Кинжал и мантия: Обряды мёртвых

Погребальная церемония аврора Эрика Лэтэма пройдёт в субботу… Гарри позволил письму выскользнуть из своих пальцев и уставился на многочисленные рамки, украшавшие стены его маленького, но уютного дома. Сейчас даже колдографии дорогих ему людей – с них мужчине улыбались Лайонел, Рон и Гермиона – не спасали от слов, которые буква за буквой проникали в разум и словно разъедали его. Лэтэм погиб, когда они вели дело Ларкона. Конечно, похороны должны быть проведены, и там будут присутствовать все авроры Корпуса Сократ. Гарри всё это прекрасно знал и ожидал приглашение. К счастью, Министерство предпочитало рассылать письма, а не вызывать по Каминной сети – иначе мужчине бы пришлось напускать на себя бодрый вид и создавать видимость «продуктивной» деятельности в свой свободный от работы день. Министерство не могло устроить похороны для Лайонела, потому что от него мало что осталось, проскользнула мысль. Гарри поднялся на ноги и подошёл к ближайшему снимку, на котором были изображены они двое. Он и Лайонел были напарниками лишь год, но возможностей делать колдографии было более, чем достаточно, учитывая огромное количество времени, которое авроры проводили вне кабинета, и их высокий процент раскрываемости преступлений. Этот снимок был сделан во время дела Фредерикса, предшествовавшего делу Джины Хендрикс. Лайонел стоял, обняв Гарри за плечи и ослепительно улыбаясь, а в его руках начищенным боком сверкала особая награда Отдела обеспечения магического правопорядка – маленький золотой кораблик, символизировавший то судно, на котором напарники загнали в угол и арестовали Хью Фредерикса. Его глаза сияли. Его улыбка сияла. Пусть волосы и глаза мужчины были тёмными, он весь был словно сгусток света. Такой безнадёжно светлый, подумал Гарри. Сам он на этом снимке выглядел не более, чем тенью. Возможно, именно поэтому никто не замечал в его глазах отчаянной, упорной любви, которая была видна на каждой их общей колдографии. Гарри никогда никому не рассказывал о своих чувствах. Только Лайонелу. И посмотрите, как, мать вашу, всё здорово обернулось. Аврор, качая головой, отвернулся от изображения. Для Лайонела было проведено что-то вроде обряда, хотя он, как аврор, преданный Министерству, был достоин большего. Однако жалобы или демонстративная неявка на похороны Лэтэма ничего бы не дали – не вернули бы напарника и не даровали тому заслуженную справедливость. А Гарри уже и так впал в немилость у Министерства. Он пойдёт на церемонию и будет надеяться, что этого окажется достаточно для всех – если он будет стараться достаточно сильно, то, быть может, получится представить, что это и похороны Лайонела тоже. * Драко вынужден был признать – кто бы ни написал это письмо, потрудился он на славу. Изящно выведенные слова словно плыли по бумаге, а золотые чернила поблёскивали, когда мужчина поворачивал бумагу то так, то эдак. В Азкабане, в той камере они бы так не сверкали. Драко задумался. Человек, написавший это приглашение на похороны убитого аврора – стал бы он сомневаться и медлить с отправкой, если бы знал, что адресат получит послание, только-только вернувшись со встречи с убийцей? Едва ли. Мужчина отложил письмо и пошёл в гостиную налить себе бокал вина. Дама с портрета на стене – Гея Малфой на склоне лет – хмыкнула что-то укоризненно и покачала головой, обмахиваясь большим золочёным веером. – Презираю мужчин, которые пьют так рано поутру, – проговорила она. Драко сделал глоток, прежде чем поднять взгляд к своей двоюродной бабушке и ответить. – Сегодня тот единственный день месяца, когда мне всё равно. Некоторое время Гея разглядывала внука своими проницательными мудрыми глазами. Они зелёные, с болью подумал Драко, такие же, как у Дафны. Цвет совпадал не полностью, но был таким похожим, что мужчина отвернулся и сделал ещё один глоток. – Да, это меняет дело, – отозвалась женщина и откинулась в кресле. Её маленький пудель залаял и спокойно улёгся, только когда хозяйка погрозила ему веером. Гея как-то сказала Драко, что, должно быть, она уже растеряла последние крохи разума, когда заказывала портрет – иначе она не могла объяснить желание изобразить на полотне эту собаку. – Мне жаль, Драко, дорогуша. И не только потому, что ваша свадьба вернула бы благосклонность твоих родителей. Мужчина дёрнул плечом. – Это бы не помогло. Только если бы я перестал быть аврором в то же самое время. – Конечно. И тогда, полагаю, мне бы пришлось вернуться вместе с тобой. Отвращение, прозвучавшее в голосе бабушки, заставило Драко улыбнуться. Он «спас» родственницу из Мэнора, вняв её настойчивым просьбам. Мадам Малфой не желала оставаться там больше времени, чем было необходимо – только не среди портретов, обитатели которых только и знали, что сплетничать о людях, с которыми были знакомы при жизни, и о том, кто какой брачный союз заключил и чьи дети чистокровнее. Гея жаждала приключений и душевных волнений. Однако ради благополучия внука она хотела, чтобы тот смог вернуться в Мэнор. Мужчина знал об этом и ценил её заботу. – Я не могу жениться на ком-то, кто убил так, как она. Не ради самозащиты. Даже не давнего врага её семьи, – сказал он. Ему было прекрасно известно, что остались ещё чистокровные более влиятельные, чем Гринграссы, страдавшие отголосками заклятья Империус. Им бы всё произошедшее сошло с рук. – Она убила просто потому, что тот человек купил последние ингредиенты для зелья. Она потеряла самообладание. Однажды она бы сделала то же и со мной. Или с нашими детьми. Это был ночной кошмар, преследовавший Драко по возвращении из Азкабана – что он женился на Дафне, сделал её матерью своих детей и однажды, вернувшись домой, обнаружил их убитыми тем быстрым, грубым и действенным способом, каким женщина прикончила несчастного, который мешал ей закончить зелье – перерезала им горло. – Я знаю, дорогуша, – мягко проговорила Гея и взглянула на стол. – Что за письмо ты получил сегодня? – Приглашение на похороны аврора, который умер во время последнего дела, – коротко ответил мужчина. Обычно он без возражений делился с бабушкой своими мыслями и новостями, но ведь обычно он не возвращался домой сразу после визита к своей несостоявшейся невесте. – Полагаю, тебе стоит пойти. Мысли о чужом горе отвлекут тебя от собственных несчастий. Драко повернулся и уставился на портрет, приоткрыв рот. Он знал, что это делает его лицо непривлекательным. Судя по тому, как Гея неодобрительно покачала головой, у них были схожие мысли. Однако слова женщины по-прежнему казались лишёнными смысла. – Прошу меня простить? – Когда бы ни пришло письмо, которое сова не может доставить твоему отцу, ты тут же отправляешься продолжать исследования по сложному делу или начинаешь новое, – объяснила она. – Однажды ты пошёл сообщить женщине, что её муж умер. Я была настроена скептически, когда ты сообщил мне, о своём желании стать аврором, но теперь вижу, что эта жизнь прекрасно отвлекает тебя. – Иногда я думаю, что сделал неверный выбор, – пробормотал мужчина, зная в глубине души: он не до конца честен. Он совершил этот выбор, осознавая, на что идёт, хотя и не ожидал, что чета Малфоев полностью прервёт с ним связь. Однако и платить цену родителей – бросить подготовку в Аврорате и жениться по их желанию – Драко не хотел. Он предпочёл бы найти жену самостоятельно. И только посмотрите, как потрясающе всё обернулось. Мужчина раздражённо тряхнул головой и сказал: – Я пойду, но не потому что ты права. – Конечно, нет, дорогуша, – отозвалась Гея и поймала пуделя за ошейник, когда тот начал лаять на мантию, висевшую на спинке кресла. По крайней мере, я не вынужден жить в тесной комнатушке с вечно тявкающей собакой, подумал Драко, выходя за порог и пряча приглашение в карман. Быть назначенным в напарники Поттеру – это не то же самое. * Кладбище наводняли тени. Или, по крайней мере, Гарри так казалось, и он не мог представить, что для кого-то всё вокруг выглядит иначе. На церемонию явилось большинство сотрудников Отдела обеспечения магического правопорядка – как и всегда в случае похорон аврора, если только тот не умер в Азкабане в ожидании суда, как это случилось в прошлом году с Винсентом. Мужчина посмотрел на багровые форменные мантии, на опущенные лица, понимая, что все присутствующие сейчас вспоминают Лэтэма. Многие работали с ним бок о бок или просто его знали, быть может, даже ходили вместе в бар. А сейчас он ушёл навсегда – был убит тёмным волшебником, на которого охотился. Такая смерть кого угодно могла наградить полуночными кошмарами. Гарри задумался, пришло бы на его похороны столько людей. Вероятно, кто-то бы заявился только для того, чтобы поглазеть на пришедших. Среди теней был не только Лэтэм – они принадлежали погибшим напарникам, жертвам, которых вовремя не спасли, тем, кто избежал опасности, но умер позднее от ран. И даже тёмным волшебникам. Гарри знал, что он не единственный, кто носит в себе воспоминания о ловушках-обрушениях, о шёпоте и мольбе умирающих под камнями преступников, обещающих исправить свои ошибки – если только их опять вернут к свету и воздуху. Лайонел. Да, он тоже был здесь. Мужчина видел его за каждой багровой мантией, в фигуре каждого человеке с опущенными глазами – напарник всегда так делал во время официальных мероприятий. У него гораздо лучше, чем у Гарри, было развито чувство приличия. Это и была одна из причин, почему их объединили, хотя, в конце концов, скорее, Гарри привил Лайонелу вкус к нарушению правил, чем тот научил его правилам поведения. Мужчина почти улыбнулся, когда перед его внутренним взором возник образ изорванного в клочья тела – всё, что осталось от его напарника. Всё, что осталось от заразительного смеха, высокомерного наклона головы, когда он оказывался прав – что было почти всегда – и угольных искр в глазах. В тех глазах, смотревших на Гарри, не было ничего большего, чем дружелюбие, и уже никогда не будет. Но пока Лайонел был жив, можно было хотя бы смотреть и мечтать. – Поттер. Гарри вздрогнул и обернулся. Все люди вокруг смешались в ало-бордовую движущуюся массу, и потому мужчина не заметил, как к нему подошёл Малфой. Он и сам не знал, что почувствовал, когда увидел этого мерзавца, стоящего рядом и задумчиво и хмуро глядящего на закрытый гроб, где лежало тело Лэтэма. – Малфой, – ответил Гарри. Промолчать было бы грубостью, а он не хотел быть грубым. Малфой видел смерть Лэтэма, и теперь, должно быть, чувствовал вину или сражался с собственными призраками. – Где Уоррен и Дженкинс? – Там, – блондин кивнул на двух женщин, также членов Корпуса Сократ, стоящих у гроба. Их головы были склонены, а руки сжаты у груди. Уоррен наклонилась и, закрыв глаза, прошептала что-то – быть может, молитву. Гарри торопливо отвернулся – ему показалось, что он подсмотрел что-то очень личное, хотя и не имел представления, так ли это. – Вот как, – тихо проговорил он, глядя на волшебника в белом, который начал говорить что-то о памяти, счастье и краткости жизни. Мужчина не так уж много знал о том, как должны проходить похороны – все, что он посетил, немного отличались друг от друга, в зависимости от желаний умершего, его чистокровности и приверженности традициям. Ха. Если уж на то пошло, Гарри ничего не понимал и в бракосочетаниях, ведь он был только на свадьбе Уизли. Он тихонько фыркнул. Уж где-где, а недостаток знаний в этой сфере едва ли мог стать проблемой. – Что? – спросил Малфой, повернувшись и прямо взглянув на собеседника. Гарри моргнул, удивляясь, что напарник так легко понял, что этот звук свидетельствовал именно о веселье. – Прости, – пробормотал он. – Я… Просто личная шутка. – Расскажешь? Я бы тоже с удовольствием пошутил, – блондин вновь вернулся к созерцанию гроба. Гарри украдкой стал его разглядывать – скулы мужчины сильно выступали, а выглядел он так, будто провёл ночь, купаясь в кислоте. Да, либо чувство вины, либо ещё что-то заставляло Малфоя искать утешения, мелькнула вдруг мысль. – В ней нет ничего смешного, – отозвался Гарри, тряхнув головой. Казалось странным, что именно Драко Малфой так близко подобрался к его секретам. – Что с тобой случилось? – быстро добавил он, заметив, что партнёр уже открыл рот, чтобы что-то сказать. Тот секунду смотрел на него искоса, а потом спросил: – Настолько заметно? Гарри кивнул. – Для того, кто знает, что искать – да. Блондин прикрыл глаза и издал долгий хмык, который, казалось, забрал весь воздух из его лёгких. – Не так давно я был помолвлен, – негромко ответил он. – Год назад. Её зовут Дафна Гринграсс. Сейчас она в Азкабане. Гарри поморщился. Лайонел был мёртв, но, по крайней мере, память о нём была светлой – её не марали ни убийства, ни ограбления. – Что произошло? – спросил он и уточнил, когда Малфой резко повернул к нему голову: – Я имею в виду, она убила кого-то или разозлила не того члена Визенгамота или?.. – Убийство, – мужчина выдохнул это слово, словно оно было слишком отвратительным, чтобы произносить его в полный голос на похоронах. Словно Лэтэм не был убит, и все вокруг не думали об этом. – Убийство под влиянием импульса. Не было никакой… причины, чтобы совершать его. Когда Дафна выходит из себя, она теряет контроль. – Вот чёрт, – пробормотал Гарри – не решаясь сделать то, что пришло ему на ум. Он был прав, когда предполагал, что все видят на кладбище тени и мёртвые тела. Однако не думал, что напарник видит здесь жестоко уничтоженную несостоявшуюся семейную жизнь. В конце концов, решив, что никто ничего не заметит, мужчина потянулся и сжал запястье Малфоя. Тот подскочил, срывая всю маскировку, и уставился на чужие пальцы так, будто они были лапками паука. Гарри руки не убрал – ему казалось, что Малфою необходимо услышать его слова, пусть даже на лице блондина и было написано отвращение. – Я представить не могу, как должно быть тяжело посещать кого-то в Азкабане, – сказал он, даже на секунду не допуская, что партнёр может не навещать бывшую невесту. Конечно же, навещает. Если бы его отец по-прежнему был там, он бы ходил к нему тоже. – Знать, что близкий человек совершил поступок, после которого ему уже нет доверия. Малфой смотрел на Гарри во все глаза, чуть разомкнув губы, и тот подавил желание проверить, не пахнет ли его одежда и всё ли в порядке в остальном. Неужели Малфою было настолько дико, что Гарри пытается его успокоить? Или, может быть, дико, что вообще кто-то пытается его успокоить? Это гораздо больше походило на правду. – В любом случае, я никогда не бывал в Азкабане, и это огромная удача. После войны мы думали, что Джордж Уизли может совершить преступление, потому что его близнец погиб, – мужчина содрогнулся. Это было куда хуже, чем его постоянные смены напарников, после того, как Рон ушёл из Аврората. Гарри никогда не был уверен, что найдёт во «Всевозможных волшебных вредилках», когда наступала его очередь проверять Джорджа. – У меня в семье мог быть кто-то, кого бы заключили в Азкабан. Он заколебался, гадая, стоит ли говорить про Сириуса, и решил, что не стоит. Только если Малфой сам напомнит, в остальном же он уже достаточно сказал, чтобы выразить свою мысль. – У тебя и был, – сказал блондин. Его голос звучал странно, искажённо. – Твой крёстный. Он не был связан с тобой кровью, но ведь и я не в родстве с Дафной. – Он был невиновен, – тихо ответил Гарри. – Это долгая история, но да, он действительно провёл в Азкабане годы. Те преступления совершил Хвост, и он же выдал моих родителей Тёмному Лорду, – в большинстве случаев он бы сказал: «Волдеморт», – но сейчас он старался быть внимательным. Посмотрев на Малфоя, который просто стоял и ошеломлённо глядел перед собой, мужчина уже было подумал, что зря тратит силы. – Хвост? Этот хнычущий мелкий подхалим? Гарри позволил себе чуть улыбнуться. Было приятно, что кто-то разделяет его мнение о Петтигрю. – Да. Мне кажется, в каком-то смысле… он напоминает твою невесту. Он бы никогда не решился на серьёзное преступление. Его подтолкнула зависть, не вспыльчивый характер, но принцип тот же. * Драко мигнул, и на мгновение люди вокруг будто замедлились и остановились, а голос волшебника в белом растаял. Так значит, Поттер считал, что они похожи, пусть даже роднили их люди, не связанные с ними кровными узами? Да, так и было. Драко гордился тем, что уже мог сказать говорил напарник правду или нет. Сейчас сосредоточенный взгляд и крепкая хватка на запястье сказали, что он не лгал. Пальцы были тёплыми, и мужчина бессознательно придвинулся чуть ближе. У него не было никого, с кем можно было поговорить о Дафне. Разве что Гея, если посчитать её за человека. Бывший напарник, Келлен Мунборн, сочувствуя Драко, как-то посоветовал держаться подальше от женщины, которая может убить и не заметить, а через несколько месяцев его самого убили. Малфои со своим сыном прервали всякие отношения. Конечно, были люди в Корпусе Аврора, с которыми мужчина мог обменяться приветствиями, но он никогда бы не доверил им настолько личную информацию. Теперь рядом был Поттер. Драко задумался, стоит ли отвергать его сочувствие, и в конце концов покачал головой. Он жаждал этого так долго, желал уважения и серьёзного отношения к себе. И даже если кого-то их взаимопонимание разозлит – министерских ли служащих, самого министра или друзей Поттера – то всё равно оно того стоит. – Вероятно, ты прав, – тихо проговорил Драко, – но мне нравится контролировать свою жизнь. Внезапное исчезновение из неё Дафны доказывает, что я ничем не управляю. Брюнет кивнул. – Я знаю это желание, хотя само чувство мне не знакомо. Драко задумчиво посмотрел на него. – Что бы ты поменял в своей жизни, если бы представилась такая возможность? Это был невинный вопрос, из разряда тех, что задают на похоронах, и мужчина думал, что напарник назовёт что-то, связанное с их последним делом – что он хотел бы спасти Лэтэма или избежать долга за спасение. Вместо этого, Поттер бесстрастно оглянулся на гроб и, помолчав немного, покачал головой. – Ты когда-нибудь думал о том, что даже если бы ты смог что-то изменить, всё равно всё не стало бы так, как ты хочешь? – пробормотал он. – Конечно, я хотел бы, чтобы мои родители не погибли, но тогда это значило бы, что В… Сам-Знаешь-Кто не был побеждён. Я бы хотел, чтобы Сириус остался в живых, но он казался таким несчастным в последние свои месяцы. Скорее всего, его кто-нибудь убил бы, запытал до смерти. Я не знаю. Драко ненавидел возникшее от этих слов ощущение – он словно шёл, оскальзываясь, по затянутой льдом чёрной поверхности озера. Что-то на его поверхности взывало к нему, молило обратить на себя внимание, но лёд – прозрачный, как и должно быть – не давал понять, что это. Мужчина сделал неуверенный шаг и, протянув руку, коснулся руки напарника. – О чём ты думаешь? О чём-то, что произошло не так давно, судя по твоему тону. * Гарри замер. Как у него это получается? Рон и Гермиона были рядом, когда он оплакивал погибшего напарника, но так и не поняли, что тот был ему больше, чем другом. Верховный аврор считал, что горе подавляет Гарри, и потому дал ему нового партнёра не через три месяца, как это обычно происходило, а через месяц. А сейчас Малфой продолжал вторгаться в самое сокровенное, и мужчина не знал, как сохранить свою тайну. Ему придётся что-то сделать, ведь в глазах блондина читался интерес. Он будет продолжать наблюдать и допытываться, если его не устроят ответы. Малфой уже проделывал всё это, когда Гарри рассказывал о своих видениях, или когда они рассуждали о Хлёсте Ларкона. Пусть напарник и не во всём был прав, но он вцеплялся и не отпускал, пока не получал всю правду. – Я бы изменил то, чем закончилось моё дело, предшествовавшее делу Ларкона, – наконец тихо проговорил Гарри и склонил голову, пряча глаза. В конце концов это действительно было так, и у Малфоя не было никаких причин продолжать задавать вопросы. Кроме того, он сам недавно потерял напарника, хотя это было единственным, что мужчина знал – ведь записи были запечатаны и не подлежали огласке. – Мой напарник заслуживал спасения, которого я не смог ему дать. Глаза блондина мерцали, когда он разглядывал Гарри. Секунду спустя он расслабился и посмотрел на гроб. – Я знаю это чувство. Гарри закрыл глаза и прислушался к словам волшебника в белом. … от света к тьме, от лета к зиме, от плоти к почве, из подлунного мира к миру подземному… Он впитывал слова о естественном круговороте жизни, о том, что все живые существа рано или поздно настигает смерть. Или ему казалось, что тот говорил именно об этом – Гарри пропустил большую часть заупокойной речи. Быть может, у него бы получилось думать о происходящем, как о похоронах Лайонела, освободиться настолько, насколько это было возможно, а остаток выговорить ум-целителю, к которому он собирался пойти с самого завершения дела Ларкона. Отрезать прошлое, проститься с мёртвыми и посмотреть в лицо живым. Он должен был сделать это. Очевидно, что его защита ослабела, и он позволил незнакомцу заглянуть слишком глубоко. Лайонел ненавидел, когда секреты выставляли напоказ. Он мог. Ему просто потребуется немного потренироваться. * Драко разглядывал Поттера. На протяжении всего погребального обряда лицо напарника то бледнело, то покрывалось румянцем. Сейчас, однако, оно будто разгладилось и вернуло себе естественный цвет. Брюнет склонил голову и сложил руки, словно в молитве. Драко повернулся и прислушался к словам церемонии. … с востока на запад, от солнечного восхода к закату, закату жизни. Волшебник в белом взмахнул руками, и магия, вплетённая в дерево гроба, ожила и вырвалась на волю всполохами зелёного. Искры приняли вид склонённых лиц и нежных простёртых рук, и гроб опустился в могилу. Наблюдая за его медленным скольжением, мужчина почувствовал, как расслабляется в самой своей основе. Пусть в масштабах его жизни не произошло ничего особенно важного, но он рассказал Поттеру о Дафне и в ответ получил немного сочувствия. Он вышел из дома и задумался о чём-то, кроме собственных проблем – в точности как сказала Гея. Теперь у него было о чём поразмыслить – помимо своих забот, были ещё секреты его напарника. Никто не может вернуться в прошлое и исправить ошибки, и со слов Поттера Драко узнал, что не все хотели бы этого. Но можно было найти новые развлечения. Новых товарищей. Новые мысли о жизни. Драко вновь посмотрел на брюнета и решил, что тот выглядит уже гораздо лучше – почти умиротворённым, словно рядом с Лэтэмом теперь покоился ещё кто-то. В тенях мёртвых всё же есть жизнь.