kiss me when i bleed

Говорят, одиночество – это просто плод нашего воображения. Но что делать, если оно съедает тебя живьём, не оставляя ни единого шанса на выживание? Будто тот призрак прошлого всё время возвращает тебя назад во времени, чтобы ты понял, когда всё пошло не так. И главное – почему? В прошлом году? Или лет пять назад? А может, с самого рожденья, и ты, хитро играя, всё время притворялся, что всё хорошо? Но в следующий миг ты выныриваешь из собственной головы. Ты уже не там. Не дома, 31 октября празднуешь свой день рожденья. Один бредёшь по улочке поглощаемого туманами английского городка, в надежде отыскать в глубине парка с первого раза старую каменную дорожку, скрытую кустами гортензий и сирени. Может она приведёт тебя к ответу? Всё так красиво, съедаемое туманами. Странное чувство. Будто входишь в опиумную комнату дома хорошего друга, ну или просто твоего поставщика морфина, в разгар веселья. Не спрашивайте, откуда я знаю, как это ощущается. Просто знаю и всё. Каменная дорожка сужается, ведёт через терновники к маленькой забытой церкви, обвитой плющом. Дом покаяния. Убежище для искалеченных. Последний рубеж для обречённых. Войди, сними капюшон. Сделай ещё пару шагов. Один, два... Один, два. В церкви тихо и, Фрэнк бы сказал, холодно. Упади на пятую лавочку слева, как всегда. Преклони колени. Как всегда. - Хэй, привет, - ну да, может, слишком официальное обращение к Богу. - Я тут, опять. Не устал ещё от меня? Наберись терпения, как всегда. - Я не знаю, о чём говорить. Честно. Рей всё говорит, что разговор о проблемах поможет мне. И, вроде бы, всё так. И, вроде бы, я готов рассказывать. Только вот что? О чём? Если так сесть и подумать, всё в порядке. Вот честно. Но что-то явно не так. Во мне. Я не представляю, сколько ещё книг мне нужно прочитать и сколько слов узнать, чтобы описать то, что я чувствую. Фрэнк думает, это поможет. Фрэнк надеется, это поможет. - Эй, ты слушаешь вообще? Оглушительная тишина бьёт по ушам. - Конечно, нет… Знаешь, даже музыка уже не помогает. Все эмоции будто исчезли куда-то. Только паника навещает иногда. Чтобы скучно не было. И мне просто страшно. Страшно стать той марионеткой, что висит в витрине магазина игрушек в центре. Пустая, безжизненная. Хотя, нет. Знаешь, я всё-таки кое-что могу описать. Я потерян. Думаю, так, да. Откуда-то идёт сквозняк, и ноги Фрэнка уже порядком затекли. - Знаешь, боюсь остаться ни с чем, ни за что не зацепиться. Просто быть ещё одной бесцветной тенью. Кажется, будто всё ушло, ничего не станет как прежде, потому что прежде ничего и не было. Ничего не выходило. Молчание душит. - Если ты такой добрый, просто дай мне поверить. Хоть во что-то в этом сраном мире. Хоть в тебя. И только тишина в ответ. Только она одна его понимает. Раз, два… Раз, два… - Я разговариваю сам с собой, не правда ли, святой отец? Раз, два… Раз, два… Мужчина, с изувеченным телом. Мечтатель, рисующий лучший мир. Священник, создавший свою церковь веры. Когда две ладони ложатся на сутулые плечи, становится легче. - На сегодня хватит, Фрэнк. Пойдём. И снова: шаг, другой… Шаг, другой. Ровно пятнадцать шагов до тяжёлой двери, ведущей в коридор, и сорок по нему, ведущему в тёмную комнату священника, что идёт сейчас впереди парня, немного младше его самого. Джерард всегда удивлял Фрэнка. Холодный, спокойный, сочувствующий, расчётливый, страстный, мягкий, нерушимый. Что-то в нём влекло парня и придавало спокойствия, вселяло небольшую надежду. Может, всё дело было в постоянном, нерушимом порядке проповедника. Вокруг него всегда царила аура порядка, знания, как разгребать всё то дерьмо, что люди скидывают на него. Это проявлялось везде: в его комнате, в его церкви, в его движениях, речи, мыслях. Этакий ян для инь Фрэнка. Войди. Сядь на стул возле стены. Как всегда. Наблюдай. Джерард подаёт парню стакан воды и садится напротив. - Ну что, Фрэнк, как всё прошло в этот раз? Тебе лучше? - Не думаю, пастор. Видимо, бог не любит спешить, - Фрэнк улыбается еле заметно, вежливо. Поставь пустой стакан на стол рядом и поблагодари пастора. Как всегда. Джерард только понимающе качает головой и забирает стакан. Комнату заполняет немного неловкая тишина и память о том, чего не должно быть между священником и прихожанином. Но у Джерарда своя религия, немного изменённая, и Фрэнк отчаянно цепляется за неё, как за спасительную соломинку. - Святой отец, я согрешил, - Фрэнк медленно встаёт и подходит к священнику. - Не стоит, Фрэнки. - Простите. Фрэнк буквально выдыхает слова в губы пастора и тянется за спасительной соломинкой (поцелуем). Губы пастора не такие мягкие, как у принцев в сказках, но парень более чем доволен, когда священник исследует уже знакомое пространство его рта с новым усердием. Заключая его лицо в ладони, Джерард подталкивает парня назад и садит на стол, целуя горячо и страстно. Фрэнк кусается, трётся промежностью о Джерарда, и тот, не выдерживая, стягивает с парня толстовку, а затем и футболку. В ту же кучу летит и рубашка его самого, и джинсы Фрэнка. Осторожно проводя пальцами по оголённым плечам, Джерард целует его шею и ключицы, пока парень нервными движениями снимает со старшего брюки, да и всё остальное, что мешает ему и Джерарду. Вот, что нужно Фрэнку. Тактильные прикосновения сносят голову, и он готов сделать всё, чтобы остановить время. - У тебя всё с собой?- шепчет священник ему на ухо, и тот кивает. В его рюкзаке всегда найдётся презерватив и немного смазки на случай, если ему захочется наведаться в церковь. Джерард раскатывает презерватив по стоящему колом члену и растягивает парня, пока тот, поскуливая от нетерпения, обвивает руки вокруг его шеи, облизывает сухие губы в предвкушении этого ощущения пастора внутри себя. Своеобразный способ заполнить пустоту. - Да трахни уже меня, - терпение Фрэнка на исходе, и Джерард входит в него резко и полностью, выбивая из парня дух при каждом толчке. Фрэнк царапает спину и стонет как последняя шлюшка, но никто из них не беспокоится об этом, ведь мало кто знает об этой спрятанной природой церкви, да и вряд ли кто-то придёт сюда в позднее время. - Ещё, - просит младший, опуская одну руку к ягодицам проповедника, исследуя немногочисленные шрамы неизвестного происхождения по всему телу, и Джерард откровенно грубо трахает его прямо на столе в собственной келье, пробуя Фрэнка на вкус, засасывая кожу на белых плечах. Они оба на грани, и с новым толчком Фрэнк с пошлым стоном обильно кончает на живот священника, а за ним и Джерард. Опуская голову на его плечо, Фрэнк выдыхает: - Я согрешил, святой отец. Его затыкают грубыми губами, и он, прижимаясь разгорячённым телом непозволительно близко, разрешает себе расслабиться. Всё ещё сидя на столе, который Фрэнк уже считал собственным, он ленивым, немного сонным голосом спрашивает: - Можно я сегодня переночую у тебя? Джерард улыбается и в знак согласия кивает, застёгивая пуговицы чёрной рубашки. Он расстилает собственную кровать для Фрэнка и накрывает его худое голое тело, когда парень засыпает, едва коснувшись твёрдой подушки. - Когда-нибудь ты проснёшься и примешь себя таким, какой ты есть. И это будет началом твоей новой жизни, Фрэнк.