскочить и ударить, принялся объясняться: — Директор послал по всем учителям бумажку для подписей. Подписали абсолютно все, хотя это было странно. В прошлых школах некоторые отказывались подписывать, а тут прям весь учительский состав… Блондин вздрогнул и поджал губы. Его уши предательски покраснели. Джозефу хватило несколько секунд, чтобы понять причину таких резких изменений в его возлюбленном. Джостар застонал и откинулся на кровать. — Так это твоя работа?.. — Ну, я же не знал, что это о твоём отчислении… Я думал, вновь какие-то обновления и такое… — А, забудь, — шатен махнул рукой. — Рано или поздно меня бы всё равно вышвырнули. Не ты, так другой бы мальчик на побегушках поспособствовал бы. В школе о-о-о-очень много идиотов, которые с радостью бы взялись за это. — И что делать собираешься? Джозеф удивлённо посмотрел на блондина, а после пожал плечами. — Лиза-Лиза уже подобрала для меня чёртов институт. Займусь юриспруденцией. — Э? А экзамены? — Ты думал, я тут штаны просиживал только? — в голосе шатена послышались нотки обиды. Джозеф демонстративно надул губы и показал язык застывшему блондину. — Я уже написал экзамены досрочно, потому и приняли меня в этот институт. Только придется до января посидеть дома. Сейчас, прямо в разгар учебного года, я не могу войти в коллектив. Но! Только представь! Мне придется сразу же сдавать сессию! И вот, спрашивается, какого это чёрта? Сказать, что Цезарь был удивлён, — ничего не сказать. Точнее будет — он был в полном шоке. Джоджо всё ещё недовольно пыхтел. — Ещё я спрашивал у Лизы-Лизы, можно ли нам вместе поступить, но она сказала, что я слишком сильно вмешиваюсь в твою жизнь. Эта старая стерва! И тут Цеппели отмер. По телу разлилось тепло. Цезарь тут же улыбнулся. Он думал, что Джостар напрочь забыл про него, Цезаря, человека, с которым он встречался, но как же приятно осознавать свою ошибку. Нет, Джозеф не забыл его. И он даже позаботился о том, чтобы вместе поступить в институт. Это было… приятно. О блондине впервые кто-то так сильно заботился. — Джоджо… Я сдам экзамены и присоединюсь к тебе, договорились? Джостар замер, смотря прямо на Цезаря. Но после он улыбнулся так, как умел делать только он, — широко и так тепло. — Хорошо. Думаю, тебе даже удастся поступить на бюджет. — О? Значит, твоего ума до этого не хватило? — Так, Цезарь, не буди во мне зверя. А иначе, — Джозеф спрыгнул с кровати и приблизился к своему возлюбленному, прямо к его уху, что-то шепча. Когда он отстранился, лицо блондина всё было красное. Джостар усмехнулся. — Ты такой милый, когда краснеешь~. А следующим, что скажет наш варёный рак, будет: «Ты идиот, Джоджо!» Но ты же так на самом деле не думаешь? — Ты идиот, Джоджо! — Посмотрим, как ты заговоришь, когда я выполню своё обещание. На лице блондина вновь засверкал румянец. — Придурок! — Люблю тебя, детка! Особенно когда ты такая горячая! Цезарь закрыл лицо руками. Скулы сводило от безумной довольной улыбки на его лице…