***
Следователь возвращается в деревню далеко за полночь. Задумавшись о чем-то своем, не сразу обнаруживает, что уже дошел до дома. Медленно отперев дверь, он собирается спрятать загадочную улику в собственноручно изготовленном тайнике, когда слышит скрип петель за своей спиной и доносящиеся до ушей тихие шаги. — Шли бы вы вон из моей обители, государь, — сурово произносит следователь Яков Петрович, оглянувшись, и обнаружив мужчину в странном темном костюме и рельефными рогами, расположенными где-то за спиной. Его лицо скрыто слишком темной тенью капюшона, отчего у Якова быстро складывается ощущение, что на него смотрит сама тьма. — Разворачивайтесь и проваливайте на все четыре стороны, я не настроен сегодня на деревенские розыгрыши. Но его гость даже не думает отступать, вместо этого он делает шаг вперед, молча выхватывая шпагу из-за спины, и заносит ее над следователем, заставляя Гуро резко переместиться в сторону, и быстрым, отточенным движением обнажить свою шпагу из трости с серебристой рукояткой. Деревянный чехол с глухим стуком падает на пол, откатываясь в сторону, к столу, стоящему у окна, поверхность которого плещется в чистом лунном свете. Со звоном скрещиваются металлические клинки, переплетаясь с размеренным потрескиванием дров в огне камина, который Яков точно не разжигал, а точные, резкие выпады режут воздух. Гуро вспоминает слова Гоголя про темную фигуру Черного Всадника на лошади цвета ночи, сопоставляя данные, и отступает в глубь комнаты, продолжая то отбиваться от нападающего, то нападать на него сам, чувствуя в движениях противника что-то неуловимо знакомое. Что-то, что не дает покоя на подсознательном уровне, вызывая тревогу, что заставляет крепче сжимать рукоять, чувствуя, как липкий страх ползет по груди, пробираясь прямо в сердце. Яков Петрович сражается отважно и смело, но в какой-то момент что-то идет не так, и его рука сжимает воздух вместо шпаги, которую ухитряется выбить Всадник обманным движением. Но Гуро не стал бы следователем и не дожил бы до своих лет, если бы так просто сдался, он бросается на мужчину, сбивая его с ног, и валит на пол, слыша его сдавленный рык. Рядом со звоном падает шпага незваного гостя, тихо звеня и постепенно смолкая. Яков видит, как ее лезвие сверкает в лунном свете, тянется ладонью в ее сторону, растопырив пальцы и силясь достать хотя бы до кончика, но не может дотянуться, а потом и вовсе отлетает от сильного удара в грудь в сторону горящего камина, больно прикладываясь спиной о деревянный пол. — А вы держитесь весьма удовлетворительно, — внезапно произносит фигура в черном весьма знакомым голосом, и сердце следователя пропускает удар. Гуро вскакивает на ноги, чувствуя головокружение, а в следующий момент обнаруживает себя прижатым к каминной полке, с болтающимися в воздухе ногами и раскиданными вокруг камина полыхающими дровами, огонь от которых начинает с упоением пожирать старый деревянный пол с веселым треском, постепенно задымляя помещение. Яков не может ничего ответить, лишь чувствует, как крепкая ладонь смыкается на шее, и нервно дергается, пытаясь высвободиться из захвата, шарит по каминной полке рукой, скидывая какие-то безделушки на пол, и, наткнувшись на медный подсвечник, с размаху опускает его на голову Черного Всадника, отчего тот пошатывается и выпускает следователя. — И собираюсь держаться так дальше, к вашему глубокому разочарованию, — Яков, приземлившись на ноги, недовольно хлопает ладонью по огонькам пламени на подоле своего красного пальто, туша их, метко бьет ногой Всадника по голени, оставляя пыльный след ботинка на его черных штанах, заставляя согнуться, и наносит серию метких ударов по ребрам, не замечая, что огонь уже перебрался с пола на стены дома. По спине следователя медленно стекают капли пота, а лоб покрыт испариной. Едкий дым застилает взгляд, заставляя глаза слезиться, но мужчина не обращает на это внимания, лишь часто моргает, подходя к столу. — Умирать, так достойно? — человек в черном костюме выпрямляется, и тут же замирает неподвижно, чувствуя сталь шпаги у своей шеи. — А зачем мне, собственно, умирать? Налоги плачу, государству служу, убийства расследую, а на досуге со всякими Всадниками развлекаюсь. Жизнь хорошая, да и события интересные, кормят замечательно, яйца с икрой, которые сегодня подавали - еды вкуснее я здесь еще не встречал, — насмешливо сверкает глазами следователь, дразняще поддевая кончиком шпаги черный капюшон мужчины, собираясь приподнять его, когда рядом с ним с громким треском падает одна из балок крыши, полыхающая огнем, и придавливает не успевшего увернуться Черного Всадника, сбивая его с ног. Следом начинают лететь уже догорающие доски, от удара с полом фонтанящие яркими, обжигающими кожу искрами и горящими кусками углей. И тут Яков отчего-то приходит в себя, липкий страх, терзающий его на протяжении всей схватки, отступает, сменяясь спокойствием и твердой уверенностью. Мужчина критически оглядывает полыхающий огнем дом, смахивая прилипшие к коже кусочки горячего угля и пепла, хватает еще не успевший сгореть чехол-трость для шпаги и быстрым шагом направляется к двери, оставляя не шевелящегося Всадника, лежащего лицом вниз, спасать самого себя, но внезапно беспокойство снова возвращается, рушится стремительной лавиной на голову, сковывая холодом все внутри, не позволяя вдохнуть нормально. Яков раздраженно сопит, потом разворачивается и смотрит на фигуру Всадника на фоне огня, который все еще лежит на полу без движения и, видимо, находится без сознания. В несколько стремительных шагов Гуро оказывается рядом с человеком в черном, пытаясь сдвинуть тяжелую балку с него, пока пламя не перебралось ближе к рукам следователя, а там и на самого Всадника. — Чего же вы разлеглись, любезнейший, помогайте, потом позагораете, — даже в сложной ситуации Яков Петрович не теряет свое чувство юмора. Черный Всадник шевелится, видимо, постепенно приходя в себя. Почувствовав, что Гуро смог приподнять балку, Всадник перекатывается на спину, обхватывает брус ладонями и с легкостью отталкивает от себя, отбрасывая в сторону. Следователь делает шаг назад, рассматривая поцарапанные деревом руки, которые он не успел убрать, не ожидая такой силы от Всадника, который, вероятно, был совсем не человеком. Плюнув на все, Яков обходит поднимающегося на ноги соперника, хватает его за шею и грубо отпихивает к закрытому окну, обрамленному огненной рамой, потому как дверь уже превратилась в горящую, полыхающую жарким пламенем стену. — В чем причина задержки? Или вам храбрости только со следователями биться хватает? — язвительно произносит Гуро, чувствуя чужое прикосновение к своему бедру, и резко толкает Черного Всадника в спину, выталкивая мужчину прямо в закрытое окно, слушая мелодичный звон разбивающегося стекла и дребезжащие в полете осколки. Яков опирается на трость, поправляет на себе красное пальто, одним плавным движением встает на деревянный, тихо заскрипевший под его весом стул, перешагивая на ровную поверхность стола, и в свете луны изящно вышагивает на улицу через разбитое окно с остатками стекла, в которых в диком танце танцуют с лунным светом отблески огня. Свежий ночной ветер бьет в лицо, снимая жар и проветривая одежду от запаха гари. Горящий дом огненным пятном полыхает среди других домов, окутанных тьмой, однако жителей деревни нигде не видно. Зато где-то вдалеке виднеется столб темного дыма и доносятся крики, из чего Яков Петрович делает вывод, что сельские жители не спят, а тушат пожар, не подозревая о втором. Тем временем, большое черное пятно на траве начинает шевелиться - это Всадник поднимается на одно колено, трясет головой, постепенно приходя в себя, и выпрямляется во весь свой рост, каким-то неуловимо знакомым движением распрямляя плечи, отчего у Якова по спине пробегают мурашки. — Полагаю, вы заглянули в гости за этим? — интересуется как бы невзначай мужчина, запуская руку в карман пальто с бархатной подкладкой, но не находит кусочек минерала, найденный этим вечером в поле. - Кристалл черного цвета, который сам растет? — Верно, — в голосе Черного Всадника звучит насмешка, и следователь с силой сжимает трость, когда видит в свете огня часть щеки под капюшоном, из которой торчит осколок стекла, окрашенный кровью. - Но не только вы забрали его. Был еще один, длинноволосый... Яков Петрович с некоторым удивлением во взгляде наблюдает за тем, как прямо на его глазах Всадник вытаскивает этот осколок и глубокая рана постепенно затягивается. Следователь быстро складывает два и два, понимая, что, видимо, Гоголь успел где-то прихватить кристалл, и Всадник придет и за ним. Придет без объяснений, со шпагой на изготовку. Возможно, молодой человек подобрал эту горную породу еще тогда, когда они обнаружили пещеру и начали исследовать ее? Или позднее. В любом случае, если Всадник охотится за пропавшими частями минерала, то дело плохо и надо спасать этого мальчишку - Николая. А ведь Яков говорил ему - не трогать в пещере ничего. И сегодня говорил не трогать. И вчера. А когда не говорил? — Следуйте за мной, — лишь произносит Гуро тоном, не терпящим возражений, вместо того, чтобы испугаться, — Я верну вам еще один кристалл. Черный Всадник ничего не отвечает, но и не уходит, какое-то время они смотрят друг на друга в свете пламени, не шевелясь, после чего Яков трогается с места. Тихо стучит трость в такт его шагам, когда они идут по деревне мимо мрачных, местами подкосившихся строений, по направлению к дому, где остановился Гоголь. Яков чувствует, что на него сейчас не нападут, но все равно прислушивается к едва слышным шагам за своей спиной, свидетельствующих о том, что его спутник еще не растворился в темноте ночи.***
— Николай Васильевич! — стучит следователь по дверному косяку рукой в кожаной перчатке, останавливаясь перед входом в дом писателя. — Открывайте. Но лишь тишина была ему ответом. — Николай Васильевич, пожар! — ударяет кулаком Гуро уже по двери, говоря на повышенных тонах, и смотря как та медленно со скрипом открывается. — Да что ж такое, гуляет он что ли в такое время или пожары тушит? — следователь перешагивает через порог в темноту, осторожно перемещается к окну, шаря ладонью по раме в поисках спичек, и, найдя коробок, зажигает одну, выискивая подсвечник. Через минуту все четыре свечи в доме зажжены и медленно тлеют, а Яков твердым шагом ходит по дому в поисках кристалла. Через какое-то время становится ясно, что нужной вещи в доме нет - Гоголь либо прихватил ее с собой, лобо весьма хорошо спрятал. Гуро останавливается и уставшим жестом приглашает Всадника присесть к столу, наливая себе рюмочку из нашедшейся под столом бутылки с крепким алкоголем. Но Черный Всадник не садится, а молча стоит и смотрит на Гуро, но следователю кажется, что на него смотрит сама бездна и он ходит по краю. — Неплохо смотрятся, — Яков Петрович, опрокинув в себя содержимое рюмки, задумчиво поглядывает на рога, обходя мужчину в черном костюме по кругу, и протягивает было руку к ним, но затем одергивает ладонь в паре сантиметров. — У вашего тела смещен центр тяжести, полагаю? — Совершенно верно, — Всадник резким движением откидывает темный капюшон с головы, и Яков резко выдыхает через нос, ощущая некую сюрреалистичность этого момента, когда видит свое же лицо, только какое-то более бледное, землистого цвета с темными кругами под глазами и лихорадочно блестящими глазами. Но, несмотря на недостатки, в нем все равно есть что-то странное, какое-то неправильное притяжение, завораживающее взгляд. — А я-то думал, что же вы во время битвы мне так меня напоминали, милейший, — удивленно приподняв бровь, Гуро в замешательстве моргает, но ничего не меняется, его взгляд все еще прикован к этим бездонным, темным глазам, в которых отражаются блики пламени от свечи, горевшей у окна. У мужчины складывается ощущение, что глаза Всадника полны тьмы и бушующего адского огня, пытающегося вырваться в этот бренный мир, сметая все на своем пути, сжигая все, что попадется, не щадя ничего и никого. — И как же вас звать, Яков Петрович? — интересуется Гуро, опираясь на свою трость обеими руками. Мрачно сверкает в свете от свечей перстень с рубином гранатового цвета на пальце. — Это неважно, — голос Всадника немного глухой, с какими-то новыми интонациями, но в нем все равно безошибочно угадывается собственный голос, и Гуро понимает, что в том горящем доме вызвало у него неосознанный страх. Именно голос и движения этого существа, которые так совпадали с его. — Так вы у нас демон, подозреваю? Буду звать вас Дъяков, и, милейший, может, мы можем обсудить эту ситуацию без моего убийства? Всадник иронично приподнимает бровь, позволяя себе ухмыльнуться, и смотрит на Якова своими темными глазами. — Такое чувство, будто вы не спали год, — Гуро делает еще один круг вокруг демона, дотрагиваясь, наконец, до кончика рога, скользя подушечками пальцев по его едва ощутимой шероховатости и легким, незаметным глазу, гладким и небольшим выступам, начиная по тяжелому дыханию и своим знаниям о строении оленьих рогов догадываться о том, что рога только завершают свой рост, а, значит, имеют капилляры и нервные окончания, что делает их весьма восприимчивыми к прикосновениям и любому давлению. Поэтому Яков, пытаясь проверить свою теорию, ощупывает центральное место сплетения рогов и убеждается в том, что у основания спины они уже подверглись окостенению - твердая кость довольно рифленая и испещрена углублениями - следами сосудов. Или это не кость? Гуро слегка щурится, изучая пальцами поверхность, и наклоняется ближе, внимательно рассматривая ее, не веря собственным глазам. Если раньше он был уверен, что это рога, то теперь он склонялся к выводу, что это наслоения горной породы из пещеры, которую Яков недавно успел найти, но не успел исследовать. И те самые кристаллы в следах, растущие прямо на глазах, тоже с этим как-то связаны, если только не являются осколками этих рогов или чем-то подобным. — А кто сказал, что я сплю? — Всадник кривит губы в усмешке, чувствуя, как дыхание начинает учащаться от таких простых прикосновений - его рога еще находились в процессе роста и действительно были довольно чувствительными, несмотря на то, что он мог по желанию втягивать их в себя, скрывая их от посторонних глаз. — Уберите от меня свои руки. Почти прорычав это, демон дергается, пытаясь отойти на пару шагов, но не тут-то было - Гуро обхватывает ладонью темный, рифленый рог, удерживая демона на месте, не позволяя отстраниться, и с интересом ощупывает его, мягко поглаживая большим пальцем недалеко от заостренного конца. “Вероятно, это все-таки рога, покрытые темной горной породой, еще не потерявшие чувствительность до конца, — думает следователь, подмечая учащенное дыхание существа в его обличьи". — Иначе что? — Яков слишком спокоен для человека с достаточно развитым инстинктом самосохранения, который осознанно нарывается на гнев демона. — Иначе будет поздно, — резко развернувшись, Всадник сметает задумавшегося Гуро точным ударом рогов, который, не устояв на ногах, пошатывается, падая на одно колено, и гневно сверкает глазами, чувствуя как из полученной царапины над бровью сочится кровь. — Вы могли лишить меня глаза, — в голосе Якова звучат металлические нотки, когда он смотрит снизу вверх, начиная подниматься на ноги. — Я мог лишить вас жизни, Яков Петрович, — парирует демон с легкой насмешкой смотря как мужчина в красном пальто опирается на трость с серебристым наконечником и выпрямляется с самым невозмутимым видом, гордо распрямляя плечи. — Но вы мне нравитесь, у вас есть какая-то внутренняя сила, не каждый рискнул бы сразиться со мной, и уж более того, продержаться столько времени против меня. — А вы уверены, что лишить меня жизни было бы вам по силам? — насмешливо тянет Гуро, сверкая глазами, когда Всадник подходит к нему так близко, что можно различить очертания черной радужки в его темных глазах. Эти глаза притягивают каким-то магическим воздействием, не позволяя отвести взгляд, притупляя глас рассудка, который буквально кричит об опасности. О том, что этого Всадника всегда видели рядом с местами убийств в этой деревне, о том, что у него самого есть Николай Васильевич, который так к нему привязался, что смерть следователя разобьет парню сердце, жизнь и все остальные, что можно разбить по мнению творческого человека. — Полагаю, вы не захотите проверять это ценой собственной жизни, — Всадник с коварной улыбкой уверенно вжимает Гуро в стену, накрывая тонкие губы жарким поцелуем, жадно терзая их, не позволяя оттолкнуть себя и перенося все грубые укусы, которыми награждает его мужчина, постепенно сдаваясь под напором демона. Глухо ударяется о пол трость Якова, выпавшая из ослабевших рук, и с тихим звуком укатывается на середину комнаты, слегка покачиваясь уже на месте, из стороны в сторону, прежде чем замереть. Мягко бликует серебряный наконечник трости в свете луны, но это уже никого не волнует, потому что Всадник находит на шее следователя чувствительное место, и ласкает его языком и губами, изредка покусывая, отчего дыхание Якова сбивается, становится жарким, и мужчине приходится прикусить губу, чтобы не застонать. — Уважаемый, меня не привлекают люди мужского пола, — пытаясь собрать остатки контроля, произносит хрипло Гуро, упираясь ладонью в плечо Всадника и смотря на свое лицо со стороны, на котором играет довольная улыбка. — Да, вас не привлекают люди мужского пола, а вот один конкретный, юный, темноволосый и творческий молодой человек с пером и странными снами, — хитро сверкает глазами Дъяков, — Вы же не думали, что сможете от меня скрыть это. Да и я не человек, но, посмотрите-ка, вас это не особо пугает, — Всадник улыбается, распахивая красное пальто Якова Петровича, и вновь прижимается тонкими, бледными губами к его шее, лаская проступающие вены языком, и спускаясь ниже, расстегивая верхние пуговицы белоснежной рубашки. Он довольно покусывает ключицы, начиная массировать плечи при этом. — Действительно, — шепчет Гуро и выпадает из реальности, теряясь в приятных ощущениях, а когда приходит в себя, то обнаруживает, что лежит на кровати в распахнутой рубашке и почти полностью раздетый, потому что темные штаны уже скользят с бедер к коленям, обнажая твердую плоть под тканью нижнего белья. Дъяков с интересом рассматривает распростертого под ним следователя, но, пока не произошло ничего непоправимого, Яков успевает прихватить Всадника за пряжку в центре костюма, притягивая к себе, но его руки перехватывают и быстро отталкивают. — Даже не думайте лишать меня одежды, — грозно произносит Дъяков, и следователь отчетливо понимает, что лучше этого не делать. Он послушно перемещает руку с груди на плечо и скользит между приоткрытых губ языком, изучая, лаская, переплетая языки и борясь за доминирование. Они катаются по кровати, иногда забывая про ласки и начиная кусаться, не позволяя другому лидировать, борются за главенство, но потом все равно затихают, начиная лениво целоваться. Яков проводит кончиком носа по щеке, запоминая легкий запах трав и чего-то неуловимого, но приятного, кусает Дъякова за шею, изредка зацеловывая места укусов, водит рукой по костюму, массируя мышцы сквозь ткань, и с удивлением наблюдает, как рога за спиной Всадника становятся все короче и короче, постепенно исчезая из поля зрения. — Это еще что за сюрпризы, — подозрительно глянув на демона, стонет Гуро, кусая губы и мысленно делает себе замечание за такую несдержанность в виде стона. — Вы же не думали, что я с ними сутками хожу,— усмехается Всадник, оттягивая резинку нижнего белья и накрывая ладонью жаждущий внимания член следователя, сжимая его и двигая ладонью так правильно, что Яков, не любящий терять контроль над ситуацией, лишь злобно на него смотрит, с каждым движением руки забывая вопросы, которые собирался задать. Он прикрывает глаза, но перед ними отчего-то мелькают образы бледного Николая Васильевича, который мило улыбается и что-то говорит, Гуро пытается услышать хоть что-то, но губы Гоголя шевелятся, не издавая ни единого звука. — ...и признать, что вы влюблены в него, — доносится до ушей Якова хриплый голос Всадника, который склонился над ним, внимательно рассматривая раскрасневшегося мужчину под собой, выглядящего все так же прекрасно. — Ни в кого я не влюблен, — отрицательно качает головой Гуро, неторопливо сглатывая, отчего его кадык двигается, а Дъяков мягко прикусывает его зубами, принимаясь ласкать языком. — Ах, это, наверное, у вас симптомы чумы сейчас были? — откровенно смеется Всадник, — Вы стонали имя темноволосого писателя. — Я вам рога обломаю. Замолчите и сделайте уже что хотели, — хрипло стонет следователь, подставляя шею под уверенные прикосновения губ, вызывающие тугой ком удовольствия внизу живота. — Яков, вся проблема в том, что я ничего не хотел, — усмехается демон, медленно лаская большим пальцем нежную головку члена. — Я собирался вас поцеловать, забрать камень и свернуть шею, но что-то пошло не так. — Это потому что я хорошо целуюсь, а теперь заткнитесь и ускорьтесь, милейший, у нас Николай Васильевич может с минуты на минуту уже прийти, а дверь никто не запирал, — командует Гуро, толкаясь бедрами навстречу ладони, движения которой становятся резкими и быстрыми. Еще несколько толчков и резких всхлипов, и следователь выгибается на постели, пачкая ласкающую руку, пальцы которой размазывают медленно стекающую сперму по розовой головке члена. Яков обессиленно откидывается на спину, бездумно смотря на свои черные перчатки, валяющиеся на постели, и перстень с гранатовым камнем, сверкающий откуда-то из складок одеяла. — И найдите себе другое тело, я не позволю вам покушаться на Николая в моем обличье, и даже близко к нему подходить, — постепенно приходя в себя, произносит Гуро, облизывая губы и начиная приводить себя в порядок. — И как же вы мне запретите это? — усмехается Всадник, а в следующее мгновение Гуро подминает его под себя, кусая смеющиеся губы, и расстегивает ширинку костюма Всадника, вызволяя возбужденный член и вбирая его в рот, неожиданно для самого себя. Ухмылка мигом слетает с уст Всадника, его губы плотно сжимаются в тонкую линию, а ладони шарят по кровати, сминая простыни. Он неторопливо толкается в чужой горячий рот, запуская одну ладонь в зачесанные на затылок, ухоженные волосы Якова, растрепывая прическу. — Я не запрещу, а дам вам повод искать меня, вместо него. Что-то мне подсказывает, что мы способны найти компромисс, — произносит Яков, выпуская член изо рта и снова вбирает его, сжимая губами, пробегая языком по набухшим венам, и задумчиво посасывая, с удивлением обнаруживая, что вкуса у смазки никакого нет, она больше похожа на воду. Вероятно, это было из-за того, что Дъяков хоть и имел человеческий облик, но не являлся человеком, но Гуро решил поразмышлять над этим потом, продолжая ласкать губами член, начиная двигать головой в такт мягкому давлению руки на затылок.***
— Что здесь творится? — через какое-то время раздается встревоженный голос Николая Васильевича, который в черном костюме, покрытым пеплом и сажей, стоит на пороге, а сам Яков вытирает остатки солоноватого полупрозрачного вещества с уголков своих губ, и помогает встать уже приведенному в порядок Дъякову. Николай отшатывается, нервно дергаясь, и смотрит на двух Яковов, один из которых в странно знакомом темном костюме, а другой с самым невозмутимым видом надевает на себя красное пальто, застегиваясь на все пуговицы. — Сны у вас, конечно, интересные, Николай Васильевич, и фантазии хорошие, — насмешливо улыбается Яков Петрович, облачая кисти рук в кожаные черные перчатки, поднимает с пола свою трость и похлопывает молодого писателя по плечу. — А камушек отдайте. — Какой камушек? — непонимающе переспрашивает Гоголь, удивленно распахивая глаза. — Как какой, чёрный, горной породы, медленно растущий, на который вы меня днем водили в поле смотреть. Признаться, можно было и без таких предлогов обойтись, если вам так хотелось увидеться со мной, — улыбается Яков своей самой очаровательной улыбкой, вгоняя молодого парня в краску. Он отчетливо видит, как бледные щеки Николая нежно розовеют, пока писатель, стыдливо пряча глаза, роется в карманах, извлекая на свет красивый черный минерал, который резко контрастирует с бледной кожей ладони. — Мне приятны ваши мечты обо мне, но советую сегодня пофантазировать о чем-нибудь другом, — забрав из протянутой ладони осколок горной породы, следователь, мягко скользнув кончиками пальцев по прохладной руке Гоголя, выходит следом за Дъяковым из дома. Глухо хлопает закрывшаяся за ними дверь, оставляя вконец запутавшегося Николая одного. Гоголь скидывает пропитанную дымом одежду и ложится спать, совершенно не понимая, где кончается реальность и начинается сон. Были ли два Якова реальны? Конечно же нет. Николай Васильевич поправляет подушку и укрывается одеялом, вдыхая свежий воздух, доносящийся из окна, заботливо открытого Яковом Петровичем, решившим проветрить дом перед уходом. А где-то на полу, рядом с кроватью, слабо мерцает в лунном свете застрявший между двумя досками перстень с гранатовым камнем.