Не сдерживайся

— Это гениально! — Не стоит, Джон. — Я опять вслух это сказал? - Ватсон поежился, кутаясь в свою куртку почти до самого носа. На лице у него все равно играла теплая улыбка, а легкие комплименты детективу и лучшему другу Джон научился делать, почти не стесняясь. Хоть кто-то должен был напоминать Шерлоку о том, что тот трудится не зря. Оскорбления в духе полицейских пусть и не тревожили его, но все же не были приятным дополнением к работе. Даже гениальному уму, на самом деле, нужна мягкая поддержка и приятное слово. Даже социопату-альфе нужен настоящий друг рядом. Они жили вместе уже давно. Уживались просто отлично. Такой выдержке, как у Джона, мог позавидовать каждый. Он упорно ругался с Шерлоком и так же упорно его защищал, шел за ним до конца, вызывая тем самым уважение и удивление со стороны. В каждом его поступке проступала искренняя верность, преданность человеку, которого Ватсон счастлив был называть другом. Лучшим другом. Стоило сказать, что Джон был омегой. Сильным, храбрым и любящим опасность. Он был весьма своеобразным, несоответствующим каким-либо стереотипам о своем поле, да и в принципе не заморачивающимся на данную тему. Ватсон научился носить данный природой статус без огласки, привлечения или отвлечения внимания. Он не скрывался, но был достаточно сдержанным в своих инстинктах, спокойно приглушая запах собственной волей, чтобы не травить лишний раз себя всевозможными препаратами. У Джона никогда не было проблем, которые он не мог решить. Если он собрался в армию — значит помешать ему уж точно ничто не сможет. Ни мнение окружающих, ни собственные возможности. Преодолеть такие трудности можно всегда, если постараться. Также, проблем не было и в отношениях. Джон был компанейским человеком - полная противоположность Шерлоку. Он умел поддержать разговор, развеселить и помочь, утешить. Он был настоящим джентльменом. Многие мечтали, чтобы он, на самом деле, был альфой. Их альфой. Встреча с Холмсом была для Джона, что бы там все ни утверждали, настоящим удачным поворотом судьбы. Он получил все, что хотел — опасность, постоянное занятие, требующее его физической и моральной подготовки, силы воли, а главное, теперь он был далеко от тех ужасающих событий, связанных с бессмысленной и безжалостной войной. Он мог наслаждаться всем этим, не находясь в горячей точке. Это было восхитительно. И этого уже достаточно, чтобы быть счастливым рядом с Шерлоком Холмсом. Сосед Ватсона вообще сыграл для него очень важную роль. Внутри у них был одинаковый крепкий стержень, как и у всех альф. Это помогало им находить общий язык и сживаться, сживаться каждой минутой все плотнее, даже если они упорно это игнорировали. Сами того не замечая, они будто смешивались в один прекрасный напиток, как это делают кофе и молоко. Первые годы их жизни все окружающие были уверены, что незадачливая парочка все же начнет встречаться. Никто не верил, что можно вот так вот жить рука об руку, как альфа и омега, и притом оставаться верными лучшими друзьями. Однако каждый божий раз Джон упорно все отрицал, а его запах и отсутствие метки доказывали его слова. Шерлок головой не мотал лишь потому, что для него это казалось пустой тратой времени. Подумаешь, глупцы не могут понять такой простой вещи. Зачем им могло понадобиться встречаться? Это же абсолютно нелогично, невыгодно. Кто в здравом уме может променять такую сильную дружбу на любовные тисканья, полные романтических разборок и прочих прелестей семейной жизни. Так, собственно, думали они оба, разве что, излагая свою мысль разными способами. Джон, к примеру, был совсем не против семейной жизни. С какой-нибудь милой женщиной-бетой. Возможность же отношений с Холмсом была какой-то сюрреалистической. Слишком бы это все усложняло. Позднее все, наконец, перестали тешить надежду о том, что чокнутый детектив и удивительный джентельмен-блоггер сойдутся, а вот Джон с Шерлоком начали сомневаться в своих собственных рассуждениях по этому поводу. Их обоих невероятно привлекали заморочки каждого. Точнее, заморочки, в основном, были только у Холмса, но и манеры Ватсона тоже являлись той еще темой для разглагольствований с битьем посуды. Течки омеги всегда проходили вне пределов 221В. Джон покидал их жилище идеально с их наступлением, оставляя в доме лишь легкие отголоски своего запаха, совсем несильно раздражающие нюх альфы. Однако с каждым разом Шерлок все больше жаждал, чтобы все обернулось иначе, и яркий запах его соседа распространился по комнатам так, чтобы от него никуда было не деться. А еще ему очень хотелось, чтобы и сам сосед никуда не девался.

***

Джон собирался нехотя, почти пересиливая себя. С каждым днем приближения течки ему все больше хотелось втягивать в себя аромат Шерлока, бродящего по своей комнате со скрипкой в руках. Хотелось чувствовать его рядом и оставаться с ним, прижиматься и наслаждаться им. Неизвестно, что удерживало от этого несчастного доктора. Манеры, заявления Шерлока о его асексуальности, нежелание показаться слабым перед Ним, смятение — может быть, все это воздействовало на Ватсона вместе, может быть, он просто слишком запутался в себе и их отношениях с детективом. Неизвестно. Сейчас ему нужно было скорее собирать вещи. Скрипка уже в который раз за день издала ужасающий резкий звук. Шерлок все не мог успокоиться, собраться и приступить, как обычно, к работе. Он изнемогал от охватывающих его эмоций. Он гениален, безусловно, но даже ему, как оказалось, не устоять перед таким чувством, как любовь. И дело было далеко не в инстинктах. Только Джон был той омегой, которая могла кинуться в самое опасное здание на помощь другу, только Джон найдет смелость выстрелить в того, кто угрожает ему или его друзьям, только Джон может так просто перевоплощаться дома в теплого человека, который ладит с Шерлоком, стараясь его понять, а не завидовать уникальному уму. А может быть и не только Джон, но это тоже неважно. Неважно, есть ли у кого-то еще такие удивительные замашки, а важно то, что Ватсон покорил его всем. От хмурого взгляда до милого похрапывания на диване во время бумажной волокиты с делом. Пора было остановить этот глупый круговорот недосказанности между ними. Холмс резким движением пресек побег соседа. Тонкая рука, которая на вид кажется такой хрупкой, крепко сжала запястье Джона. Он, может быть, и ниже, но всегда выглядел более крепким, чем альфа-детектив. Правда сейчас, когда начинают бушевать гормоны, решать спор "кто сильнее", гораздо сложнее, да и необходимости в этом нет. Поэтому Ватсон просто поднимает глаза на Шерлока в немом вопросе. — Не глупи, Джон. Детектив притягивает к себе Ватсона почти вплотную, обхватывая второй рукой за талию. Наверное, было бы неплохо объясниться для начала, но, слава богу, в глазах омеги больше нет ста тысяч безусловно бессмысленных вопросов, и Шерлок может быть спокоен насчет того, что этот взрослый человек все понял правильно. Они и так упустили достаточно много времени на выяснение собственных чувств, сейчас это уже было ни к чему. Долгие разговоры по душам никогда не были фетишем Холмса, да и к характеру омеги, стоящего перед ним, имели мало отношения. Целоваться им было странно. Как-то совершенно непривычно для Джона - губы альфы суховатые, да и формой сильно отличаются от женских; и довольно познавательно для Холмса - тот сразу же начинает исследовать свои ощущения и реакции, не переставая анализировать происходящее. Чуть погодя, Шерлок начинает расширять область своих познаний, покусывая губы Ватсона, на пробу проводя по ним кончиком языка и все еще упираясь взглядом в смущенное лицо напротив. Джон на это лишь, с тихим вздохом, приоткрывает рот, позволяя альфе изучить все, что тому ново. Так было и будет. Они смешиваются, переплетаются, и каждый вносит свою лепту в создаваемый шедевр. Омега податлив и нежен, в то время как его партнер сейчас излучает уверенность и заинтересованность. Их языки едва касаются друг друга, и Холмса прошибает от этого удивительно приятного чувства, впрочем, Джон вообще еле сдерживался в последние минуты из-за течки, спешно набирающей обороты. К дивану они перемещались медленно и совершенно неуклюже. Так как отрываться друг от друга им не хотелось, Ватсон пятился назад вслепую, а альфа в порыве страсти оттаптывал ему ноги, нетерпеливо наступая. Джон даже не смог сдержать легкого смешка между поцелуями, когда Шерлок пробурчал что-то про издержки сексуального контакта и прочую чепуху, видимо вызванную сбоем в асексуальном детективе. Одежда Ватсона была практически сорвана. Его свитер полетел куда-то на люстру, потому что крайне разозлил Шерлока тем, что снимался не так быстро, как хотелось. Джинсы вообще вызвали бурю негативных эмоций и угрозы, что очень повеселило омегу. Но как только Холмс добрался до пышущего жаром тела, внутри, наконец, все успокоилось. Изучающий взгляд скользил от выступающих ключиц к шраму на плече, от мягких боков до пресса и ниже. Это было по-другому. Отличалось от того, как обычно он изучал тела жертв, трупы. Нет, конечно, вполне естественно, что живое тело вызывает иную реакцию, нежели мертвое, однако сейчас дело было не только в этом. Самым приятным ощущением было именно осознание того, что это тело - тело Джона, и никого иного. А еще, смотрел на него сейчас только сам Шерлок. Омега был доступен лишь его взгляду. Они были вдвоем, и, боги, как это было прекрасно. Пусть только посмеет им кто-нибудь помешать. Раздеть Шерлока оказалось еще труднее, чем раздеть Ватсона. Альфа руками и глазами не стыдился исследовать своего партнера, абсолютно не намереваясь отрываться от поджарого тела Джона, но тот упрямо продолжал пытаться снять с него эти облегающие брюки и омерзительную рубашку с пуговицами. Пуговицами! Что в такой страстный момент может быть хуже, чем эта вещица, для избавления от которой нужно немало повозиться дрожащими пальцами. Когда они все же смогли откинуть одежды в разные стороны, Джон уже был немало распален, потому что его анус начал истекать смазкой порядочное количество времени назад, и сейчас омега ни в чем не нуждался так сильно, как в гребанном члене своего любимого человека. Пожалуй, стоит попробовать назвать Шерлока так, хотя бы ради эксперимента (и, кстати, звучит неплохо). Шерлок следил за Ватсоном с самым искренним выражением восхищения, на которое был способен. Такое зрелище и правда может шокировать, особенно если ты асексуал-социопат, только-только переосмысливший свое либидо и чувства тоже. А Джон так чудесно метался на расстеленном диване, совсем нескромно раздвигая ноги и издавая какие-то хриплые сипящие звуки, куда более приятные слуху чем те пронзительные стоны Ирен Адлер. Да, Холмс, пожалуй, был зачарован. Впервые он готов отдать дань уважение человеческим плотским желаниям. Пожалуй, не было ничего зазорного, чтобы окунуться в них целиком и полностью. Вскоре Шерлок уже стонал в унисон со своим партнером, изводясь в новых ощущениях, пытаясь собрать себя воедино, что не получалось от слова совсем. Холмс следил за каждым движением Джона, отражал мимику лица, каждую эмоцию, проскальзывающую в затуманенных желанием глазах. Он использовал всю свою гениальность, все свои дедуктивные методы, чтобы отыскать все чувствительные места своего омеги, задеть каждое из них и доставить такое удовольствие, чтобы упорный солдат, забыв обо всем, одарил все помещение громкими пошлыми стонами, которые он так отчаянно пытался сдержать, думая, что детектив не заметит. — Не сдерживайся, Джон, не смей. Шерлок почти рычал, тонкими пальцами кружа возле сокращающихся мышц ануса. Ватсон отвечал на его действия самой чувствительной реакцией, на которую был способен, был отзывчив, насколько это вообще возможно. Иногда от неточного действия или неловкого движения Джон тихо шипел и возмущенно дергался, но, по возможности, альфа избегал подобных моментов, максимально аккуратно действуя с любимым, стараясь найти оптимальный угол давления. Это не так то просто, когда твои пальцы скользят в жарком узком лоне, а возлюбленный издает очаровательные вздохи и выгибается от каждого удачного толчка твоих пальцев внутри. Внутри Джона и вправду было очень горячо. Он сильно сжимался, все еще не привыкнув к новым ощущениям, глаза его против воли закатывались, и общее состояние омеги приводило его партнера в неописуемый восторг. Шерлоку было дозволено видеть Ватсона таким. Таким беззащитным и нежным, разгоряченным и принимающим, принадлежащим только ему и никому больше. А сам доктор просто счастлив чувствовать рядом того, к кому питает больше всего любви, кому доверяет всё, всего себя. Джон уже не в силах сдержать течку, инстинкты, порывы и собственные желания. Он чуть приподнимает бедра, совершенно точно уверенный, что его тонкий намек не останется без внимания, показывая, что ему нужно больше. Это заставляет Холмса как-то удивительно мягко улыбнуться. Детектив еще некоторое время продолжает подготавливать омегу пальцами, двигает ими внутри горячего партнера, не давая ему прикоснуться к собственному члену, чтобы разрядка не наступила так быстро. Ему и самому тяжело сдержаться, а ведь они давно уже не подростки, и дело тут совсем не в течке. Это удивительно хорошо - быть с человеком, который готов тебе отдать всё: себя, свой мир, свою любовь; а еще приятнее чувствовать, что и сам с радостью готов отплатить ему тем же, даже стараясь сделать больше. Наконец, с пошлым хлюпом, Холмс вынимает пальцы из пульсирующего отверстия и придавливает мечущегося от волнения Джона своим телом, шепча ему на ухо успокаивающие слова, рассматривая раскрасневшееся лицо разомлевшего омеги, который потирается о живот альфы своей плотью, смешивая стоны с какими-то мычаниями, на грани понимания. Твердый член Шерлока давит на сжимающееся колечко мышц, заставляя подрагивать от возбуждения и в нетерпении лепетать нечто совсем неприличное, что Холмс с удовольствием выслушивает. Когда он входит в открытое и нежное тело, заполняя его собой полностью, омега уже весьма смутно воспринимает все происходящее, отдаваясь во власть животной стихии - инстинктов и желаний. Шерлок тоже не видит повода отказывать себе в этом, хотя каждое его действие все еще нацелено на то, чтобы ни в коем случае не поранить партнера и не причинить ему недопустимой боли. Каждый новый сильный толчок сопровождается криком Ватсона, волной дрожи по всему его телу и судорогой в крепко стиснутых на плечах альфы пальцах. Это соитие, этот удивительный акт не просто дичайшего секса, а достаточно сильной любви, все еще выглядит странно, ощущается странно, но точно совершенно уникально и удивительно. Член внутри Джона ходит поршнем, задевая простату так, что на глазах уже проступают слезы. Это очень непривычно, и, возможно, румянец на щеках Ватсона появился не только из-за их с Шерлоком активной деятельности, но и из-за появившегося будто из ниоткуда смущения. Слишком страстно, слишком обжигающе и ярко, а они ведь уже не дети. — Джон. Джон, посмотри на меня, не прячь взгляд, - Шерлок почти урчит от наслаждения, пальцами вплетаясь в волосы омеги, совершенно не стыдясь ласкать любимого человека. Ватсон, подмахивающий ему бедрами, в изнеможении поднимает свой взгляд на Холмса и мягко улыбается, ловя его губы и сладко целуя, еще более сильно ощущая Шерлока внутри. Больше не в силах сдерживаться, Ватсон бурно кончает им на животы, пока детектив впечатывает его в диван резкими толчками и изливается внутрь него. В мгновение ока зубы Шерлока смыкаются на плече у омеги, и он болезненным укусом помечает своего партнера. Джон в возмущении дергается, собираясь высказать свое мнение по этому поводу, но его рот тут же закрывает очередной поцелуй Холмса, который довольно улыбается, сильнее толкаясь при этом внутрь доктора и закрепляя их связь узлом, который растягивает омегу еще сильнее, заставляя громко и продолжительно застонать в голос. — Шерлок! - спустя мгновение Джон вскрикивает гораздо более слабо, не в силах сопротивляться, даже просто отодвинуться. Хотя, кому здесь лгать, Ватсон даже сейчас мог запросто уложить любого на лопатки, если бы только этот любой угрожал Шерлоку, но омеге было так приятно ощущать себя в безопасности в этих надежных родных руках, доверять всего себя этому социопату, любимому социопату, единственному, которому позволяется брать вверх над Джоном Ватсоном. Шерлок прикрывает глаза и наслаждается этим моментом, чувствуя расслабленное тело своего партнера рядом, нежно поглаживая бархатную кожу и чуть сильнее прижимая Джона к себе, смещая узел внутри него и с удовольствием слушая тихие постанывания, следующие за этим действием. — Дети, наверное, не так уж и плохо, Джон. Во всяком случае, я просто был не намерен сдерживаться, хотел тебе сказать. Это не было ошибкой или случайностью. Я люблю тебя.