If you got beauty, beauty, just raise 'em up Если тебе есть что показать, просто не скрывай это, 'Cause every inch of you is perfect Ведь ты совершенен до мелочей, From the bottom to the top С макушки до пят.
Сандвик абсолютно откровенно признавал, что да, он не худой. Кубиками похвастаться он не мог — да даже обычно плоским животом. Щеки, с сохранившейся линией скул, постоянно краснеющие от смущения или физической нагрузки. Но больше всего он не любил свои бедра. Округлые, слишком большие для парня. Да и задница — только в семью Кардашьян вступать. Но Тарьяй не отчаивался. Вкусы у всех разные, и он кому-то по вкусу придется. Обязательно. Может, этот кто-то тормоз просто. Ти был готов подождать. В том-то и дело, что «был». Продавец в пекарне очаровал его одной улыбкой — обнажив белые ровные зубы, с сильно выступающими клыками. И высокий очень, даже стоя за прилавком. И Тарьяй завидовал — он-то шарик на ножках какой-то. Посещение пекарни было делом ежедневным. Ну больно-то там булочки с маком и ежевикой вкусные. А уж этот красавчик — план второй.***
— Вы уже наш постоянный клиент, — продавец миленько улыбается, протягивает заветный пакетик. А у Ти сердце ухает куда-то вниз. Это звучит как замечание. Мол, какой он жирный, ходит вечно, наедает еще больше. Зависает, моргает часто, прогоняя непрошеные слезы. — Хэй. — М… Да, спасибо. — Сандвик почему-то чувствует себя униженным. Поспешно выхватывает заказ и вылетает из заведения. А ведь раньше остался бы. Сел бы у окна, кушал да смотрел на снующих людей. И на красавчика, конечно… На парах мысли мучают его еще больше. Все фразы друга пролетают мимо ушей, он ловит очередную двойку и пропускает подачу — мяч врезается прямо в лоб. Ти физкультуру не любит. Преподаватель смотрит всегда жалостливо, а он старается, краснеет, как помидор, но не сдается. Одногруппники по взглядам не отстают. Сандвик постоянно натыкается то на сочувственные, то на злорадные, то на равнодушные. Будто сверлящие его тушку глаза как-то помогут. И мысленно посылает большинство из них к черту. На обеде Сандвик кушает все, что взял в пекарне — любимые булочки. Друг ворчит рядом, разламывает их и забирает себе, с удовольствием поедая. Почему-то вспоминается продавец с его вечно счастливыми глазами и искренней улыбкой. Тарьяй тоже любит улыбаться, но при красавчике старательно этого не делает — демонстрировать второй подбородок не хочется.***
Несмотря на копошившуюся обиду в груди, Тарьяй на следующий день вернулся в пекарню, где красавчик будто только и ждал его прихода. — Погоди! — Парень схватил его за руку, и Ти вздрогнул, ощущая даже сквозь ветровку тепло ладони. — Ч-что такое? — Щеки опять начали алеть. Предатели. — Мне кажется, я тебя обидел, и с радостью заглажу свою вину. Меня Хенрик зовут, — улыбнулся продавец, и Сандвик нахмурился. — Вообще-то, у тебя на бейджике написано имя… — Ах, точно! Я просто немного волнуюсь. Могу сделать тебе свои фирменные пироженки, как ты на это смотришь? Покушаешь их со мной. Я правда не хотел тебя обидеть, — Холм умоляюще посмотрел на него, явно используя какую-то магию, потому что в следующее мгновение Ти уже кивал, как китайский болванчик. И во что он, блять, вляпался? Надо будет сметану купить — намажет щеки, чтоб противный румянец не было видно. Эх, как тяжело быть таким красивым и большим…***
Они встретились на выходных, как и договаривались. Тарьяй испытывал смешанные чувства — вроде и хотелось, чтоб тот не пришел, но было бы и чертовски обидно, если бы вообще забыл про встречу и глупого юношу. — Итак, мои специальные пироженки по особому рецепту, — Хенрик подмигнул ему и достал целую коробку, ставя ее на стол и открывая. — И ты, кстати, даже имя свое не назвал… — Т-Тарьяй, — смущенно буркнул парень, обращая внимание на сладости. Выглядели они, конечно, обалденно. Даже пахли шоколадной крошкой и карамелью. Ну как тут себе любимому откажешь? — Очень приятно. — Хмыкнул Холм и стал с удовольствием наблюдать за Сандвиком, не обращающим внимание на пристальный взгляд. Несмотря на свою полноту, Ти казался ему очень красивыми — с талией, заметными скулами и пропорциональным телосложением в целом. А калории можно и сексом сжигать, если захочет… Они просидели до самого вечера, болтая на самые разные темы. Тарьяй вдруг открылся ему, рассказывая истории про университет, про друзей и про знакомых. Он жестикулировал, восклицал и вообще смущенно краснел каждый раз, когда поднимал глаза на Хенрика. А тот любовался, стараясь не пропускать слова мимо ушей… На прощание Холм поцеловал его в щеку, из-за чего получил пылающий стеснением взгляд. Ти быстро попрощался с ним и сбежал, чувствуя, как кожа до сих пор горит от прикосновения пухлых губ. Хенрику только и оставалось думать всю ночь, что кожа у парня мягкая, будто кремами каждый день мажется.***
Встречаться они начали незаметно. Это было как само разумеющееся. Просто в один момент Хенрик поцеловал его, приобняв за талию. Тарьяй не отталкивал, не возмущался, только прижался посильнее и углубил поцелуй. Давно забытые комплексы будто заново выплывали наружу. И Холм с ними боролся, шептал Ти, что он — самый красивый для него, что он любит его за все, включая фигуру и характер. Любит просто потому, что Тарьяй это Тарьяй. Тот утыкался смущенно носом в грудь и верил этим словам. Не верить собственной Вселенной — глупость полнейшая. Их первый раз случился спонтанно. Хенрик просто не выдержал, прижал к стенке и чуть по яйцам не получил за такие проделки. — Сладкий мой, самый-самый красивый мальчик, — нашептывал Холм на ухо Тарьяй, все больше расслабляя его. — Ты лучше, — тихо отвечал тот, чувствуя, как обнажается все больше кожи. И эти ласки будто закапывали все комплексы, помещали под огромный слой бетона. Тарьяй выгибался навстречу, с радостью принимая каждое прикосновение и впитывая в себя образ такого Хенке — возбужденного, настолько желанного. Холм взял его аккуратно, нежно. Оглаживал бедра, целовал красные щеки и уши, ласкал стоящий член.***
Хенрик его не стеснялся. Познакомил с друзьями, открыто проявлял свои чувства и вообще раскрывал Тарьяй, который и сам не знал, что у него есть такие стороны. Ежедневно Холм делал для него те самые пирожные и ежедневно они занимались любовью. А еще Тарьяй как-то ляпнул, что знал, что его судьба будет тормознутой. Получил за такие слова подзатыльник. Состроил грустную моську, и ему тут же подарили сотню извиняющихся нежных поцелуев по всему лицу. А ночью Хенрик заявил, что никакой он не тормоз, подкрепив все это весомыми доказательствами. Тогда же Ти и выстонал согласие с ним — никакой Холм не тормоз. А потом Хенрик признался, что он, вообще-то, пекарней этой владеет. Получил обиду на целых два дня, а на третий — расцарапанную спину и вылизанный член. Сандвик — покрасневшую от шлепков задницу и несколько крупных отметин на шее. И пусть Тарьяй не скинул, даже прибавил — килограммов восемьдесят с ростом в сто девяносто три сантиметра. И пусть жалостливые взгляды никуда не делись. Теперь это не важно. Главное, что его Вселенная смотрит на него самыми влюбленными глазами. Главное, что они вместе.