so easy

red velvet — russian roulette nct dream — la la love

У Джено на запястье цветет аккуратный красный тюльпан, будто едва завершенная татуировка, и у его соулмейта такая же яркая, ничуть не темнее даже на смуглой коже, только разноцветная и в форме кубика Рубика. Донхек — он самый — весь из себя безобидная пушинка, ребенок даже, и Джено бесконечно рад, что защищать коллекционера свежих и сухих тюльпанов выпала честь именно ему. Донхек приходит к началу урока позднее всех мило улыбается в ответ на ежедневный утренний комплимент от Джено, пока Марк позади засовывает два пальца в рот и издает характерные звуки, заставляя рядом сидящего Хонвона задыхаться от смеха. — Найдешь ты своего любителя марок, — хохочет тот, — дай же ты ему время. — Ага, — скептично фыркает Ли, — знаешь, сколько людей по всему миру собирают эти бесполезные марки? Мой случай безнадежен. Хонвон невесело усмехается и переключает свое внимание на начавшего лекцию преподавателя, потому что спортить с Марком бесполезно, и — чего уж — он ведь прав. Ну серьезно, почему именно марки? Почему нельзя собирать что-нибудь менее очевидное? Минхен вроде и хочет найти своего соулмейта, потому что осточертело пялить на счастливых Джено с Донхеком и слушать рассказы Хонвона о бесполезности собственной пары (на самом деле, он свою еще тоже не нашел, но почему-то твердо убежден в ее ненужности), а вроде и нет, потому что, вероятнее всего, коллекционером окажется какой-нибудь среднестатистический ботаник, помешаный на биологии — потому что кто ещё собирает марки в двадцать первом веке? — Как думаешь, — спрашивает Хонвон после окончания лекции, когда они вдвоем сидят под раскидистым деревом в небольшом парке, — что на запястье у твоего соулмейта? — Уменьшенные копии внедорожников, — не задумываясь отвечает Марк и добавляет: — ну, или аниме-фигурки. Старший всплескивает руками и буквально аплодирует недалекости заранее закатывающего глаза Ли. — Превосходно! Знаешь, сколько в мире таких же идиотов, как ты, которые коллекционируют машинки и вот эту анимешную хрень? Представь теперь, каково твоему соулмейту! Марк незаслуженно лупит друга; он все два года их общения не упоминал о самой большой, главной и любимой коллекции — необычной, к слову, в отличие от самых обычных марок, и которая уж точно запечатлена на запястье у его настоящей пары. *** Оказывается, все не так плохо. Марки, конечно, оказываются не самыми обычными, но Марк этого бы и не заметил, если бы не умная голова Донхека (они не друзья даже, но младшенький такой добрый и хороший, что готов бескорыстно помогать всем подряд). — А ты не пробовал через лупу посмотреть? Вдруг там что-то есть? — говорит однажды он, не пытаясь противостоять ладони Джено, разгуливающей по плечам и спине. Марк говорит, что он что, по-вашему, совсем дурак, чтоб за восемнадцать лет жизни и год наличия метки что-то там не разглядеть, уходит под идиотским предлогом и только по возвращению домой на самом деле ищет увеличительное стекло. Ему приходится перевернуть целый отдел большого комода, чтобы найти его, и в итоге выходит: Марк смотрит на пока еще черно-белую метку на запястье сквозь лупу. В небольших черных квадратиках виднеются очертания очень и очень знакомых Марку персонажей из любимого мультика. Маленькие мордочки муминов только и состоят что из глазок-бусинок, носов и ушек. Марку смешно. Он с легким сердцем берет телефон в руки, чтобы обязательно рассказать Хонвону об этом, даже заносит палец над клавиатурой для написания сообщения, но прерывается: об этой стороне Минхена лучше никому не знать. Кроме его соулмейта — потому что слишком личное. Марк откладывает телефон в сторону и достает из-под кровати большую, просто гигантскую фиолетовую коробку весом в три килограмма точно. По-отцовски трепетно кладет ее на ту же кровать и только потом открывает, являя взору огромную коллекцию плюшевых игрушек разного размера, дизайна и возраста. Вот только каждая из них олицетворяет собой схожих друг с другом персонажей — белых бегемотиков с глазками-кнопочками, таких же, как и на метке. Марк только надеется, что его соулмейтом не окажется какой-нибудь ребенок, взросления которого ему придется ждать лет пять, если не больше, и думает, что вот и подвернулся ему шанс посетить то самое единственное место во всем Сеуле, где можно найти любой мерч с любимыми персонажами только по воскресеньям — мумин-кафе. *** В полдень он уже доедает вторую порцию ванильного мороженого и считает себя полным придурком, раз уж ему в голову взбрела подобная чушь: но Марк отступать не привык, потому что мужик, и плюшевые игрушки под кроватью никак не влияют на этот факт. Хонвон уже дважды переспрашивал, где носит задницу Марка в такую рань (шёл первый час дня), на что младший в ответ отправлял картиночку с котиком и средним пальцем. Перед глазами то и дело мелькали счастливые дети с их несчастными родителями и обязательно фиолетовый фон этого помещения: все было в этом тоне, даже форма двух кассирш, которые, к слову, уже дважды как-то странно посмотрели на Марка и пошептались между собой. Тот внимания решил не обращать, он здесь не за этим, да и в самом деле не очень повседневно наблюдать относительно взрослого парня (восемнадцать как-никак, а ростом можно здания измерять) в детском кафе. Марк снова отвлекается на телефон, чтобы ответить уже Джено («че по алгебре» — «ты дебил мы в разных классах» — «да пошёл ты»), мученически вздыхает, откладывает телефон и возвращает взгляд к кассам. Но вместо детей, от мельтешения которых в глазах уже двоилось, видит высокого парня, чьи волосы выкрашены в русый. Он одет в явно большую ему белоснежную футболку и светлые джинсы, и уже это кажется Марку подозрительным — нельзя выглядеть так хорошо, если ты не Донхёк. — Ренджун-и, — весело приветствуют его кассирши, и это не менее странно, — поздновато ты сегодня. Как твои дела? Парень по имени Ренджун ярко-ярко улыбается, обнажая выходящий из ряда зуб (очаровательно, как ни странно) и начинает говорить, чем выбивает Марка полностью. — Привет, Сыльги-нуна, привет, Йерим-нуна, — здоровается он, — у меня всегда все хорошо! А как вы, как Тэён-хён? Ренджун ведёт с работницами непринуждённую спокойную беседу, пропуская вперёд себя нескольких посетителей. Когда те отходят, они возвращаются к разговору. Марк думает, что готов послать всех этих соулмейтов и жениться на прекрасном незнакомце с ангельской внешностью и голосом прямо здесь и сейчас, как вдруг девушка, которую Ренджун назвал Йерим-нуной, бросает взгляд на Марка и тут же отводит, встречаясь с его. Она начинает говорить с Ренджуном тише, и Минхен хмурится; Ренджун смеётся и качает головой. — Держи, это твоё, — говорит Сыльги, протягивая парню маленькую коробочку. Марк опускает голову вниз и улыбается по-дурацки, стараясь не привлекать к себе внимания. Это та же самая упаковка, которую Минхен видел на витрине часом ранее: марки. Как все было, оказывается, легко. И пусть Хонвон подавится своими словами о неверии в судьбу и соулмейтов. Даже если соулмейт Марка — парень, он ни разу не расстроился. Как вообще можно расстроиться такому соулмейту? Минхён уверен, что Ренджун потрясающий. Но окончательно его добивает следующее: Ренджун вместе с оплатой за марки передаёт работницам белый картонный пакет и прежде, чем те начнут говорить, перебивает: — Возражения не принимаются, я сам их сделал, — он смущённо чешет голову, — мама сказала, что вышло вкусно, и я решил поделиться с вами, вы же без перерыва работаете… Там и для Тэён-хёна есть. Кажется, что кассирши готовы то ли расплакаться, то ли затискать Ренджуна до смерти, но его спасают следующие посетители и кассирш хватает только на искреннюю благодарность: ему большего и не надо, он прощается и идёт на выход. Останавливается почему-то у двери и смотрит прямо на Марка (сердце того пропускает удар, Ренджун не только добрый и заботливый, он ещё и красивый), улыбается коротко (лучезарно, секундно), и тут же покидает кафе. Марк подрывается с места, едва осознаёт, что может упустить того, кого искал целый год. Метка на его запястье все ещё черно-белая, но он не придаёт этому значения, как и тому, что абсолютно точно слышал смешки догадливых кассирш, едва встал за Ренджуном. Парень в светлой одежде находится прямо за поворотом и идёт по оживленной улице. Марк ступает сзади, не теряя в толпе единственную русую макушку, догоняет его и говорит второе пришедшее на ум: — Что было в пакете? Твою ж ма-а-ать. Нет, это, конечно, лучше, чем первое пришедшее «привет здравствуйте я твой соулмейт, как насчёт пожениться», или… ну или нет. Хотя Ренджун, кажется, не особо расстроен: он улыбается снова, но не останавливает шаг. — Пирожные. Я люблю готовить, — говорит он, и добавляет: — и собирать марки с муми-троллями. — Я знаю. Марк берет его за руку и заводит под навес цветочного магазина, прежде чем вскинуть своё запястье и показать метку. Марк улыбается тоже, хоть и не знает об этом, а Ренджун неловко показывает своё запястье с изображением муминов. Обе метки окрасились в фиолетово-белые краски. — Ты не похож на того, кто коллекционирует муми-троллей, — неловко усмехается Ренджун и опускает голову. — Ты не представляешь, через что мне пришлось пройти весь этот год, чтобы найти тебя. Поэтому тебе придётся любить меня до гроба и соглашаться ходить на свидания. Можешь начать прямо сейчас. — Только год? — удивлённо вскидывает брови Ренджун, — а у меня эта метка лет десять… и да, я бы сходил в кино завтра, если ты свободен. — Я с детства муминов люблю, — пожимает плечами Марк. Ренджун смеётся заливисто и треплет его за щеки, совсем осмелев, — эй, перестань, это я должен с тобой делать! — Но ты такой милашка, — хохочет Ренджун, — и, ой… А как тебя зовут? Марк смеётся вместе с ним, прежде чем назвать своё имя и проводить до дома. У подъезда он берет номер телефона парня и обещает обязательно позвонить вечером. Уже дома после длинного разговора (два с половиной часа) Марк засматривается на свою — наконец, окрашенную — метку с марками, где теперь отчетливо видны мумины, и совершенно не жалеет о том, что когда-то в далекие восемь лет принял решение собирать коллекцию плюшевых муминов — половину из них он подарит Ренджуну, и много разного ещё — помимо своей любви и заботы — обязательно, тоже.