Комната без номера

      Стоя в коридоре общежития около двери своей будущей комнаты, я угрюмо наблюдал, как снуют туда-сюда незнакомые девчонки и парни. Слушал громкие оклики, смех, из комнаты рядом звучала забористая, агрессивная ругань. Шум стоял запредельный.       Это третий, общий для обоих полов этаж. На первом никто не живёт, там находятся душевые, читальный зал, кабинет коменданта и вахтёров, и ещё какие-то подсобные помещения; на втором обитают лишь девушки, на последних двух — исключительно парни. Только третий этаж является чем-то вроде издевательства, аномальной зоны для отбросов общества. Нет ни ремонта, ни кондиционеров, даже кабинки в туалете самые убогие из возможных. Не могу понять, где так сильно накосячил в жизни, и за какие грехи оказался в такой глубокой заднице.       В студгородке я всего первый день, но уже наслушался историй, что третий этаж пятого общежития — это чёрная дыра для неудачников, и что я просто «счастливчик», раз буду там жить. А если учесть, что меня заселили сюда одним из последних, всего за сутки до начала занятий, то комната мне досталась самая «шикарная». На двери даже нет номера, я теперь полностью вне системы.       — Ваши апартаменты, сэр, — язвительно бросил староста общежития, швырнув мне ключ от комнаты и, развернувшись на каблуках стоптанных туфель, собрался уходить, оставив меня около двери.       — Ты шутишь? — окликнул я его. — Это что, подсобка? А настоящих комнат нет?       Всё ещё хуже, чем я себе представлял.       — Да, чувак, будешь жить со швабрами, вёдрами и пауками, — староста поморщился, посмотрел на часы, и всё же соизволил объясниться. — Не будь ты асоциальным проблемным подростком, тогда не попал бы сюда, так что, нехер жаловаться. Вас, первогодок, в этом году как тараканов. В комнатах и так по пять человек селят, а по санитарным нормам должно быть максимум по четыре. Ты приехал последним, так что радуйся, что вообще нашлось место, где есть кровать, и тебе не придётся спать на полу шестым. Кстати, по сравнению с остальными, будешь жить как король. Вас там всего двое.       — Двое? Двое в этой каморке? — вытаращился я в шоке и задышал чаще, стараясь успокоиться. Так, чувак, спокойно. Считай до десяти…       Пока я переваривал новость, староста свалил, оставив шлейф отвратительного дешёвого одеколона. Ну да… я же не в элитном колледже где-нибудь в Англии, тут всё такое — отвратительно дешёвое.       Я снова с опаской уставился на дверь. В ответ дверь уставилась на меня застарелыми и вполне свежими царапинами. Над замочной скважиной чёрным фломастером размашистым почерком было выведено «хуй», а для тех, кто не умеет читать и предпочитает картинки, рядом располагался вполне себе анатомически достоверный рисунок. Чтоб у тебя, Пикассо хренов, этот самый хуй отпал.       Чувствую, следующие несколько лет мне будет очень весело. Зато моя комната — эксклюзив. Ни у кого такого отстоя больше нет. Тяжело вздохнув, подумал о той, что мне это всё устроила.       Вот спасибо тебе, блядина, век не забуду. Удружила. Подставила. Сделала так, чтобы устранить меня с поля боя и заполучить в свои загребущие руки всё, до чего сможешь дотянуться. Сама, небось, сидишь в чужом кабинете и элегантно подпиливаешь свои ведьмовские коготки пилочкой, а я в это время буду жить в кладовке с тараканами.       Я хлопнул себя по щекам.       Ким Тэхён, соберись! Не будь размазнёй. Стоять в коридоре можно ещё долго, но от этого ничего не изменится. Я набрал в лёгкие побольше воздуха и потянул дверь на себя. Она поддалась не сразу, но затем, противно скрипнув, внезапно легко распахнулась, чуть не заехав мне по носу. Сдержав рвущиеся наружу маты, уставился в недра своего нового жилища. В горле образовался противный ком, я его сглотнул, и он тяжёлым кирпичом свалился куда-то в район желудка.       К моему удивлению, комната оказалась не совсем крошечной, просто маленькой, с большим громоздким шкафом, перекошенным столом, одиноким стулом и единственной кроватью, на которой в позе лотоса сидел мой будущий, теперь уже нынешний сосед, и что-то листал на смартфоне. Единственное, чего он меня удостоил — недовольный взгляд исподлобья. Потом продолжил пялиться в телефон. Сразу видно, что человек очень приветлив и рад знакомству. Какая прелесть.       Я продолжал стоять на входе, оценивая великолепие апартаментов, как он недовольно бросил:       — Дверь закрой. Из коридора куревом тянет.       И опять уставился в телефон. Внутри меня всколыхнулось раздражение, я едва сдержался, чтобы не нагрубить. Я уже убедился, что в студгородке все вопросы решаются быстро и кроваво. Сам видел сегодня: слово за слово, и начинается мордобой. Не хотелось бы в первый день расквасить ему нос, а потом сделаться врагами на все учебные годы.       Хлопнув дверью, я бросил чемодан на пороге и швырнул рюкзак на стул, поверх светлой рубашки соседа. Провокация не удалась, тот и бровью не повёл. Наивно поискав глазами ещё одну кровать, впрочем, было очевидно, что её здесь нет, я прямо спросил:       — Вторую кровать потом притащат? Или самому надо идти выбивать у коме́нды?       Сосед поморщился, как от зубной боли, а я почувствовал себя идиотом.       — Ты что, тупой? — на приятные слова парень не скупился. — Ты её себе на голову поставишь? Видишь тут свободное место? Эта — на двоих. Впрочем, можешь спать на полу, я только «за».       — Ты мне тоже очень «нравишься», — сквозь зубы процедил я и растянул губы в зловещей улыбке. — И раз ты первый здесь появился, то я любезно позволю тебе выбрать место, где будешь лежать — около стены или с краю? — продолжая скалиться, любезно поинтересовался я, в душе желая сдохнуть всем живым существам в округе. Желательно — мучительно.       Парень прыснул, на мгновение озарив хамоватое лицо весёлыми глазами полумесяцами, но через секунду снова стал серьёзным.       — У стенки, конечно. Видишь, тут лежит моя подушка, — он похлопал по ней рукой, на миг оторвавшись от телефона. — А с этой стороны из окна дует. Так что, надевай трусишки потеплее, не простуди простату, — он явно насмехался. Я почувствовал себя немного оскорблённым, поэтому решил не оставаться в долгу:       — Отлично. Я не нежный, так что мне ничего не грозит.       Один-один, придурок.       Он сжал губы в тонкую линию, но промолчал. И с места не сдвинулся, продолжая сидеть посреди кровати.       В комнате оказалось на удивление чисто, кривая форточка была открыта, причём видно, что выдирали её с корнями — на подоконнике валялось несколько гнутых ржавых гвоздей, зато теперь в помещение поступал свежий воздух. К сожалению, это длилось до тех пор, пока не открывалась дверь в коридор, и тогда в комнату неслась вонь дешёвых сигарет и зассанного туалета, с которым мы слишком близко соседствовали. Очень хотелось курить, но пронести в общежитие мне удалось всего две пачки, причём одна початая, а я давно хотел бросить… Покрутив пачку в руках, я швырнул её назад в рюкзак и принялся исследовать комнату с целью пристроить немногочисленные вещички.       Шкаф был древним не только на вид. Он наверняка пережил много поколений студентов. Сомневаюсь, что даже в музее можно найти подобный антиквариат. Я лишь коснулся дверцы, как она, словно заскучавшая по ласкам возлюбленного девица, свалилась мне в руки. Зеркало с огромной трещиной было криво заклеено синей изолентой, и я суеверно отвёл глаза, чтобы ненароком в него не посмотреть. Мне и так хватает несчастий.       Разложив скромные пожитки на полки, я тяжело выдохнул. Дома осталась куча шмоток, в которых точно будет копаться та сучка и её шизанутый на всю голову ублюдочный спиногрыз. К счастью, несколько чемоданов с вещами мне привезёт хён, но это будет не раньше, чем через месяц, когда он будет тут проездом.       Задумавшись, опёрся о стол, чего ни в коем случае не стоило делать, иначе у него подкашивались ножки, и я всё же выругался, когда от неожиданности чуть не упал. Стул я исследовал осторожней, неаккуратно забросив на его спинку уже изрядно помятую рубашку соседа. Стул оказался обычным, вроде надёжным, но пиздец каким скрипучим.       Единственной новой и нормальной вещью в комнате была кровать. Если, конечно, лежать на ней одному. До двуспальной она не дотягивала и шириной была сантиметров сто двадцать. Как на ней должны помещаться два здоровых, совершенно не переваривающих друг друга лба, я не представлял. Нам что, в обнимку спать? Не могли отдать это чудо какой-нибудь парочке? Если подумать, кровать можно выменять на две поу́же, и даже если их совместить, в комнате останется место. Но… не откроется дверь. Тогда можно переставить шкаф и… выставить его за дверь.       У меня заболела голова.       Обшарпанные стены, старая поломанная мебель, унылый недружелюбный сосед — всё это словно девятый круг ада, повергло меня в настоящую депрессию, и я захотел завыть волком, белугой и прочими ранеными животными. Но вместо этого я оседлал стул задом наперёд и, чиркая зажигалкой, уставился на соседа. Мне срочно требовалось на что-то отвлечься.       Чем дольше я пялился, тем больше он начинал нервничать. Вскоре маска невозмутимости окончательно треснула, по экрану смартфона он стал тыкать как-то хаотично, облизнул губы, дёрнул плечом, а потом, пытаясь удержать голос спокойным, заявил:       — Если не перестанешь таращиться, я тебе вмажу.       — Да что ты говоришь, — ехидно протянул я, довольный произведённым эффектом. — Пока я тут шарился, ты пялился на меня, теперь моя очередь.       — Я не пялился, — голос у парня всё же дрогнул, и он нервно закусил губу. А ничего такие губки: пухленькие, будто девчачьи, на вид нежные и вкусные. Тьфу, на такие мысли.       — Да ладно? Уверен, мне не показалось, — продолжил напирать я.       Парень поднял на меня взгляд, в котором явно можно было прочитать, что я его заебал, и он очень не хочет тратить на меня время.       — Слушай, у меня нет никакого желания с тобой мило болтать, — его голос был наполнен отвращением. — Я провёл несколько восхитительных дней в одиночестве и очень надеялся, что оно продлится немного дольше. Но раз уж так вышло, что появился ты, то дай мне спокойно и без лишних разговоров переварить своё горе. Просто отвали. Пожалуйста.       В последнем слове было столько жёлчи, что я чуть не отравился. У него действительно не было желания знакомиться, а я, хоть натура и компанейская, не знал, чего ожидать от человека, попавшего в такую школу, да ещё и в «камеру-одиночку». В себе-то я уверен, а вот он, может быть, убийца малолетний или агрессивный шизоид, от которого избавились перепуганные родители. Вот сейчас сидит такой весь миленький, добренький, а ночью мне заточку в почку…       И, судя по красноречивому взгляду, эта заточка у него хранится прямо под подушкой…