Непознанный мир (цикл повестей)

…Ибо много званых, но мало избранных. Новый Завет.

      Широко зевнув, молодой граф открыл глаза. Поднявшись и одевшись, он первым делом отправился проведать Дорнтона в его комнату, соблюдая неписаное английское правило: хозяин будит слуг, а не наоборот.       Дорнтон спал. Молодой граф подошёл и легонько прикоснулся ладонью к его плечу.       - Доброе утро, Дорнтон.       От прикосновения Дорнтон сразу проснулся.       - Господин мой, - прошептал он, открыв глаза. – Право, не нужно было вам… Я бы и сам встал…       - Ничего, Дорнтон, ничего, мне не трудно, - улыбнулся Джереми. – Я ведь просто исполняю свой простой человеческий долг перед тобою как тот, кто отвечает за тебя перед Богом и королём. Так что давай я помогу тебе встать и одеться, потом ты поможешь это сделать мне, и пойдём завтракать.       Да, этот день начинался для них как сотни других дней, и не предвещал, казалось бы, ничего необычного. Однако несколько часов спустя оба они узнали то, о чём уже узнала почти вся Англия. И это послужило началом кардинального изменения тихой и размеренной жизни как графа, так и его слуги.       В два часа пополудни в замке Джереми оглушительно зазвонил телефон, и Дорнтон, подняв трубку, услышал в ней нечто такое, что заставило его больные ноги помолодеть лет на сорок. А именно – голос очень важного человека. Дорнтон вихрем взлетел по лестнице в комнату господина и, взволнованно дыша, доложил о звонке.       Джереми без единого слова тут же бросился вниз по лестнице вдвое быстрее, чем поднимался Дорнтон, и рывком схватил трубку. Руки его нещадно тряслись – нет, не от волнения, а от какого-то необъяснимого страха, и граф сам не мог понять, откуда этот страх у него появился. Застывший наверху дворецкий не мог даже пошевелиться от сковавшего его оцепенения. Видно было, что он был напуган не меньше хозяина: старик изо всех сил вцепился в перила лестницы, чтобы не упасть от внезапно возникшей слабости в ногах, и чутко прислушивался теперь к тому, что будет отвечать хозяин.       С первых же секунд после того, как Джереми, представившись собеседнику, произнёс в трубку своё имя, на другом конце провода ему в уши полился такой грандиозный поток слов, что заставил графа онеметь и в пример Дорнтону схватиться за край стола, а затем медленно опуститься в стоявшее рядом высокое кресло.       Видя происходящие с поведением хозяина изменения, и изменения в худшую для него сторону, Дорнтон, не в силах больше держаться на своих старых ногах, присел на корточки, не произнеся при этом ни звука в ответ на нестерпимую боль в суставах, которые не помедлили наградить ею старика за это непозволительное движение.       Голос в трубке не умолкал ни на секунду, а Джереми молча слушал, напрягаясь всё больше и больше. И минуту спустя он вдруг с силой стиснул трубку и громовым голосом рявкнул, как лев, в ответ собеседнику:       - Но кто?! Кто, чёрт возьми, это сделал?! КТО?!       В трубке сразу замолчали, но не потому, что испугались разгорячённых слов Джереми. Было очевидно, что разглашать главную свою тайну таинственный собеседник графа ему явно не торопился.       Однако спустя несколько секунд ответ всё же последовал – ответ тихий, короткий и боязливый, словно графу разглашали страшный секрет. И после этого ответа в трубке раздались гудки. Джереми медленно повесил трубку, чтобы в следующий миг изо всех сил ударить кулаком о поверхность стола. Закусив губу, он едва сдерживал слёзы.       Встревоженный дворецкий нашёл в себе силы встать с колен и спуститься к хозяину.       - Что случилось, сэр? – задал старик очевидный вопрос.       Джереми глубоко вздохнул, ослабив свои эмоции, но грудь его разрывала бессильная злоба. Подняв полные необъяснимого страха и гнева глаза на слугу, он, собравшись с духом, ответил, плохо скрывая тревогу в голосе:       - Звонил личный слуга Её Величества. Драконы в Лондоне. Они прорвали оборонную защиту зоны отчуждения и этим утром атаковали пригород. Наш пригород.       После этих слов Дорнтон в ужасе попятился, не в силах вымолвить ни слова, и не сводя широко раскрытых глаз с графа, словно сам Джереми был драконом. Однако старик быстро справился со своей реакцией, и тогда граф продолжил ещё более трагическим тоном:       - Но это ещё не всё, Дорнтон. Драконы улетели обратно, но лишь тогда, когда позавтракали… нашими ближайшими соседями.       Старый слуга издал ни с чем не сравнимый стон отчаяния и бросился в объятья к своему господину.       - Лайтенвуды… - негромко прошептал молодой граф, обнимая старика. – Драконы их растерзали…       Джереми и Дорнтон долго стояли так, оплакивая погибших. Господин молча, а слуга – во весь голос. Лишь после, когда первая волна горя затихла, молодой граф нашёл в себе силы досказать услышанное по телефону.       - Они были там все, Дорнтон. На прогулке. Сорок восемь человек против двухсот двадцати пяти свирепых драконов… Лорд с женою, трое их детей, слуги, солдаты… Но не всё настолько плохо, Дорнтон.       - Да куда уж хуже… - простонал старик, вцепившись в плечи графа. – Боже мой, какая ужасная трагедия…       - Их младшенький… - начал было Джереми, но Дорнтон его перебил:       - Да-да, я помню его, сэр, помню. Такой славный малыш, его-то за что-о… - И он зарыдал пуще прежнего. – О, эти драконы…       - Ты, как всегда, меня не дослушал, Дорнтон, - упрекнул его граф. – Маленький лорд остался жив. Его успел закрыть своим телом от драконов личный слуга его матери.       - Господи, неужели Стейшер? – дрожащим от волнения голосом едва выговорил старый дворецкий. И уже улыбнувшись, добавил: - Так мальчик жив?! Какое счастье, сэр! Ах, какое счастье! – Он стиснул графа в объятьях и засмеялся от радости. – Молодец, Стейшер!       - Да, но он погиб, - печально сообщил ему Джереми, заставив Дорнтона отпустить его. Старик низко склонил голову. – Его смертельно ранили драконы, - по-видимому, именно в тот момент, когда он накрыл собою мальчика. Стейшер герой. Не думая о себе, он, истекая кровью, защищал своего молодого господина от смерти и принял её потом вместо него, потому что был верен Лайтенвудам до конца. Так и должен был поступить по-настоящему преданный слуга… - Тут его тон переменился. Окончательно взяв себя в руки, граф уже своим обычным голосом продолжил, обратившись к слуге: - Дорнтон, сегодня мне нужно навестить лорда Ричарда Мак`Саллигера, рассказать ему о случившемся. Приготовь мой выходной костюм. Мы отправимся через четверть часа.       - Слушаюсь, сэр, - поклонился старый слуга, утирая горькие слёзы.       Джереми остановился у высокого гордого особняка, на верхнем шпиле которого реял красно-белыми полосами на синем фоне большой английский флаг, соседствуя с именным гербом рода Мак`Саллигеров на широком белом полотнище.       Сердце графа переполнялось гордостью, а голова высоко поднималась всякий раз, когда он видел этот флаг. И неважно, в каких местах и на каких зданиях он его видел. Это было безраздельное и ни с чем не сравнимое чувство гордости за свою величавую и древнюю страну. И Джереми вдруг подумал, что никогда не сможет покинуть её даже на время, и никогда не уедет отсюда, из мест, где он родился.       Однако же дело не терпело отлагательств, и молодой граф позвонил в звонок, висевший рядом с массивной двустворчатой дверью из дуба старинной работы с причудливыми узорами на ней, среди которых был и фамильный герб владельцев поместья.       Дверь ему открыл почтенный седовласый мужчина с пронзительным взглядом печальных голубых глаз, в шерстяном жилете и тёмно-синей ливрее с золотыми галунами по краям. Граф тут же узнал пожилого дворецкого.       Сиджен, служил у Мак`Саллигеров всю свою жизнь, чуть ли не с рождения. Он был свидетелем смены двух эпох, а вместе с ними и двух поколений династии Мак`Саллигеров, и был неразрывно связан с ними. Дослужившись до управляющего огромным поместьем, старый служака с честью и большим рвением исполнял свои обязанности перед господами, так что всю глубину его преданности им просто невозможно было измерить ни одним прибором на свете и никакими словами. А господа, в свою очередь, одаривали старика неземной добротою и почтением к его старости и верной службе.       Джереми почтительно склонил голову перед старым дворецким, и только потом обратился к нему с традиционным для данного случая вопросом:       - Добрый день, Сиджен. Его светлость дома?       Старик моргнул, желая показать, что это так, и, с присущей всем дворецким манерностью, ответил тоном заправского служаки:       - Добрый день, сэр. Его светлость у себя в кабинете занят важным делом. Не считаю правильным вам беспокоить его светлость в данный момент. – Тут он сделал небольшую паузу и продолжил, слегка улыбнувшись: - Если только у вас не дело первостепенной важности. Я угадал?       Джереми заволновался, комкая в руках свою шляпу, уронил трость, а затем и шляпу, и, не позволив удивлённому старику нагнуться за ними, рассеянно произнёс, как можно с большей уверенностью глядя в добрые голубые глаза старого дворецкого:       - Да-да, Сиджен, вы угадали и были проницательны как никогда. Вы были правы, мне… Мне не следовало приходить именно сейчас, но я вынужден был, поскольку у меня к его светлости дело, как вы изволили выразиться, первостепенной важности, и оно требует скорейшего внимания лорда Мак`Саллигера.       - О… Конечно, сэр, - заторопился Сиджен, отходя в сторону и делая пригласительный жест рукою. – Проходите. – Поклонившись Джереми вслед, старик всё же подобрал его шляпу и трость и торопливо закрыл за ним двери.       В холле Джереми увидел весьма необычную картину: двое детишек лорда, оба мальчики шести и семи лет, играли в драконьих всадников. Они бегали друг за другом, оседлав мётлы, на верхушку каждой из которых была прибита деревяшка, выпиленная в форме головы дракона и раскрашенная довольно устрашающе. Мальчишки закружили вокруг Джереми, вопя и рыча, словно настоящие драконы, заставив графа улыбнуться. Ну хоть кто-то ещё не утратил надежды на их возвращение, подумал он.       Старый дворецкий кинулся было унимать слишком бойких для себя ребятишек, прося попутно извинения у Джереми за беспокойных мальчиков, но граф отмахнулся.       - Пустяки, Сиджен. Это же дети. Пусть играют, я не против.       - Я провожу вас, сэр, - тут же откликнулся Сиджен, оставив свои попытки поймать ребят и торопливо проходя вперёд Джереми.       Они поднялись по парадной лестнице на третий этаж, где располагался рабочий кабинет лорда. Сиджен, отдышавшись после нелёгкого для его лет подъёма, наконец, выпрямился и трижды постучал в закрытую дверь, прежде чем войти.       - К вам граф Джереми Дарлингтон, ваша светлость.       Из глубины кабинета послышался негромкий спокойный голос, по-видимому, разрешивший принять благородного гостя, потому что Сиджен повернулся к графу и сделал изящный пригласительный жест рукой, чуть отойдя в сторону.       - Прошу вас, сэр.       Джереми поблагодарил старика и шагнул за порог.       За длинным овальным столом у окна сидел в глубоком кресле зрелый мужчина, стройный и статный, с блестящими голубыми глазами и продолговатым лицом. Лорд Ричард Мак`Саллигер.       Джереми приветствовал его светлость лёгким наклоном головы, после чего лорд, до этого сидевший в своём кресле как изваяние, тут же оживился, вскочил и, спешно подойдя к молодому графу, с чувством пожал ему руку.       - А-а-а, Джереми, искренне рад вас видеть, друг мой, - громко выпалил лорд. – Надеюсь, мои детки ещё не успели перевернуть мой особняк, а заодно и вас, вверх тормашками, а? – Ричард довольно обнажил в улыбке белые зубы.       - Нет-нет, не беспокойтесь, ваша светлость, - смущённо начал Джереми. – Я думаю, Сиджен их успокоит. Он, мне кажется, найдёт с ними общий язык, он ведь добрый.       - Да, Сиджен славный старичок, - озабоченно начал лорд, - только ноги у него больные, да и сердце не в порядке. Я вот уже десять лет лечу его как могу, но всё-таки он понемногу сдаёт, мой Сиджен… Что поделаешь, старость.       - Да, - с сочувственным вздохом согласился молодой граф. – Вот сейчас, когда мы поднимались к вам по лестнице, он, бедняга, так тяжело дышал, что я подумал… О… Ваша светлость, - осёкся он, спохватившись. – Простите меня, я отвлёкся. Я ведь пришёл к вам за советом…       - Да я вовсе не прочь поболтать о моём дворецком, Джереми, так что не извиняйтесь, - мгновенно ответил лорд. – А что касается моего совета вам, то я – к вашим услугам и всегда готов помочь. Садитесь, - он указал на второе кресло рядом с камином.       Они сели, и Джереми продолжил:       - Так вот, ваша светлость, вы, я надеюсь, в курсе тех событий, что произошли неподалёку от нас этим утром?       Лицо лорда помрачнело.       - Да, Джереми, всё это очень печально. Видимо, не зря их сослали в изгнание. Хотя мои мальчики считают иначе, если вы заметили. Но не знаю уж, как будет дальше, ведь я им ещё не говорил про это. Я и Сиджен пришли в ужас, услышав сегодня утром сию прискорбную весть. – Он помолчал. – Лайтенвуды были одной из самых уважаемых династий Англии. Подобной участи они не заслуживали… - Лорд умолк, погрузившись в свои размышления, пока Джереми не нарушил тишину кабинета.       - Ваша светлость, - произнёс он. – Их младший сын выжил. Вы знаете об этом?       В ответ на его слова лорд тут же вскочил, поражённый этой новостью, что было видно по его округлившимся глазам.       - Маленький лорд?! Это правда?.. Но… Но каким же чудом можно было спастись от огромной стаи этих бешеных драконов?       Джереми улыбнулся.       - Этим «чудом» оказался личный слуга матери лорда, Стейшер. Он накрыл собою мальчика, но драконы серьезно ранили его. Бедняга истёк кровью и умер. А маленький лорд самостоятельно вернулся в замок после того, как драконы улетели.       - Силы небесные, - простонал лорд, усаживаясь в кресло. На его лице было написано ни с чем не сравнимое выражение подлинного счастья, словно от драконов спасся его собственный сын. – Наследник остался жив, слава богам!       - Благодаря верному слуге, - с гордостью добавил граф. – Таких во всей Англии по пальцам пересчитать можно… Любой другой на месте Стейшера бросился бы спасать свою шкуру, а он исполнил свой служебный долг.       - И счастлив теперь на небесах за маленького лорда, - улыбаясь, добавил Ричард. – Знаете, Джереми, всё это, конечно, очень печально, и мне сегодня ночью, – как раз под утро, - приснился очень тревожный сон, и был он, я уверен, предзнаменованием сему страшному событию. Я расскажу его вам, если вы не против.       - Конечно, ваша светлость, - кивнул Джереми, поудобнее устраиваясь в кресле, и лорд Ричард начал свой рассказ:       - Мне снилось, будто я после прогулки возвращаюсь один в свой замок, звоню, стучу, но мне никто не открывает. Толкаю дверь, и оказывается, что она не заперта. Захожу внутрь и вижу, что повсюду царит темнота. И в этом сумраке я замечаю свисающую со всех стен столетнюю паутину. В тревоге зову дворецкого, слуг, перебираю всех, даже конюха, но никто из них не отзывается на мой зов. В полумраке бегу вверх по лестнице в спальню Сиджена, по дороге недоумённо размышляя, куда же все подевались и почему везде такая грязь, словно здесь десятки лет никто не жил. Открываю дверь в спальню – а там на кровати вместо живого Сиджена лежат… его кости! Я дико ору и начинаю в панике метаться и проверять комнаты всех остальных моих слуг. И к ужасу моему, в каждой из комнат повторяется та же картина. И тут я замечаю, что на стене висит календарь, и год на нём значится не нынешний, а тот, который будет через пятнадцать лет! У меня подкашиваются ноги и я понимаю, что вижу не настоящее время, а будущее, когда всё это случится, но по какой причине – этого я не узнал… Возвращаюсь в спальню Сиджена, становлюсь на колени у изголовья его постели и оплакиваю старика, зная, что пришёл слишком поздно для этого. Вдруг его череп открывает рот и, со скрипом повернув голову, обращается ко мне со словами: «Просыпайтесь, ваша светлость!» Я громко кричу от ужаса, и… просыпаюсь. – На этом месте лорд рассмеялся. – И вместо скелета вижу перед собой живого, из плоти и крови Сиджена, только что сказавшего мне эти слова. Вы не представляете, сэр Джереми, как сильны были в ту минуту мои радость и облегчение! Я крепко обнял и расцеловал своего старика, я плакал от счастья как ребёнок, видя его живым, ведь вы знаете, насколько порой реальными бывают кошмары.       - Да, - согласился Джереми, поражённый его рассказом. – Такие кошмары, наверное, никому ещё не снились.       - И самое главное, - продолжил лорд с улыбкой, - это то, что можно было сказать себе, что всё это неправда и что этого никогда не было и не будет. Когда я рассказал свой сон Сиджену, он смеялся от души, но я на удивление себе не воспринял этот сон как глупые бредни. Наоборот, я принял его за некое предупреждение мне о грядущих опасностях и горестях, и через пятнадцать лет меня, мой друг, ничто не заставит покинуть своё поместье, - впрочем, и раньше этого срока тоже, потому что я меньше всего желал бы увидеть всё то, что приснилось мне сегодня. И всеми фибрами своей души протестую против сего ужасного сна и его возможной вещности. И, повторюсь, ничто не заставит меня, лорда Ричарда Мак`Саллигера, покинуть своё родовое гнездо, и даже нашествие драконов не изменит моего твёрдого решения, в этом вы можете быть абсолютно уверены, граф.       - Да, я понимаю вас, ваша светлость, - живо отозвался Джереми. – И, поскольку вы знаете, что в данном случае сделаете, а я ещё не ведаю и потому в совершенной растерянности, то покорнейше прошу вас дать мне совет как благородный человек благородному человеку, который по молодости своей ещё, так сказать, не умеет достаточно эффективно действовать и противостоять слишком серьёзным ударам судьбы.       - Разумеется, Джереми, вы получите его, - выпрямившись в кресле, ответствовал лорд, улыбнувшись. – В связи со сложившейся ситуацией рекомендую вам не показываться в подозрительных на ваш взгляд местах в ближайшее время, не бывать без крайней необходимости в Лондоне и его окрестностях. И – самое главное – не распространять среди высшего света своего мнения о безвредности драконов, ибо вам никто не поверит, особенно после того, что произошло, иначе вы можете вызвать подозрение в причастности к случившемуся сегодня. – Он умолк, видя крайнее изумление в глазах Джереми, и поспешил добавить: - Ведь мы с вами оба знаем, что большинство населения Англии считает драконов невиновными и желало бы их возвращения к людям. Но, разумеется, против королевской власти никто из них не посмеет пойти, включая даже самых влиятельных людей нашей страны, ведь верно?       Джереми согласно кивнул. Но как раз сегодня он хотел поступить наоборот. Он решил поехать на место кровавого пиршества драконов. Просто поехать – ни для чего. Хотя это могло показаться странным, но Джереми и самому себе не мог дать ответа на вопрос, зачем он хочет там быть. Но как бы то ни было, и как бы ни велика была опасность повторного нападения драконов, несмотря на усиленные меры защиты границы зоны отчуждения с воздуха, он всё равно должен побывать там. И об этом никто не должен знать.       - Хорошо, ваша светлость, - с благодарностью отозвался молодой граф. – Я приму во внимание ваш совет. Вы правы, сейчас нам особенно важно быть осторожными, поэтому я сейчас вернусь к себе в замок и затаюсь там на время.       Губы лорда Ричарда тронула едва заметная улыбка.       - Ну вот и прекрасно, друг мой, - довольно ответил тот. – Ступайте с миром, и да хранит вас Господь. Сиджен вас проводит.       Попрощавшись с лордом, Джереми вышел за дверь, где его уже ждал Сиджен, и вместе они спустились вниз, где дворецкий помог ему одеться и, тепло попрощавшись, открыл ему дверь.       Едва переступив порог своего замка, молодой граф отдал приказание Дорнтону, который, как всегда, встретил его на пороге:       - Вели закладывать лошадей, Дорнтон. Нужно кое-куда наведаться.       Граф не стал говорить старику, куда именно он хочет поехать, иначе, узнав об этом, Дорнтон ни за что не позволил бы ему это сделать. А уж Джереми знал, насколько твёрд бывает его дворецкий в своих убеждениях. Однажды, когда хозяин собирался на прогулку по воде, которая должна была состояться на утлом деревянном судёнышке, сколоченном каким-то ремесленником-недоучкой, ни черта не понимавшем в строительстве лодок, старый слуга наотрез отказался отпускать его на эту прогулку, говоря, что Джереми придётся сначала убить его. В итоге молодой граф сдался, и ему пришлось остаться в своём поместье и никуда не пойти, а судёнышко это на самой середине пруда уверенно пошло ко дну, и пассажирам его пришлось добираться до берега вплавь. И Джереми тоже попал бы в эту «мокрую» историю, искупавшись в холодной воде, и вышел бы на берег в совершенно неприглядном и непривычном для благородного господина виде, если бы не верный Дорнтон, уберёгший его от такого позора и предвидевший всё наперёд, поскольку простолюдины, видя то, как мокрые до нитки господа бредут по тропке назад в поместье, поминая и судно, и того, кто его сделал, самыми нелестными словами, каких от благородных людей никогда не услышишь, а услышишь только от пьяного сапожника в кабаке, так принялись хохотать, что сопли из носов летели да слюна брызгала. И всеобщий позор аристократии в этот вечер был ей обеспечен. Смеялись даже господские лакеи, увидевшие своих хозяев, когда те вернулись, в неподобающем виде. Ведь никому из них раньше не удавалось узреть столь зрелищную для лакейского глаза картину. А Джереми, узнав об этом происшествии, не помедлил искренне поблагодарить Дорнтона за проницательность и настойчивость, проявленную перед его особой. И сейчас молодому графу было очень неудобно и даже совестно держать дворецкого в полном неведении, ведь в этом случае он тут же начинает спрашивать хозяина, куда тот собрался. И вполне был бы прав, если бы воспротивился его поездке неизвестно куда.       Однако на удивление Джереми старик был молчалив и задумчив, как никогда в своей долгой жизни. Он послушно направился в конюшню с приказом готовить лошадей и коляску. Подумав о том, что слуга, наверное, молчалив из-за того, что сегодня его, как и графа, шокировала ужасная новость о драконах, вот он и думает об этом и, наверное, скорбит о погибших, Джереми успокоился. Но, скорее всего, Дорнтон, как и он, думает, как теперь им быть и как жить дальше. Хорошо, подумал граф, что он уже решил этот вопрос.       Джереми тем временем переоделся и велел всей прислуге не высовывать носа из дома и не подглядывать, куда он поедет.       Все до единого лакеи тотчас же попрятались по своим комнатам один за другим, а служанки ушли в людскую. Вернулся Дорнтон с донесением, что экипаж сейчас будет готов. По его взгляду и движениям было видно, что старика прямо-таки распирает от желания поскорее узнать то место, куда поедет хозяин. Наверное, он думает, это какое-нибудь милое, хорошее местечко, - глядя на него, подумал Джереми. Местечко вроде Гайд-парка или Трафальгарской площади. Думает, я собрался прогуляться, хотя отчасти это и так. Бедный мой Дорнтон! Ты ведь знаешь о том, что случилось сегодня утром неподалёку от нас, так почему же ты молчишь и не напоминаешь мне об этом, не предупреждаешь меня? Сколько раз отводил ты от меня беду, не позволяя ей до меня добраться, и вот сегодня, в день самой большой из этих бед, ты молчишь и покорно исполняешь моё поручение заложить коляску, когда бы мог поступить иначе и настоять, как это всегда бывало, на своём твёрдом слове «нет». Но теперь в твоих старых глазах я вижу настойчивую просьбу ответить тебе на твой немой вопрос. Только почему же ты сам меня об этом не спросишь и делаешь этот немой диалог между нами ещё более тягостным? Почему?..       - Сэр, позвольте вас спросить… Куда вы собираетесь?       Этот долгожданный вопрос свалил с души Джереми тяжёлый камень. Ну наконец-то, его старый дворецкий не изменил своим привычкам!       - Только не отговаривай меня, Дорнтон, прошу тебя, - настойчиво попросил граф. – Поверь, на сей раз ты не должен чувствовать какую-либо угрозу моей жизни. Впрочем, у тебя есть все основания для возражений мне в этом.       - Господь с вами, сэр, я не смею возражать вам, - ответил дворецкий, испуганно глядя хозяину в глаза. Он был поражён таким недопустимым предположением со стороны молодого господина. – Я не смею перечить вам, сэр, ни за что на свете! Вы… вы можете на меня положиться, сэр, ведь я верой и правдой…       - Конечно-конечно, Дорнтон, я знаю. Знаю и ценю твою верность мне, – ответствовал Джереми. – Но, боюсь, после моего ответа тебе придётся заковать меня в кандалы и запереть в подземелье на тысячу замков, ибо то место, куда я хочу поехать сейчас, самое опасное на данный момент.       - О, как вы могли так обо мне подумать, сэр, что я запру вас в подземелье и скую кандалами? – испуганно произнёс старый дворецкий. – Я не посмел бы и коснуться вас, ведь я не вправе делать это по своему положению, я могу лишь словами сделать так, чтобы вы не сошли на неверный путь, а перечить вам, заставлять, а тем более прикасаться к вам со злым умыслом я не смею, сэр, не смею…       - Нет-нет, Дорнтон, Дорнтон, перестань. Ты ни в чём не виноват передо мною, но, видишь ли, я и сам не знаю, почему хочу туда поехать. Но я не скажу даже тебе, что это за место, и не упрашивай меня. Ты увидишь всё сам, когда мы приедем туда.       Старый дворецкий вздрогнул и с удивлением прошептал:       - Вы… берёте меня с собою, сэр?       - Да, Дорнтон, - тихо ответил граф. – Я уже говорил ранее, что бы ты сделал со мной, если бы я открыл тебе эту тайну, но я поклялся себе, что даже ради тебя не скажу об этом никому ни до, ни после моей поездки. Но тебя я беру с собой. Будешь править лошадьми вместо кучера, а я буду указывать тебе, куда ехать, и вдвоём мы прибудем туда. Тогда-то ты всё и узнаешь.       Когда коляска была подана, молодой граф велел ехать по извилистой тропке в объезд владений его и Лайтенвудов. Путь им предстоял не такой уж и близкий, как поначалу думал Джереми, однако трудностей он и не боялся.       Спустя полчаса они были на месте. Дорнтон, ещё пятнадцать минут назад догадавшись, куда они едут, остановил экипаж и заявил, что ни в какую не поедет дальше, однако Джереми довольно строго приказал ему ехать. Переубедить старика оказалось непросто, но всё же спустя пять минут после довольно нелицеприятного для Дорнтона разговора с ним его хозяина, дворецкому пришлось сдаться и продолжить путь. У Джереми было тяжело на душе за причинённую обиду старику, но он был твёрд в своём решении как никогда. И только теперь почувствовал, насколько сильно его влечёт к этому месту.       И вот сейчас перед ними открылась жуткая картина. Джереми даже привстал, ошеломлённый ужасным зрелищем, а Дорнтон с невыразимым отчаянием в глазах застонал и отвернулся. Он не мог больше вынести увиденного. Даже пара их лошадей, почуяв кровь, тревожно ржала и переступала копытами, горя желанием поскорее убраться отсюда.       Они увидели поле. Прекрасное доселе поле, по которому так любили прогуливаться все без исключения лондонцы, начиная с аристократии и заканчивая простолюдинами. Оно было оск-вернено и уничтожено. Конечно, тела погибших, которые были более-менее целы, ещё утром убрали отсюда, включая обломки кареты и останки их лошадей, но пропитанная кровью и усеянная обломками мечей и стрел земля напоминала им сейчас обо всём ужасе произошедшего здесь этим утром.       Джереми ступил на мокрую от крови почву и, сделав пару шагов по окровавленной и наполовину сожжённой траве, приметил неподалёку чьи-то измазанные кровью туфли, а чуть далее – фрагмент кисти руки и клочок искрящейся ткани.       Графу стало не по себе. Он почувствовал тошноту, подступившую к самому горлу, и вдруг услышал позади себя какой-то шорох.       Он обернулся. Дорнтон, спрыгнув с козел и присев на корточки, ворошил в траве пальцами рядом с лошадьми, будто пытался что-то отыскать или нащупать. Наконец он отнял руку, и Джереми увидел зажатый в его ладони медальон Первого слуги Фреммора. Он был весь покрыт грязью и коркой от спёкшейся крови. Дорнтон принялся старательно чистить его краем своей ливреи, но, не дочистив до конца, прислонил к своим губам, а затем и к груди, и горько зарыдал.       Джереми поспешил к старику и, обняв, поднял его с колен.       - Что такое Дорнтон? Ты вспомнил Стейшера? Или дело в другом? Отчего ты плачешь?       В ответ старик зарыдал ещё отчаянней.       - Сэр, - произнёс он. – Зачем… зачем мы сюда приехали?..       Молодой граф не знал ответа на этот вопрос. Он и сам хотел бы знать, зачем. Но судьба в этот день распорядилась так, что ответ не заставил себя долго ждать.       - Ладно, прости меня пожалуйста, Дорнтон, я… я поступил глупо… - произнёс Джереми. – Поехали домой, здесь нам больше нечего делать.       Окинув напоследок скорбным взглядом поруганную землю, молодой граф неспешно напра-вился к коляске. Но тут вдруг его заставил обернуться истошный, но вместе с тем полный благоговейного трепета возглас Дорнтона:       - Глядите, сэр, это же… Великий Фреммор!       Джереми обернулся. Вдали, на самом горизонте, маячило какое-то туманное марево. Но оно было настолько далёким, что разглядеть что-либо подробнее при помощи одних только глаз было совершенно невозможно.       - Брось, Дорнтон, это просто облако. Поехали домой.       Однако старый слуга остался стоять на месте словно прикованный. Он неотрывно глядел на горизонт и что-то бормотал себе под нос в неподдельном страхе.       - Дорнтон, хватит божиться, – раздражённо произнёс граф. – Даже если это твой Фреммор, нам всё равно не стоит тут задерживаться. Уже поздно, и мне совсем не улыбается остаться здесь на ночь.       И тут случилось неожиданное. Когда граф, не дожидаясь Дорнтона, уселся в коляску, лошади вдруг разом заржали, сорвались с места и понесли экипаж по осквернённому полю. Дорнтон спохватился и помчался вдогонку. Джереми в панике звал дворецкого и пытался в бешеной тряске добраться до вожжей, чтобы самому попробовать остановить взбесившихся животных.       Но лошади несли как сумасшедшие: даже крики графа «тпру» не помогали. Через несколько секунд после погони запыхавшийся Дорнтон, ни на йоту не догнав коляску, сдался и, осев на землю, стал проклинать и лошадей, и себя, и свою старость. А молодой граф всё никак не мог добраться до козел, и от сильной тряски уже несколько раз падал на пол. И тут произошло нечто необъяснимое: рядом с бешено несущимся экипажем пронеслось что-то ослепительно белое, словно снежный буран, затем раздался хриплый вскрик Дорнтона, и граф, поднявшись и с трудом удерживая равновесие, увидел невероятное.       Его коляску вместе с лошадьми бешено кружило на одном месте, постепенно поднимая над землёй. А белый вихрь застил собою всё пространство, вращая экипаж, и граф не решился прыгнуть, поскольку земли уже не было видно за этой густой молочно-белой пеленой.       Где-то внизу вновь раздался вопль Дорнтона, который звал хозяина и кричал что-то про Первого слугу, а потом коляску вдруг сильно тряхнуло, и Джереми ощутил сильный удар по спине, а затем услышал рядом с собой возглас дворецкого, полный отчаянного ужаса: «Белый дьявол! Я не отдам ему вас!» Но граф уже почти не понимал, что происходит. Он лежал поверженным на полу своей коляски и не мог больше выносить всего этого хаоса. И, из последних сил вжавшись в пол, он потерял сознание.