Я - Гепард

Цивилизация вгрызается в Природу железом зубастых ковшей. Гусеницы бульдозеров и экскаваторов тупо, с леденящим душу безразличием пережевывают кромку берега, траву, песок и воду, оставляя после себя безобразное, однородное месиво. Машины ползают как огромные, уродливые насекомые, утюжа злосчастный берег. Ничем не заглушаемый, грохот и лязг тяжелой техники расползается на много километров. Отсутствие кабин водителя говорило, что вся эта строительно-разрушительная армада управляется с диспетчерского пульта. Я с грустью вспомнил, что как раз там, на изуродованном берегу было гнездо. Птица храбро защищала его от зебр и гну, раскрывая веером черно-белые крылья, и животные обходили ее гнездо, которое находилось прямо под ногами, тогда как любому гну достаточно было ступить раз, чтобы смять и яйца, и саму птицу. Мы тоже часто ходили вокруг, нам нравилось смотреть, как отчаянно эта не очень крупная птица бросается на нас и всех подряд, оберегая свое пристанище. Мы ее не трогали. Дети рассматривали машины с настороженным любопытством - ничего подобного ранее им видеть не доводилось. "Что за звери?" - спросил Рай. "Мертвые, сильные-сильные, тупые. Бегают плохо". - рассказал я, адаптируя свои мысли о технике к животному разуму детей. Живое для нас делилось на категории: "живое-съедобное" - те, кого можно догнать, убить и съесть; "живое-опасное" - те, от кого надо удирать, "живое-безобидное" - на этих можно вообще не обращать внимания. Мертвое могло быть "опасным", как "мертвый удав" либо "безобидным", как мои киберящерицы, но всегда означало "несъедобное". "Опасные?" - вопрос был от Мррн. Насчет опасностей она неизменно спрашивала первой. "Опасные - если полезешь к ним сама. Их направляют двуногие. Сами они равнодушны ко всему. Просто держись от них подальше". Запрыгнув на термитник, Рай осмотрелся. "Где же добыча? - вытянулся он в недоуменной позе. - Кого есть будем?" Где появляется человек и машины, оттуда уходят звери. Уходим и мы, нам здесь больше делать нечего - все газели разбежались. А люди еще и удивляются: почему некоторые виды животных покидают веками обжитые места? В первую очередь, потому, что условия жизни меняются с обычных-привычных на невыносимые. У меня уже начали болеть уши от воя моторов и лязга ковшей. Попытки прижать уши не спасали чуткий слух. О каком спокойном отдыхе и сне может идти речь? А во-вторых, как только что заметил Рай, вся наша еда - тю-тю. Мы жили на большом, хорошо изученном, пустом охотничьем участке. Когда эта стройка закончится, возможно, копытные вернутся, а пока голод гонит нас с обжитой территории на незнакомую, но "мясную". Полдень. Спрятаться от Солнца негде. Лежим, слушая недовольное урчание наших пустых желудков. Чувство голода усугубляется незнанием местности и плохой ориентацией в высокой траве. Асва высматривает добычу, но ее глаза на уровне верхушек зарослей, и очень мешают волны густого жара, идущего от нагретой земли. Я вспоминаю сурикатов и пытаюсь повторить их стойку. Сквозь дрему все видят, как я медленно привстаю, держа спину прямо и ловя равновесие. Это трудно, но мне удается поднять голову выше травы. Покачиваясь, оглядываюсь, словно вынырнув на поверхность волнующегося травяного моря. Заметив размытые темные силуэты буйволов, прищуриваюсь, на глаз определяя расстояние. Спина устала, непривычная к таким акробатическим номерам, я опускаюсь прямо на Асву. Выскользнув из-под меня, она спросила с интересом: "Ты странно стоял. Почему?" "Искал добычу. Нашел". "Где?" - она поворачивается в ту сторону, куда смотрел я, но кругозор ограничен травой. "Научись стоять, как я - будет хорошо видно". Асве новая стойка удается лучше, чем мне - она стояла на самых пяточках всего несколько секунд, зато не качалась. Краткий, звучный щебет - дети без промедления пошли за нами. Высокая трава скоро кончилась. Ветер дул от нас к буйволам, это осложняло охоту. Мы видели травоядных, но они были далеко и вроде не подозревали о нашем присутствии. "Лайри, у тебя такая разноцветная семья, просто удивительно". Блурри, по давно сложившемуся обычаю, висел на лапе, а Гринни "гуляла сама по себе". Комментарии обо всем чувственном, романтичном и удивительном исходили от нее - Блурри удивляться и замечать удивительное пока не очень умел. "Разноцветная?" "Да ты оглянись". Родные шли в некотором отдалении, растянувшись длинной цепочкой. Странно, как я не замечал прежде? Лишь теперь, окинув своих кошек внимательным взглядом, я увидел, что все они разных оттенков. Я сам кирпично-красный на спине и светло-желтый на брюхе. Асва равномерно желтая, а дети - кто во что горазд. Мррн удалась в маму - желтенькая с беловатым животом. Тонка очень бледная, с незначительной желтизной. Рай щеголял огненно-рыжим "камуфляжем". Чудеса, да и только с нашими генами, настоящая палитра. А что, если смешать Рая с Тонкой - какими будут их дети? Бледные, с пятнами, или рыжие "короли"? "Интересно, Тонка, ты когда-нибудь перейдешь в третье измерение?" - ласково глянул я на старшую. Она хорошо питалась, росла и крепла, оставаясь стройной и легкой. Шкура на ней была в обтяжку, при каждом движении четко выделялись мышцы на лапах и теле. Голова узкая, длинная, угловатая, с резко обозначенными линиями челюстей, скул и темени. Жилистая шея, острые лопатки, изящная спина, слегка прогнутая вниз, впалый живот, великолепно округляющийся после еды, длинные лапы, грациозный хвост. Мррн тоже длинная, но, в отличие от Тонки, она еще и мягкая - ее приятно потрогать, пошлепать. Рядом с Тонкой Мррн выглядит упитанной и приземленной, а мягкой ее делал жирок, который она не транжирила, а благоразумно откладывала про запас. Рай плотный и крепкий, с короткой, округлой головой, курносый, обладающий неким залихватским обаянием. На него невозможно было сердиться долго, даже когда он, внезапно подскочив сзади, со всего маху валил тебя в пыль. Можно лишь ответить таким же коварным наскоком - чего он, собственно говоря, только и хотел. Рай жил просто ради того, чтобы доставлять нам маленькие неожиданности, он обожал заставать нас врасплох. Вот она - новая, "мясообильная" территория. Мы подошли к буйволам достаточно близко, и вдруг Рай с громким и радостным: "Добыча!" кинулся вперед. Переглянувшись, мы хором разочарованно фыркнули и не спеша пошли за ним. Рай прибежал к нам довольный предовольный. "Видели, как я их погнал, и как они меня испугались?" - спросил он, в нетерпении ожидая похвалы. "Видели. Глупец. - бросила Асва ему в нос прямой упрек. Негодующе выгнув хвост, мать прошла мимо сына, метая гневные взгляды. - Когда ты научишься смотреть и думать, прежде чем бежать и гнать? Ты распугал всю еду. Из-за тебя мы остались голодными". Мррн прошествовала молча, а Тонка походя крепко ударила брата по голове. Впервые он, растерявшийся, не отреагировал на удар. Мне хотелось утешить сына, но, поддерживая голодное большинство, я тоже сделал мину: "Эх, ты, балбес" и оставил Рая в одиночестве думать над его поведением. Чуть позже я оглянулся - Рай уныло плетется, подметая хвостом пыль. Мы более не укоряли его - ему и так было достаточно. Переменчивый ветер мешал подобраться к газелям скрытно, нам пришлось избрать тактику загона. Обдумав и распределив роли, мы обошли стадо, и спрятались, расположившись полукругом. Я был на одном его конце, Асва на другом, между нами - дети. Главная роль досталась жене - она загоняла. Я взял на себя силовую часть задачи - перехватить и задушить, а присутствие молодых гепардов должно было направить жертву вдоль "цепочки" от Асвы ко мне. Газели проявляли до странного высокую активность: группа из 4-5 особей безостановочно гоняла одну, не давая ей покоя. Гонимая сородичами, газель выбежала из стада, и я понял причину столь негативного отношения к ней других - она была белой. Обычные, песочной окраски газели не признавали альбиноса за своего и прогоняли. Вот кто нам нужен - изгой. Представил подругу - та откликнулась на призыв сразу. "Заметь его, он в стороне от всех. - я послал Асве образ белой газели. - Хорошая добыча. Гони его". Загонщица несколько секунд думала, оценивая ситуацию, "мясо" и наши возможности поймать его. Ответ был краток: "Жди". Улегшись поудобнее, я расслабился. Расслабленное тело как бы течет, ему легко придать любую позу и послать в любом направлении. Поглядел на белого. Альбинос держался особняком. Как там Рай, не выкинет ли какой-нибудь финт? Но он хотел есть, поэтому я мог быть спокоен: голод научит его выжидать момент. Ничто не предвещало бури. И буря грянула! Для газелей явление Асвы было подобно грому средь ясного дня. Уверенными, длинными скачками пронеслась она через стадо как ураган. Летела, почти не касаясь земли. Я смотрел, на миг забыв обо всем, завороженный ее резвою грацией и силой. Убегая, белая газель свернула, но выросшая будто из-под земли Мррн прыгнула на нее, испугала и тем самым направила ко мне. Асва не отставала. Считанные метры были до газели, когда я ринулся ей навстречу. Газель увернулась, но я зацепил ее за ногу. Она упала, поднялась и лягнула меня в голову. Хорошо, что промазала. Асва уже схватила за шею, а подоспевшие на помощь дети висели на боках. Я держал бедро, перегрызая сухожилия. И вдруг… Не задумываясь о чудовищности своей идеи, сомкнул челюсти на болтающемся перед носом тяжелом кожистом мешке и мощно рванул. Нежная плоть отделилась с легким, хлюпающим звуком. Для самца это был смертельный шок. Запрокинув голову, он испустил долгий, сдавленный стон и упал, сломленный нашим дружным напором. Он хрипел, трепеща в агонии, а Рай уже поспешно разодрал брюхо и выворотил кишки. Темно-алыми рубинами искрились брызги крови на белой шкуре газели. Я разжевал и проглотил то, что было в зубах. Сын не ел - жрал, можно было подумать, что, промедли Рай еще минуту - и умрет от голода. Даже отсутствие нижних клыков не мешало ему в диком темпе рвать и глотать мясо целыми кусками. Но я видел его внимательный взгляд: Рай запомнил мой фатальный прием. Наевшиеся, мы висели на ветках, и мурлыкали так громко и слаженно, что все дерево под нами вибрировало. Забывшие страх падения, дети лежали, привалившись в развилках. Я оглядел семейство - гладкие, холеные, любо-дорого смотреть. Подойдя к жене, тихо промурлыкал ей пару фраз. Она согласилась. Я лег на самом удобном месте, откуда спрыгнуть с дерева на землю было проще всего. Когда дети захотели спуститься, оказалось, что я сплю у них на пути. "Мама, отец мешает нам спуститься. - прощебетала Тонка. - Как быть?" "Прыгайте через него". - ответила Асва. Я не спал, а нарочно лежал поперек ветки, чтобы Асва показала детям, как важно уметь точно рассчитывать движения и прыжки. Дерево имело два ствола. Жена махнула через меня на соседний ствол, и уже с него на землю. Тонке и Раю легко удалось повторить мамин прыжок, а Мррн отыскала свой подход к решению проблемы - перешла, ступая по спине. Беда подкралась, когда не ждали - заболела Мррн. Сначала я не придал значения ее недомоганию, но скоро заметил, что у нее поднялась температура, нос стал холодным, а когда она зевала, видны были десны - очень бледные. По моей просьбе Гринни аккуратно укусила Мррн за ухо во время сна, исследовала кровь, затем поискала в сети на базах ветеринарных лечебниц. Научное название мне ни о чем не сказало, но я впал в страх, узнав, что тяжелые случаи заканчиваются смертью. А Мррн "летела в разнос". Четыре дня она мало ела и не играла. Ложилась отдельно, понимая, что с ней не все в порядке и не желая причинять нам беспокойство - а ведь любила быть в компании. Похудела, шерсть стала тусклой, появился характерный запах больного животного. Мы голодали - травоядные уходили, а мы не могли ходить долго и далеко - Мррн тащилась за нами на одеревеневших, негнущихся лапах, и у нас не хватало духу просто бросить ее - хотя бы затем, чтоб выжить самим. Вновь передо мной встал мучительно-тяжелый выбор. Это участь всех, обладающих расширенными или неординарными возможностями. Им всегда приходится выбирать между естественным ходом событий и своей способностью повлиять на этот ход. Выбирать между "как должно быть" и своим "я хочу, чтобы было так". Я должен оставить все как есть - или снова взять за горло собственную песню, опять идти против естества, навязывая Природе свою волю, свое "эго". У меня не было выбора, когда антилопа, лягаясь, разбила мои ребра; когда похищенные дети томились в клетке, а браконьеры в это время спорили, кого из них поставить на кон. Мне пришлось выбирать, когда умер Рай. Если бы все шло своим чередом - детей и подруги у меня не было бы. Теперь на весах Фортуны на одной чаше - жизнь и здоровье Мррн, а на другой - я. В моих силах перевесить чаши. Но я решил: пусть дочь сопротивляется до последнего. Если в этом противоборстве с болезнью Природа приговорит животное к смерти - тогда скажу свое слово я. Утром пятого дня нам посчастливилось поймать свинью. Мррн, лишившаяся аппетита, вдруг ожила. Она подошла к нам, ласково помурлыкала каждому, и стала есть. Как подозрительно это поведение, оно хуже, чем если бы Мррн вяло поинтересовалась едой. Я потыкал ее носом в плечо, она глянула на меня, и я обмер в ужасе - в глазах Мррн я увидел смерть. Превозмогая болезнь, она в последний раз захотела получить удовольствие - наесться и побыть в нашем обществе. Мррн ела, а я больше не притронулся к пище. Сердце щемило недоброе предчувствие. Остальные тоже ощущали нависший рок, и ели сдержанно, молча. Немного побегав и поиграв с нами, Мррн легла в тени дерева, томно потянулась, и тихо, покорно заснула. Навсегда. Ее мать и сестра с братом отдыхали поодаль. Они подождут немного - не проснется ли Мррн? Затем уйдут. Все, Мррн не сумела победить болезнь. Теперь могу действовать я. Она хотела жить, но не выдержала, ее желание оказалось слабее, чем этот сокрушительный удар. Я тоже хотел, чтобы дочь жила. Я не мог смеяться в голос, но внутренне звучал дикий и страстный, неистовый смех обреченного на жизнь. Опять - ради своих интересов и желаний ломать линию Судьбы через колено. Наверное, я законченный эгоист, раз собираюсь вытаскивать Мррн с того света только потому, что мне отрадно видеть ее живой и здоровой, играющей и полной энергии. Но есть другая, жестокая сторона этой медали: если мои способности не вернут Мррн к полноценной жизни, если спасенная дочь будет мучиться и страдать - я лично убью ее. Убью из милосердия. Жизнь - не жизнь, но Ад, когда каждый вздох и шаг даются с болью. В этом случае "эвтаназия" - добровольная смерть - станет для Мррн лучшим выходом. Она уже не выбирала… Работал импульсивно, не глядя вонзая свои шнуры с иглами в ее вены и артерии на хвосте, лапах, шее. Сердце дочери билось слабо, изнуренное борьбой - на случай, если оно остановится совсем, я подключил к нему нерв от своего сердца. Изучить кровь, выявить вирус, уничтожить его, выработать антитела. Меня не страшила опасность заразиться от Мррн - НанОрг в клинических испытаниях побеждал СПИД, оспу, сибирскую язву. Столь велика его жизненная сила. И сейчас, не думая о последствиях и еще одном возможном "КомбиГепарде", я вливал эту силу в жилы умирающего зверя. Почувствовав, что вхожу в измененное состояние сознания, еле успел крикнуть: "Блурри, охраняй нас", прежде, чем "завис" окончательно… …Кромешная тьма, в которой изредка проплывают судорожно мерцающие красные огоньки. Стук когтей по камню. Совсем близко от меня проходит мертвый гепард. Шкура лезет с него клочьями, разлагающаяся плоть отваливается на каждом шагу и мокро шлепается на невидимые камни. В зубах мертвец несет пушистый, серенький комочек. То жизнь Мррн. Я прыгнул, опередив полуразложившийся труп, и повернулся к нему. Смерть опустила свою ношу, закрыв ее от меня лапой. - Отдай ее мне. - смиренно попросил я. Череп взглянул на меня чернотой глазниц - в них не было ничего, ни единого чувства. Абсолютная, всепоглощающая пустота. Я почуял тошнотворный запах гниющей органики, когда Смерть наклонилась вперед, словно готовясь к обороне - на самом деле она могла запросто смести меня с пути, вышвырнуть из этого пространства. Или уничтожить. Поэтому я не требовал, а лишь просил. Ее голос был столь же пустым, как отраженная в глазницах бесконечность: - Ее час настал. Я забираю ее с собой. Хочешь бороться за нее? Я склонил голову, признавая могущество Смерти. Перед ней равны все сословия - от бомжей до императоров, все народности, независимо от расовых, этических, религиозных различий. Все живые существа, вся Природа равна перед ней, даже горы, планеты, звезды, галактики рождаются, стареют и умирают. В животном исполнении мой жест означал подчинение: вот моя шея, если хочешь - бери мою жизнь. - Я не буду бороться с тобой, Смерть - это бессмысленно для меня. Я только прошу: оставь ее мне. Взамен я дам тебе другое. Я не поднял глаз, ощутив жгучий холод и жар на загривке - но шерсть встала дыбом. Возле уха клацнули зубы: - Дашь свою жизнь за нее? - Нет. - я не сводил взгляда с серого котенка, свернувшегося клубочком - но лапа Смерти неколебимо стояла между нами. - Жизнь - высшая цена. Что иное может быть выше, дороже жизни? - Знание. - я вскинул голову и прямо посмотрел в тот мрак, куда с радостью и наслаждением отправлял газелей, антилоп, буйволов. Мои глаза сверкнули чистым золотом. - Знание Жизни! Смерть, ты забираешь то, о чем не имеешь понятия. Для тебя жизнь ничего не значит. Я подарю тебе знание Жизни - чтобы ты могла понять, почему я прошу оставить ее, - я указал глазами на Мррн, - почему она дорога мне. Мир тьмы прорезал яркий образ, он вспыхнул, как сверхновая звезда. То была Асва. Я пошел от начала начал - посещения Храма Жизни и слияния двух клеток. Развитие Жизни в материнском чреве, ее появление на свет и первый слабый писк. Когда три теплых комочка шерсти нежно прижались к Асве и затихли, кормясь молоком, слезы, изливающиеся из самых глубин души, омыли картину семейного счастья, выделив, усилив ее краски и линии. Являлись все новые и новые образы, их свет рассеивал мрак. Взахлеб, не тая слез и чувств, не замечая тяжелого запаха и взгляда пустоты, я рассказывал безмолвному зрителю обо всем, что познал и пережил, раскрывая память, словно фотоальбом и вырывая оттуда живые, трепетные страницы. …Дети - их робкие, неуверенные шаги. Передние лапки пошли, задние стоят - и котенок, растянувшись в длину, падает. Передние лапки стоят, задние идут - котенка складывает вдвое и снова шлеп на бок. Первое знакомство с окружающим миром, огромным и таинственным. Все трое смотрят на бабочку, Тонка боязливо касается ее крыльев - бабочка резко взлетает, и малыши отскакивают. Вот Рай взобрался на высокую кучу сухого слоновьего помета. Нет, чтобы обойти - ему непременно нужно залезть и перелезть через эту гору. Послеобеденный час, Мррн пробует мыть брюшко, но теряет равновесие и катится на спину. Игры с отцом, их маленькие лапки на его носу. Он ласково мурлычет, охотно позволяет теребить себя за хвост и уши. Отец даже больше, чем мама. Неужели мы тоже будем такими сильными и большими, как он?.. …Мама в страшной тревоге - к нам лезет враг, хочет убить нас, а заодно и маму. Она желает помочь нам, спасти, но боится врага. Уже мы видим над нами огромную, страшную пасть. Внезапный оглушительный рев и мощный поток чего-то горячего и липкого. Нам жутко, мы тонко пищим, придавленные тяжелым. Тяжелое уползает, издаем дружный жалобный писк. В сиянии Солнца над нами склоняется окровавленная морда отца. Тянемся к нему и падаем - лапки не держат, трясутся от пережитого ужаса. Он выносит нас. Что с мамой - почему она отскакивает от нас, отталкивает? Она боится нас? Мы испачканы до неузнаваемости чем-то страшным. Жаркий, влажный язык отца скребет, чистит нашу шерстку, успокаивает. И кроме любви, его глаза выражают еще какие-то чувства - чужие, странные. Страшные… Но он любит нас, и мы успокаиваемся… …Мы на охоте. Мама приказала лежать и ждать. Честно исполняем ее приказ. Отец лежит рядом, охраняя нас. Вот он привстает, вглядывается туда, где слышен бег и топот, и через миг исчезает за пеленой дождя. Какой быстрый, вот бы нам так бегать. Мама зовет - торопимся на зов. Сколько мяса - огромная туша. И такая толстая шкура. Порвать ее нашими маленькими зубками невозможно. Тащим за уши - они мягкие и удобные. Помогает мама - она показывает, где нужно рвать. Оказывается, это вовсе не уши. Едим и мурлычем. Как вкусно… …Отец иногда отдает очень странные приказы, нам сложно бывает понять его истинные намерения. Но тогда его слушается даже мама, и мы тоже стараемся. Отец много рассказывает, нас часто утомляют его рассказы, хотя говорит он коротко и понятно, бывает, эмоционально и бурно. Особенно жестко отзывается о двуногих. Наверное, он очень стар и многое испытал на себе. Он учит многому такому, чего мы никогда не слышали от мамы, и случается, она - воплощение опыта, силы и ловкости для нас - учится у него. Недавно он раскрывал секреты "мертвого удава", объяснял, как от него освободиться… Вкладывая душу, философию и фантазию, вспомнив все, что знал о прошлом и настоящем своих детей, я закрутил калейдоскоп картин об их будущем, о том, что им предстояло узнать: самостоятельная охота, проявление и развитие половых инстинктов, радость любовных игр, освоение новой территории, материнство. Все, что теперь проходило мимо Мррн… Наконец, выдохшийся, я замолчал, готовый принять любой ответ. Образы памяти, многоцветные, переливающиеся, заняли все пространство, вытеснив тьму куда-то в иные измерения. Взгляд и голос Смерти не изменились: - Ты сам - смерть. Ты сам - жизнь. Ты знаешь цену жизни. И смерти. Ты убедил меня. Я отдаю ее… Тебе. Наклонясь, Смерть снова взяла Мррн за шкирку и положила у самых моих лап. Помня ее же тактику, я прикрыл собой эту маленькую, неокрепшую душу. Смерть уходила прочь. Образы расступались перед ней, озаряя душевным светом голый скелет, кости которого были словно из чистейшего горного хрусталя. Я вспомнил сцену недельной давности - здоровая и веселая Мррн резвится среди термитников. Этот образ сформировался передо мной. Подняв Мррн как величайшую драгоценность и чувствуя языком удары ее сердца, собрав всю боль, волю и силу, я совершил последний, невероятный прыжок в Жизнь… …И упал, обессилевший, возле спящей дочери. Несколько секунд смотрел в одну точку, не понимая, где я и что со мной. Осознание и мышление возвратились постепенно. Мррн дышала глубоко и ровно. Не вставая, обследовал ее - я до сих пор был в прямой связи с ней через шнуры НанОрга. Сердце в норме, дыхание тоже, кровь чистая, антитела присутствуют. Вытащив свои иглы, убрал все, и лег на другой бок. Отдыхая, думал над случившимся. Меня редко обманывало чувство времени. ТАМ течения времени не было совсем, а ТУТ Солнце не так уж далеко подвинулось по небу. "Блурри, сколько времени прошло с того момента, когда я выключился?" "Ровно 13 минут". Число 13, определенно, любит меня всю жизнь, и часто подкидывает приятные сюрпризы. Сегодня я за 13 минут спас Мррн. Еще надо понаблюдать за ней, убедиться, что она полностью выздоровела, но в самом главном сомнений нет - ее жизнь вне опасности. Однако… Когда я лечил Чанзо, он находился в таком же состоянии, как Мррн. К Стронгерам я приехал глубокой ночью, на всю операцию потратил часов пять - утром гепард был здоров, хотя сильно отощал за время болезни. Но эти пять часов не укладываются в 13 минут - Мррн болела смертельно, и НанОрг, определенно, не мог за такой короткий срок полностью очистить от вируса весь объем ее крови. Значит, дело не только в симбиоте. Встреча со Смертью Мррн была сновидением, и что-то, более могущественное, вмешалось в ход этой истории, победив болезнь. Что-то помогло мне… А может, наоборот, вирус был проявлением смерти, и когда Смерть отпустила Мррн - вирус исчез сам? Я вспомнил о сотнях необъяснимых, с позиции медицины, случаях выздоровления. "Ты знаешь цену жизни. И смерти. Ты убедил меня. Я отдаю ее… Тебе". Да, не противостояние, не жестокая борьба, а именно убеждение спасло Мррн. Сверкающие на Солнце хрустальные кости скелета - знак того, что Мррн очистилась от скверны, которая была в ней. Смерть растворялась в ярком свете, переходя в другую форму - в Жизнь. Не НанОрг, а моя сила воли, убеждения и смирение помогли нам выжить. Физическая оболочка, дополненная симбиотом, на этот раз особой роли не играла. "Изменив себя до неузнаваемости, пройдешь через смирение и ярость, ненависть и любовь, разлуку и встречу". Новый фрагмент в предсказании Монаха занял свое место. Высшее смирение, к которому стремятся дзэн-буддисты, последователи Дао и многие иные искатели духовных вершин - я познал его. Конечно, сие не значит, что отныне я позволю любому шакалу безнаказанно хватать меня за пятки, или буду спокойно смотреть, если на моих глазах станет умирать кто-то из близких. Мир остался прежним - прекрасным и жестоким, мое отношение к нему тоже прежнее. Я буду жить и убивать как прежде. Душа высокоразвитого существа подобна многогранному алмазу, отшлифованному годами познания. На алмазе моей души появилась еще одна грань, еще один луч света озаряет ее глубины. Мягкие шаги вернули меня к реальности. Пришла Асва. Обнюхав труп грифа, она села у Мррн, трогая носом ее щеку. А откуда мертвый гриф? "Я убил. - пояснил Блурри. - Прилетел этот, не в меру любопытный, а где один, там и десять будут. Пришлось его "снять", для острастки других. Их привлекла ваша неподвижность. Мррн лежала, а ты - зависший - так и сидел, ни на что не реагируя. Только усы иногда подрагивали. Потом ты плакал. Я знаю из твоей памяти, что подобные зависания случались с тобой и тогда, когда ты был человеком. Тебе эти перескоки сознания знакомы, а мне - нет. Поэтому я не рискнул тревожить тебя, опасаясь помешать". "Когда будешь читать память, узнаешь о моих приключениях. Я поведал Смерти о прелестях жизни и уговорил оставить мне душу Мррн. Осмотри Мррн, пожалуйста - твои возможности по части физиологических исследований разнообразнее моих". "Все функции в порядке, нормальная активность мозга. Она спит здоровым сном". "Спасибо, обрадовал". На всякий случай я изучил себя, пытаясь найти вирус, бывший у дочери. Ответ НанОрга исчерпывающий: чужеродных клеток и вирусов в моем теле нет. Внедрю антитела, выработанные для Мррн, Асве и остальным - необходима профилактика болезни. Мррн пробудилась сама. Сладострастно изгибая спинку дугой, потягиваясь и зевая, она как ни в чем ни бывало потерлась об меня. Миловидная ее мордочка так и сияла счастьем, и песнопением Жизни звучало громкое мурлыканье.