Пропущенные страницы.

Дождь хлынул неожиданно. Мгновение назад солнце сияло, и птицы звонко щебетали у них над головами, а теперь Лукреция чувствовала холодные капли, стекающие с высоко убранных волос на затылок вниз под одежду. На ней сегодня было ее любимое платье из темно-зеленого бархата, расшитое золотыми лилиями, специально изготовленное для прогулок на лошадях. Она поежилась и, хохоча, вскочила с травы, чтобы собрать фрукты, сыр и вино, которые они прихватили с собой в надежде устроить пикник. Какая жалость, что погода нарушила эти планы. Чезаре помог закинуть провиант в корзину, и через минуту они уже были на лошадях. - Назад путь неблизкий, мы промокнем и увязнем в грязи. - Брат накинул капюшон своего черного плаща. - Есть одно местечко неподалеку отсюда, - он лихо подмигнул Лукреции, - мое укрытие. - У тебя есть секреты от меня, Чезаре? – спросила она, натягивая перчатки и усаживаясь в седле поудобнее. - Я же кардинал, сестренка, а у кардиналов должны быть секреты, - с озорным смехом он пришпорил лошадь, и они пустились в галоп против ветра и усиливающегося дождя. Лукреция с нетерпением ждала дня, когда они с братом смогут убежать на денек подальше от пыльного города и темных коридоров Ватикана, и сейчас, сидя в седле, она ощущала свободу и власть над моментом. Ее серебристая лошадь резво несла Лукрецию через долины и рощи, вслед за гнедым брата. Дождь хлестал лицо, бархатный плащ не спасал, туфли промокли, но настроение было чудесное. В ее голове мелькали строки поэм Петрарки, и Вергилия. В каждом порыве ветра она ощущала суровую ласку Юпитера, в каждом раскате грома слышала гнев Сатурна, а впереди скакал ее рыцарь, за которым она следовала как луна за солнцем. К своим годам Лукреция оставалась полна фантазий, проводя множество часов за чтением. Взращенная на новеллах, поэзии, мифах и легендах - в них она черпала знания о жизни и любви. Со скрежетом ее фантазии ложились на реалии их новой жизни. Как много противоречий, как много вопросов! А она желала узнать законы мироздания, изучить суть всего вокруг. Лукреция знала куда идти за объяснением, у Чезаре всегда был ответ на любой ее вопрос. Из-за стены ливня видно было только развевающийся на ветру плащ брата. Он был для нее как путеводная звезда, ни раскаты грома, ни молнии рассекающие небо, не пугали Лукрецию в этот момент. Их связывала невидимая прочная нить, сколько она себя помнила. Они всегда были вместе; играли, разучивали танцевальные па, дурачились, строили козни, болели, праздновали Пасху и Рождество, вместе обижались на родителей и готовили им подарки на дни рожденья. Когда ночи становились сырыми и страшными от ветра, воющего за окном, Лукреция на ощупь в темноте находила дорогу в комнату брата. Он никогда не злился, когда она будила его посреди ночи, забиралась под одеяло и пыталась согреть свои заледеневшие ступни об его всегда горячее тело. Чезаре только еще плотнее укутывал ее одеялом, прижимал к себе и сонным голосом убаюкивал доброй сказкой. Когда Чезаре пришла пора отправиться учиться в университет Пизы, и они подолгу не виделись, брат и сестра постоянно держали связь письмами. Она поразилась, каким брат вернулся из Пизы, совсем не тем мальчишкой, которого она помнила. Он всегда был хорошо сложен, но сейчас Чезаре превратился в молодого мужчину, статного, грациозного. Одежды епископа скрывали его фигуру, но не рост, он был высок и строен как кипарис. Черты лица его стали жестче и острее, он отрастил довольно длинные кудри и в целом стал совсем взрослым. Брат был на четыре года старше, и она всецело доверяла его суждениям. У него можно было спросить о чем угодно и незамедлительно получить ответ. У него даже можно было разузнать то, о чем не спросишь у матери, рассказать сплетни города и разведать все новости Ватикана. Лукреция была счастлива, когда отец стал понтификом, она думала, что теперь их семья будет свободной и уважаемой, им перестанут вспоминать испанское происхождение, и они смогут жить как им заблагорассудится, но как же она ошибалась. Теперь им приходилось делать то, что повелит папа, и все ради блага семьи, как он говорил. Ее уютный мирок, где они жили одной большой и дружной семьей, рушился. Отец приобрел для мамы отдельный палаццо в Риме. Оказалось, прошлое куртизанки не позволяло донне Ваноцце появляться в обществе понтифика, хотя весь мир знал, кем она приходилась Родриго Борджиа. А сам Папа завел любовницу Белла Фарнезе и поселил ее прямо в Ватикане. Там же были покои для всех детей понтифика, но Лукреции больше нравилось жить в теплом доме матери. Она негодовала на отца, за то, как тот обошелся с их матушкой, но, глядя на молодую цветущую Джулию, она понимала, что привлекло отца. Понимала, но не принимала. Чезаре, ее любимый брат, всегда такой ласковый с ней, мог быть совсем иным, когда дело касалось блага семьи. Она не раз видела в его выразительных глазах блеск ярости и знала, как опасен он может быть для тех, кто посмеет задеть честь семьи или, упаси Боже, ее собственную честь. С ранних лет он носил острый клинок на поясе, и даже теперь под одеждами кардинала находил возможность спрятать шпагу. До Лукреции доходили разговоры про злодеяния Чезаре, она не верила слухам, брат никогда бы не причинил вред без причины. Их отец стал Папой Римским и сделал Чезаре своей правой рукой, брат должен был отстаивать интересы семьи. Возмутительным для Лукреции было, что Чезаре стал водиться с девицами, а она не желала делить его внимание с кем-либо. Несмотря на свой нежный возраст, она была осведомлена, что мужчины ходят к куртизанкам, но Лукреция надеялась сан священника это гарантия, что брат не станет этого делать и никогда не женится. Но сутана не мешала Чезаре заводить любовниц. Лукреция быстро научилась слушать и слышать, живя в Ватикане. Она умела оставаться незамеченной, нечаянно оказывалась там, где не должна, ей все сходило с рук, никто не воспринимал девчонку как угрозу. У нее повсюду были свои уши в виде служанок, она задабривала их добрым словом, иногда дарила свои сокровища, гребень или маленькую брошь, зависело от важности секрета и от ее настроения. Благодаря своему любопытству Лукреция узнала, что женщины, с которыми водился брат, не были куртизанками, они были из знати - чьи-то жены, чьи-то невесты, сестры. Неудивительно, ему не составляло труда привлечь внимание любой сиятельной леди. Лукреция как-то подслушала разговор братьев, где Чезаре признавался Хуану, как ему по душе завоевание, даже в делах сердечных, на что Хуан шутил, что Чезаре, служителю церкви, просто больше негде воевать, а ему простому солдату амурные сложности не по душе, и лучшие куртизанки Рима всегда готовы приголубить его. В последнее время Чезаре неделями не заходил к ней пожелать спокойной ночи. А она любила это время, когда они могли обсудить события прошедшего дня, помечтать о чем-то, брат мог убаюкать ее как в детстве, рассказать невероятную историю, она засыпала, держа его за руку и тогда сон ее был крепким и спокойным. Но теперь она не смела пробираться к нему в комнату посреди ночи, как в детстве, теперь все было иначе. Как-то раз утром, дом был пуст, мама с младшим братом Джоффре была в отъезде, Хуан только вернулся с очередной попойки и спал беспробудным сном, Лукреция и сама должна была спать в столь ранний час. Но она знала - вчера ночью Чезаре вернулся не один и, съедаемая любопытством, на утро она решила посмотреть, что за девица занимала ее брата. Лукреция на одних цыпочках пробралась через коридор и затаилась во дворике, куда выходило окно брата. Тишину утра нарушало лишь воркование голубей в голубятнике, круглое окно спальни было слегка приоткрыто, казалось, в комнате ничего не происходит. Она, осмелев, подкралась ближе, тут до нее донеслись прерывистые вздохи, у Лукреции самой перехватило дыхание, она остановилась и еще внимательнее прислушалась. Она услышала приглушенный голос Чезаре и сдавленный женский смешок, затем послышался тихий стон, Лукреция смутилась и отпрянула от окна, она присела, почувствовала, как краска заливает лицо, ей не стоило быть тут, нужно было спокойно спать в своей постели, а не подслушивать под окном. Она на секунду зажала уши, ощущая быструю пульсацию в висках. Но она не могла уйти, ее будто сковало, любопытство победило смятение, она снова приподнялась и осторожно заглянула внутрь. Они не видели Лукрецию, и, поняв это, она уже без опаски смогла все рассмотреть. Девица была смуглой брюнеткой, ее бронзовая кожа была одного цвета с кожей Чезаре, ее волосы длинные и вьющиеся рассыпались по спине роскошным водопадом. «Испанка», подумала Лукреция, она не могла разглядеть лицо девушки. Ее поразило, чем они занимались, она, конечно, слышала что-то про брачное ложе, но никогда не представляла себе это таким образом, в ее мечтах все заканчивалось поцелуем в губы. Лукреция поборола смущение и почти с улыбкой наблюдала за происходящим. Их вздохи стали чаще и тела задвигались в каком-то странном ритме, Лукреция подавила смешок, ее отчего-то забавляло их исступление, как они не чувствовали, что за ними наблюдают. Должно быть это приятно, раз они так увлечены, возможно даже лучше чем поцелуи? Она снова отодвинулась от окна, ей хотелось как-то привлечь внимание брата, нарушить эту странную пляску, ведь всю ночь они были заняты тем же, подумала она. От этих мыслей кровь снова загудела в ушах, в этот раз от возмущения, а не от смущения. Когда она снова заглянула, Чезаре уже одевался в свою черную сутану, тогда он еще не принял сан кардинала и не носил красное. Он посоветовал даме выйти через черный ход, та заметила, что Чезаре не был похож на церковника прошлой ночью, на что брат ответил странными на взгляд Лукреции словами, что ночью он тот, кем хочет быть, а днем он должен быть церковником. В этот момент она не выдержала, и постучала в окно, ей надо было прояснить для себя эти слова, и уже через минуту она убегала по двору от Чезаре, который смеясь, обещал наказать ее за шпионство. Но она знала, что наказать он мог, лишь защекотав ее до полусмерти. Брат слишком любил Лукрецию, он прощал ей любые шалости. Очередной раскат грома прервал мысли Лукреции, тем временем они приблизились к лесу и перевели коней на рысь, на открывшейся прогалине показался деревянный домик. - Это и есть то самое место, Чезаре? - прокричала Лукреция сквозь шум непогоды. - Да, это здесь, - он натянул поводья, с привычной легкостью соскочил из седла и помог Лукреции спешиться. - Да ты вся промокла, - отметил он, опустив ее на землю, словно пушинку. – Надо быстрее отвести тебя в тепло, а то еще простудишься, - он взял поводья сразу двух лошадей и повел их под навес. - Перед свадьбой. Отец мне не простит, – криво улыбнулся Чезаре через плечо. Быстро управившись с лошадьми, он взял ее холодную ладонь в свою теплую и сильную руку и увлек за собой по шаткой лесенке в дом. Внутри царила полутьма и приятно пахло древесиной, по крыше гулко барабанил дождь, Лукреция осмотрелась, - А тут мило, - она провела рукой по гладкой деревянной стене, раскат грома заставил ее содрогнуться, - Чезаре усмехнулся, - Трусиха, - он подошел к маленькой самодельной печке, рядом уже были уложены дрова, - Сейчас разожжем огонь и будем сушить твое платье. – Он стал закидывать поленья в печь. - Так скажи, брат, что это за место? Почему я про него не знаю? - Лукреция прошлась по небольшой комнатке, осматривая все уголки. Чезаре присел перед камином и чиркнул несколько раз кремнем. - Домик лесничего, - промолвил он. Огонь начал разгораться, по комнате заиграли веселые блики оранжевого света, - Он переселился в дом поближе к поселению, а мне, как покровителю прихода, оставил этот. – Чезаре поднялся, снял мокрый плащ и отстегнул ножны со шпагой, с лязгом бросив их в угол. Он носил оружие при себе, не смотря на массивный перстень с алым рубином. "Перстень, должно быть, впивается в его ладонь, когда приходиться орудовать шпагой", думала Лукреция. - Бываю тут время от времени, привожу мысли в порядок, в тишине леса. – Он несколько раз провел по мокрым волосам, снимая излишки воды. Она сняла свой насквозь промокший плащ и бросила его на стул у камина, наклонив голову и слегка прищурившись, произнесла. - Своих девиц сюда приводишь? – Его лицо изменилось, он опустил глаза, будто смутившись, подошел к ней и ласково взял ее за плечи, - Сестренка, никаких девиц, ты же знаешь, я теперь кардинал. – Она попыталась возразить, что это не правда, ведь ночью он может быть, кем хочет, но он мягко встряхнул ее, - Тебе надо избавиться от этой мокрой одежды, Лукреция. – В ответ она кокетливо закатила глаза, - Ты лукавишь, брат. – Повернувшись к нему спиной, Лукреция вздохнула, - Тебе придется помочь мне с платьем, ведь тут нет моей служанки. – Он игриво коснулся ее сережки, и терпеливо принялся развязывать ленты и расстегивать крючки платья. По ее спине пошли мурашки от легких прикосновений его теплых пальцев. Довольно скоро мокрые оковы костюма оказались у ее ног - А ты умело справился, - она переступила через платье, и повернулась к нему с улыбкой - У меня есть скрытые таланты, - брат окинул ее взглядом – но твоя сорочка тоже промокла, - он порывисто отошел к огню, отвернувшись. Лукреция залилась румянцем, она осознала, что стояла перед ним почти нагая, влажная ткань сорочки прилипла к коже. Чезаре одним рывком снял камзол все еще стоя к ней спиной, и быстро стянул свою сорочку через голову. - Вот, - он снова вернулся к ней и протянул рубаху – Надень, она сухая – Он отошел и уселся на тахту рядом с камином, снимая сапоги. Блики пламени отражались на его гладкой коже, обрисовывая мускулистые плечи и руки, последние месяцы он проводил много времени в тренировках со шпагой. Лукреция невольно залюбовалась братом, черные непослушный кудри падали на необычайно привлекательное и такое любимое лицо, проницательные темно-зеленые глаза смотрели, казалось, в самую душу. Его облик внушал трепет, его движения уверенные, слегка ленивые, грациозные, в них крылась угроза. Но, не для нее, рядом с ним она была в безопасности. Лукреция неуверенно прошла в самый темный угол, что бы переодеться, ее щеки пылали, она не могла понять почему. - И не вздумай подглядывать, - заявила она, осторожно снимая сорочку, и украдкой глядя на него, он усмехнулся, не поворачиваясь в ее сторону, - Ты не раз подглядывала за мной, сестренка, - Лукреция подавила смешок, стянула мокрые чулки и туфли, и накинула сорочку брата. Ее окутал запах его тела и легкие ноты сандала. Это были новомодные духи, подарок Лукреции на его день рожденья. Она специально заказала их у лучшего мастера Рима; свежий итальянский мандарин, марокканский кипарис, белый мускус и ноты сандала, неукротимая натура и сдержанная роскошь, так обозначил этот букет парфюмер, именно таким она представляла брата. Теперь Чезаре всегда душился ними, скорее для того что бы ее порадовать, и Лукреция любила уткнуться ему в плечо вдыхая этот аромат. - Ну как тебе, - ее голос отвлек Чезаре от тягостных мыслей, которые одолевали его все чаще в последние дни. Надвигающаяся угроза со стороны Франции, интриги Ватикана, борьба с врагами, которые как волки окружали их семью, в этих делах отцу была нужна его помощь и он с готовностью ее оказывал. Но он жаждал большего, он не хотел быть кардиналом, возвышение было ему в тягость, оно отдаляло его истинное желание на неопределенное время. Чезаре всю жизнь мечтал стать гонфалоньером, возглавить армию. Но отец и не думал слушать доводы сына, он все давно решил за него, понтифику нужна была помощь в Ватикане, а возглавлять армию Рима, Родриго назначил своего младшего сына и брата Чезаре, Хуана. А еще Лукрецию надо было выдать замуж и, преодолевая негодование и несогласие с отцом по этому поводу, Чезаре изучал кандидатов, пытаясь найти того, кто принесет наибольшую выгоду их семье. Чезаре поднял на нее глаза и обомлел на мгновение. Она покружилась перед ним на цыпочках, одергивая сорочку пониже. Он не мог оторвать взгляд от ее ног, обычно они всегда были скрыты длинными юбками, а ведь у нее были роскошные стройные ножки. В его рубашке она утонула и казалась такой маленькой и невесомой. Сквозь тонкую ткань были видны очертания ее хрупкого тела. Она была его светлым ангелом, единственным ангелом в которого он верил. Кому-то со стороны могло показаться, что он опекал ее усерднее, чем было необходимо, но кто обвинит брата за то, что, тот заботиться об интересах сестры. Он очевидно слишком любил ее. Чезаре не мог вспомнить, когда это началось, казалось, так было всегда. Эта девочка была особенной для него, такая не похожая на него самого, ведь его кудри были темными, кожа его была бронзовая, в то время как кожа Лукреции сияла жемчужной белизной, волосы ее блестели золотом. Чезаре иногда задумывался, были ли они на самом деле братом и сестрой, может родители что-то скрывали от них, их души были родственными, в том не было сомнений, но почему тогда его любовь не оставалась целомудренной как у брата к сестре. Уже не первый год он боролся с самим собой. Ему всегда хотелось коснуться ее, когда она была рядом, вдыхать запах волос ее было поразительно приятно, в ее больших светло-зеленых глазах он тонул, стоило ей взглянуть на него. У него перехватывало дух каждый раз, когда она оказывалась в его объятиях, а это случалось часто, они любили обниматься. Его взор всегда стремился к ней, как к магниту, в каком бы конце комнаты она не находилась. Разве допустимо брату испытывать такое к сестре. Он знал, что не допустимо, но чувства эти были настолько естественными, будто иначе и быть не могло. Сколько знал себя, Чезаре боготворил ее, она была центром его вселенной, вся его жизнь строилась вокруг ее счастья и благополучия. Никто не смел обидеть ее, никто не смел и подумать плохое о ней, не так что бы он узнал. - Я выгляжу ужасно, брат? – она смущенно посмотрела на него своими ясными глазами и протянула руку, будто пытаясь найти поддержку и он тут же протянул свою в ответ, их пальцы переплелись, легкое касание, казалось, достигает самого сердца - он выдохнул, пытаясь вернуть холодную голову. - Ты… – он помедлил, подбирая слова, - Очень красива, любовь моя. – Он неосознанно ласкал внутреннюю сторону ее ладони своими пальцами, она расплылась в широкой улыбке и уселась рядом с ним. - Но мои колени… как думаешь, они красивые? – она вытянула стройные ножки перед собой и посмотрела на них критически, - Прекрасные колени, - быстро заверил ее Чезаре, он лишь мельком глянул в ее сторону и тут же отвел взгляд - вряд ли я видел лучше. – Он на мгновение закрыл глаза и сделал глубокий вдох, надеясь, что она не заметит его смятения. - А ты видел много женских ног, Чезаре? – ее голос звучал невинно, но он услышал нотку ревности, и понял, что она с ним играет. Они любили играть, в детстве игры эти были в рыцаря и принцессу, в принца и Золушку, со временем игры стали меняться по мере взросления брата и сестры. Теперь они играли словами, оказалось словами играть было еще интереснее. Ему льстило думать, что она ревнует его к другим женщинам. Глупышка, знала бы она, что эти девицы не стоили и ее мизинца, что он все отдал, только бы она всегда была рядом. Мысли о том, что Лукреция скоро выйдет замуж, и кто-то отнимет его ангела, вызывали в нем дикий гнев. Она еще такая юная, такая нежная как бутон, который не раскрылся, как можно использовать ее, ради укрепления власти, как разменную монету. Разве не было других способов укрепления их положения! Если бы только отец дал Чезаре армию и снял с него рясу, он бы смог завоевать всю Италию и для этого бы не пришлось играть сестрой как пешкой. Сможет ли тот другой дать ей, то, что она заслуживает? Сможет ли полюбить ее всей душой, как любил ее сам Чезаре, понять ее тонкую ранимую натуру, терпеливо отвечать на все ее вопросы, ведь у нее так много вопросов. Сможет ли дать ей свою заботу и защиту, не говоря уже о том, что бы дать ей ту ласку, и то терпение которое необходимо ей в таком юном возрасте. Он уже знал ответ на все эти вопросы, от этого на душе было мерзко. Он, ее любящий брат, не сможет спасти ее. Сестру выдадут за какого-то напыщенного индюка, старше нее вдвое, которому не будет дела до всех ее чаяний и желаний. Она будет трофеем в руках чужого знатного лорда, он сможет везде бахвалиться, что сама Лукреция Борджиа, "сокровище Ватикана", делит с ним ложе, а он, Чезаре, ничего не может сделать, что бы предотвратить это. Ведь он не смеет пойти против воли отца. Он ненавидел себя за это. - Я знаю, что лучше твоих коленок нет на целом свете, Лукреция. – Он выдохнул будто опомнившись, в глазах ее играли искорки от пламени камина, и после его слов они засияли еще ярче. Господи, как же она прекрасна, он бы смотрел в любимые глаза целую вечность, но он сам себя одернул. - Но, душа моя, ты забыла принести свои туфли ближе к огню, - Чезаре порывисто поднялся, и пересек комнату в угол, где она оставила мокрую одежду, - так они до завтра не высохнут. – Он взял в охапку все ее вещи и стал развешивать их у огня. Чезаре чувствовал ее взгляд на себе, он обернулся и улыбнулся одним уголком губ. - Чезаре, - его имя в устах сестры звучало особенно, - я хотела попросить тебя… – Лукреция присела на самый край тахты, она свесила свои босые ноги, едва касаясь пола, сорочка сползла с одного плеча, - Проси, сестренка, ты знаешь, я не смогу тебе отказать, - он опустился перед ней на одно колено с легкой улыбкой на губах. Она смотрела на него таким нежным взором, что у него защемило в груди, ему захотелось в тот момент укрыть ее ладони и пальцы поцелуями, он часто любил так делать, а затем запястья, ведь кожа там такая нежная. Ведь такие поцелуи дозволены ему, как брату, ведь нет в них ничего предосудительного. - Я хотела просить, брат – она наклонилась к нему ближе, - что бы ты, - она на секунду остановилась, будто подбирая слова, ее взгляд блуждал по его лицу. - Что бы ты… научил меня целоваться, - смысл ее слов не сразу дошел до Чезаре, он хотел переспросить, правильно ли расслышал, может он просто засмотрелся на ее пухлые губы и услышал то, о чем мечтал. - Чезаре, - она распахнула глаза еще шире, - я ничего не умею, а ведь скоро выхожу замуж, ты должен научить меня, - он опустил взгляд на свою жилистую ладонь, поверх ее маленькой руки. В груди все сжалось, как у Лукреции получалось выбить его из равновесия, никто не умел делать это с такой же легкостью. Он всегда владел ситуацией, его разум холодный и расчетливый никогда не знал замешательства, и только сестра могла заставить его сердце биться чаще и спутать все четко выстроенные мысли и планы. Она, вероятно, была его единственной слабостью. - Лукреция, - он взял ее вторую ладонь в свои руки, все еще не зная, что ответить, ее нежные пальцы скользнули между его пальцами, белые как лепестки лотоса на его ладони. Слова сестры были как гром среди ясного неба, как тот дождь, что неожиданно настиг их сегодня. Он столько времени убеждал себя, что не осквернит их дружбу и любовь никакими поцелуями помимо братских, он строил стены для своих демонов, пытаясь удержать их взаперти, он не смел мыслить о Лукреции как о женщине, отгонял саму мысль, что она не ребенок более. Только во снах своих он целовал ее несчетное количество раз. Целовал ее нежно-розовые губы, ее бархатную шею, ее хрупкие плечи и ключицы, тонкие руки, ее изящные лодыжки. Целовал совсем не как брат. Он презирал себя за эти видения и забывался с очередной любовницей, на какое-то время это давало утешение. А тут она сама просит о поцелуе, что это - сон наяву? - Я знаю, ты умеешь - она еще ближе наклонилась к нему, так, что ее легкое дыхание коснулось его щеки, - научи меня, … - он чувствовал, как на его лице проявляется гримаса боли, как улыбка становится натянутой. Она знает. Она видела, что он умеет, не стоило приводить этих женщин в дом матери. Как противостоять ее просьбе, когда она так близко, смотрит на него невинными глазами в ожидании… Чезаре произносил слова, а в душе стоял немой крик. - Твой муж научит тебя, я уверен. – Нет! Он совсем не уверен, совсем не уверен! Он нежно погладил ее подбородок подушечкой большого пальца, губы ее дрогнули. Как же прекрасны были широко распахнутые глаза Лукреции, как нежна кожа под его пальцем, ее уста приоткрылись в легкой улыбке, она прикрыла глаза и подняла свой подбородок, будто подставляя его для поцелуя, его дыхание перехватило. Он бы поцеловал ее сейчас, но вместо этого игриво пощекотал кончиком носа по ее изящному носику, она ахнула, открыла глаза от удивления и рассмеялась ему в лицо, Чезаре выдохнул, ее звонкий смех вернул ему самообладание. - Ты схитрил, братец, - она порывисто поднялась на ноги и проскочила мимо него к корзине с фруктами и вином. – Но я хочу выпить вина сегодня, - она достала вино и принесла его Чезаре. – Ты обещал, - она протянула флягу, что бы он ее откупорил. Он шутливо покачал головой, будто не одобряя ее пожелание, но все, же открыл вино и передал сосуд Лукреции. Она осторожно понюхала напиток и поморщилась, удивленно глядя на брата, - Пахнет не очень, - сказала Лукреция, он усмехнулся и развалился, полулежа на тахте. Чезаре взял самое лучшее вино, которое было в их погребах и самое легкое, сухое и терпкое, оно пилось легко, как вода, оно согревало кровь, но не опьяняло слишком сильно, а ей не мешало согреться сейчас. - Может тогда, и пробовать не стоит, сестренка? - Может на вкус окажется лучше, - она тряхнула головой, откинув выбившуюся прядь волос назад, и приложила флягу к губам. Он жадно сглотнул, в горле пересохло. Сначала вкус ей не понравился, кислый и терпкий он казалось, сковал язык, но проглотив, она почувствовала легкое тепло, разливающееся внутри, а она не могла унять дрожь. Лукреция понимала, что он не мог поступить иначе, вся эта ее затея изначально была провальной. Он не мог поцеловать ее, как целовал этих женщин в своей спальне, ведь она его младшая сестренка. Она еще маленькая для него. Но ведь отец выдает ее замуж, значит она уже не ребенок, почему брат не видит, что она вот-вот станет молодой женщиной. Лукреция не задумывалась о правильности своих чувств к Чезаре, она всегда восхищалась ним, временами ей казалось, она влюблена в него, но как не влюбиться в такого красавца, для нее он был самым лучшим из всех виденных мужчин. Она часто думала, была ли она насколько же сиятельная, хотя бы для него, критический взгляд в зеркале выискивал недостатки, чаще всего она находила свое отражение милым. Лукреция сделала еще один глоток и тут же заметила, как бровь Чезаре удивленно поползла вверх, - Мне может понравиться это вино, - она подошла к нему и протянула флягу - Осторожнее, Лукреция, напиток сей, опасен, - он сделал быстрый жадный глоток, пристально глядя на нее, - он туманит разум и может вызывать привыкание. - Я буду осторожна, братец, - она протянула руку и он, помедлив, снова передал ей вино, Лукреция приложилась к фляге, от резкого раската грома рука ее дрогнула, и немного вина пролилось мимо. Напиток потек по ее щеке и шее, она рассмеялась, вытираясь, - - Прости, теперь твоя белоснежная сорочка будет в следах вина. - А ты обещала быть осторожной. – Подметил он с шутливым укором, не сводя с нее глаз - Этот гром, он напугал меня, - она выглянула в окошко, дождь лил сплошной стеной и не собирался прекращаться. Она вернулась ближе к камину и нерешительно переминалась с одной ноги на другую, - Я боюсь грома, Чезаре, - она улыбнулась, так что бы было понятно, что это кокетство и снова маленькая игра, и вовсе не страх. - Ну все, тебе хватит на сегодня, Лукреция – Чезаре потянулся к ней и выхватил из ее рук флягу, а другой рукой быстро привлек ее к себе. Она не поняла, как очутилась в объятиях, голова немного кружилась, но как же приятно было оказаться в его крепких руках. Она тут же почувствовала тепло его сильного тела окутывавшее ее словно одеялом. - Этот гром - гнев Господень, - пошутил он, - нельзя пить так много вина, любовь моя, - он легко коснулся губами ее лба, она рассмеялась и приподнялась на локте, заглядывая в его глаза, - Нет, братец, это Зевс мечет молнии от того, что не желает отдавать меня замуж. – Она осторожно провела ладонью по его обнаженной груди, волосы на его груди оказались жесткими, не такими мягкими как кудри его волос. Улыбка сошла с его лица, и он внимательно посмотрел на нее, когда он становился таким серьезным Лукреция смущалась, не зная, что думать. Он все чаще бывал хмурым в последнее время, а ведь раньше они веселились и смеялись, когда оказывались рядом, теперь же на его лице появлялось это гнетущее выражение, что было на его сердце, брат неохотно делился с ней нынче. - Замужество это не конец жизни, Лукреция – произнес он, сделал еще глоток и отложил флягу в сторону, - разве ты не читала Боккаччо? – он снова улыбался и она не могла не улыбаться в ответ, брат обнял ее за плечи и слегка прижал к себе - Если муж окажется тебе не по нраву, заведешь любовника. - Чезаре! – воскликнула Лукреция, - И это молвит кардинал! - Все правильно, я отпущу тебе твои грехи, - она изумленно глянула на него и положила голову на его плечо, сладко вздохнув. Как же упоительно было быть рядом с Чезаре, знать, что с ним она в безопасности, знать, что он на ее стороне. Она не придавала значения его богохульным словам, он всегда был таким, казалось, не верил ни во что. Сейчас она была счастлива, но внутри затаилась грусть о предстоящих переменах, она не позволяла ей оставаться беззаботной как в детстве, когда не было прошлого и не было будущего, а было только сейчас. - Ты носишь перстень, брат, даже когда на тебе нет кардинальского облачения. – Произнесла она, когда их ладони снова переплелись, - Но разве он не мешает тебе держать клинок в руке? - Перстень кардинала, тоже своего рода оружие. – отетил он, задумчиво глядя на то, как ее пальцы рисуют окружности вокруг перстня. - Оружие? – изумилась Лукреция - Кто перейдет дорого кардиналу? Лишь глупец или настоящий враг, - Чезаре сознательно глянул в угол, где лежала его шпага, - Для глупцов и врагов у меня всегда припасено кое-что поострее перстня. – Лукреция лукаво улыбнулась и попыталась снять перстень с его пальца, он, лишь мгновение удерживал ее настырные пальцы, затем сдался и позволил ей эту шалость, это была очередная игра, и она снова одержала победу. Она приподнялась на локте, положила перстень на свою открытую ладонь и, покачивая ее, внимательно изучала игру света в красном камне. - Можно мне примерить? – спросила она, Чезаре ухмыльнулся и выхватил перстень из ее ладони, взял ее правую руку, нежно коснулся губами ее пальчиков и надел перстень, он оказался слишком велик, но Лукреция зажала его соседними пальцами и с интересом осмотрела кольцо на своей руке. - Я была бы хорошим кардиналом? – спросила она со смешком в голосе, - Намного лучше меня, сестренка, - подхватил он ее шутливый тон, - Целуй перстень, - Лукреция протянула ему руку для поцелуя, и он послушно коснулся губами рубина, не сводя с нее глаз, лицо ее расплылось в довольной улыбке. Затем она разжала пальцы, и перстень соскользнул, она подхватила его другой рукой и, помедлив, надела его обратно на палец Чезаре. - Тебе он подходит идеально, - произнесла она, - Ты хороший кардинал, Чезаре. – он хотел возразить, но она взяла его руку и сама поцеловала перстень, затем открыла его ладонь и приложила к своей щеке, прикрыв глаза, с блажным выражением на лице, он безотчетно погладил бархатную кожу ее щеки, у Чезаре снова перехватило дух и слова застряли в горле. Что она делает с ним, снова играет? - Я не хочу замуж, Чезаре. – прошептала она, когда он, наконец, отнял руку от ее щеки - я не хочу уезжать из Рима, уезжать от тебя, от мамы, от папы, от братьев… - Лукреция, - он осторожно приподнял ее голову за подбородок, - Лукреция, - повторил он, - Я всегда рядом, слышишь? – другой рукой он обнял ее за талию и легко перевернул на спину, нависнув над ней. Взгляд его кружил по лицу Лукреции, словно, рисуя картину, по ее точеным чертам, от светло-зеленых больших глаз к чувственным губам. - Если твой муж будет плохо к тебе относиться – Начал Чезаре медленно, будто впечатывая слова. - Только скажи мне и поверь, он станет шелковым, - закончил он и снова коснулся пальцем ее подбородка, слегка оттянув его, так что ее губы приоткрылись, Лукреция удивленно смотрела на него, в глазах ее не было страха, не было недоверия, в них он увидел ожидание, волнение, нежность, трепет. А может она права, зачем оставлять ее будущему мужу все, хотя бы поцелуй Чезаре может получить первым, все остальное итак достанется чужаку. Она просила урок, что же, разве он должен отказывать ей в такой невинной просьбе. Он только исполнит ее просьбу, пусть это снова будет игра. Чезаре наклонился еще ближе, чувствуя ее частое дыхание на своей щеке и осторожно коснулся уголка ее зовущих губ своими губами, он помедлил, его глаза были широко открыты, казалось он опасался, что она оттолкнет его, но Лукреция опустила свои ресницы и всем существом тянулась к нему, их губы встретились. На мгновение все вокруг исчезло, остался лишь ее сладкие уста, под его настойчивыми губами, они сразу открылись, впуская его, он не стал более медлить, и утратил контроль, лишь гулкие удары сердца в собственной груди отмеряли время. Казалось, это первый поцелуй в его жизни. Как же сладостно и одновременно мучительно ощущать ее губы своими, чувствовать полную власть над ней, и знать, что она не может, не должна стать его по настоящему, видеть это блаженное выражение на ее лице и знать, что настоящее блаженство он не сможет ей открыть. Он, то закрывал, то открывал глаза, будто желая запомнить каждый миг, понимая, что сейчас все закончится, и он больше никогда не посмеет повторить подобное. Стоило прекратить это немедленно, он с трудом удерживал свои руки, чтобы не начать ласкать ее волосы, ее плечи, все ее трепещущее тело. Чезаре отчаянно прижался к ее губам еще хоть на мгновение, а затем, собрав всю волю, разомкнул поцелуй. Перестав чувствовать тепло его губ на своих она открыла глаза, словно просыпаясь ото сна, ее щеки раскраснелись, губы припухли, а глаза блестели как капли росы. - Вот, что такое – произнесла она дрожащим голосом, - Сладость. – От ее тихого дрожащего голоса, от затуманенного взора, у него снова заныло где-то в груди, он с трудом оторвался от нее и оперся на изголовье тахты, силясь вернуть самообладание, еще мгновение и он бы снова впился в ее манящие губы со всей страстью, на которую способен. Лукреция приподнялась и села, ошеломленно глядя на Чезаре. Она едва перевела дыхание, ей хотелось наброситься на него и осыпать поцелуями такое милое сердцу лицо, в благодарность за то, что она испытала. Все было как в ее самых смелых мечтах, нежно, сладко, приятно. Господи, как же дивно. В ее фантазиях ее возлюбленный всегда был похож на брата, а теперь эти фантазии стали явью. Мир вокруг исчез, если и гремел гром, она его не слышала, потому, что стук собственного сердца заглушал все звуки. Она прикусила губу, будто стараясь найти следы поцелуя на ней. - Ты также целуешь тех женщин Чезаре? – он сразу понял, о каких женщинах она говорит и едва улыбнулся - Совсем не так, - сказал он охрипшим голосом, прочесывая волосы назад. - А как же? - Ты, моя сестра, Лукреция, - он шумно вздохнул, - я не должен был и вовсе целовать тебя таким образом… – Его слова больно задели ее, неужели он сожалеет о том прекрасном, что случилось между ними. Она не чувствовала ни капли сожаления. Ведь ничего плохого не произошло. - Но я сама попросила, - вымолвила она, - Если мой муж будет целовать меня также, я наверное смогу его полюбить.. - Чезаре глянул на нее с ревностным выражением в глазах и покачал головой, будто в отчаянии. – Давай сбежим, братец, - эта мысль пришла ей в голову и тут же показалось единственным правильным выходом, - мы можем притвориться обычными людьми и жить где-то далеко отсюда, где никто не узнает наши имена, - она говорила быстро, словно пытаясь поймать мечту за хвост, а он смотрел на нее с удивлением и печальной улыбкой, она уже представляла, как они будут жить где-то на берегу отрывистых скал, в отдалении от мира. Она будет готовить обеды и ужины, будет, как обычная женщина убирать, прясть и управляться по дому, а он будет рыбачить в море, а вечерами они вместе будут сидеть у костра и говорить обо всем на свете и целоваться. Эта картина настолько ярко представилась ей и показалась вполне возможной, это была бы другая жизнь, возможно, они были бы счастливы там. - И ты бы разбила сердце отцу, Лукреция? – грустно спросил он, и картинка враз померкла у нее перед глазами - Нет… – пробормотала она, потупив взгляд и снова прикусив губу, - нет, я бы не смогла, - ее глаза сами собой наполнились горячими слезами, она отвернулась, не желая показать свою внезапную слабость. Разбить сердце отцу или матери не входило в ее планы, если бы можно было убежать с их согласия.. - Эээй – он потянулся и коснулся ее плеча, сорочка снова сползла и горячая ладонь Чезаре словно пламя из костра обожгла ее кожу, она содрогнулась, и смахнула покатившуюся по щеке слезу. – Сестренка, нет… – он развернул ее к себе за плечи, убрал мокрый локон волос со щеки, ласково и бережно взял ее лицо в свои ладони, - Ты не должна плакать, любовь моя, - он осторожно смахнул еще одну слезу, - многие сердца еще будут разбиты в этом городе, - она подняла на него удивленный взор, - Но не твое, - полушепотом сказал Чезаре, он смотрел на нее с такой нежностью, с такой опекой, она снова почувствовала себя ребенком, ей не стоит, ни про что думать, он позаботится о ней. Она улыбнулась ему сквозь слезы, а он притянул ее к себе на грудь и поцеловал в лоб задержав поцелуй намного дольше, чем было дозволено. Дождь скоро закончился, и снова выглянуло солнце и ближе к вечеру брат и сестра отправились обратно в Рим. Они навсегда останутся детьми своего отца, и не откажутся от имени Борджиа, которое как Каинова печать лежит на них обоих.