Шиповник

Солнце едва забрезжило на горизонте, окрашивая рваные облака в осенне-яблочные тона; холодная земля дышала влагой, кишела мотылями и ящерицами. Энни лежала в траве, наблюдая за падением листьев. Они начали падать рано, еще зеленые и желтые, совсем не вялые, не допившие сока солнца, чтобы стать пергаментным багрянцем. Холодало быстро. Урожай едва успевал к морозам, жестокая весна снесла нежные цветы с деревьев; недозрелые плоды гнили. Энни смотрела на кровавые плоды шиповника, ветками укрывавшего ее от группы кадетов, тренирующихся неподалеку от редкого подлеска. Шиповник - дикая роза, лепестки немногочисленны и тверды, внутри соцветия - золото, снаружи - много шипов. Неоправданно много - думает Энни - скрывать особо нечего. Она представила это место через десять лет, в пыли и обломках тростовой стены, напитанное криками и обрывками кишок. Время пугало Энни; его скоротечность, неумолимость, способность стереть все. А она в нем была хрупкая и маленькая. Она представила, как шиповник подмялся под чьим-то телом. Подумала: "Хорошо, что меня не будет". *** Микаса точно знала, что красоты в мире нет. Кожа тонка, кости хлипки, все мышцы порвутся рано или поздно; и потому любой удар должен быть доведен до совершенства - повредить как можно больше. В этом не было никакого лицемерия, показного равнодушия, притворного хладнокровия. Люди в большинстве своем жалки, нахваливают себя и болтают попусту. Микаса слушает Армина и кладет руку ему на плечо; Микаса ходит за Эреном и опекает даже тогда, когда сама понимает: это уже слишком. Потому что чувствовать себя идеальным механизмом недостаточно, чтобы уберечь от смерти этих двух, лучших из всех ныне живущих. Это - страшно. Страшнее, чем поступь десятиметрового куска мяса с зубами, каждый зуб - с твою ладонь. Страшнее, чем туфли девятилетней девочки, в которых хлюпает грязь и кровь. Бездна неизвестности - вот что отражается в зеркале. Ей не нужны красивые слова, последние порывы храбрости и человеческие надежды. Она ударит. Будет больно, потому что ее удар не выдерживают скелет и мягкая плоть. А Микаса маленькая и хрупкая. *** Энни била по манекену механически, безразлично; не обращая внимания на пялившегося Йегера. Его способность не замечать очевидное была, наверное, присуща вообще всем людям, но злоба поднималась к горлу только при виде него. Хотелось ударить по его самонадеянности. Так она ему и сказала однажды, уходя с очередной бесполезной тренировки: лучшие останутся внутри Сины, а с кем останешься ты? С доходягой Армином? Долго проживешь, что тут сказать. Ничего говорить не надо - решила она потом. Так же, как не разговаривают с цыплятами о политике. То, что будет сожрано, так и должно остаться безличной массой, не достойной сожаления. Отец говорил, знание слабостей противника - уже половина победы. Энни остановилась на несколько секунд, чтобы стереть ладонью каплю пота, стекающей по виску. Рядом также остановилась Микаса, откидывающая волосы назад. Они обменялись взглядами. Все слабости Микасы находились на поверхности ее кожи, выделяясь ярче, чем вены; сосудами оплетая ее всю. Энни думала, что Микаса - стальная оболочка, наполненная сухой травой. Слабая, неуверенная в себе. Только надави - хлынет красный сок. Энни, несомненно, однажды сделает это. *** Микаса сидела за столом в трапезной комнате. Мальчишки играли в очередную глупую игру; мальчишки - как дети. Как будто не на войну пришли; как будто не согласились умереть, выполняя приказы любой ценой. Может быть, лицемерно так считать - подумалось вдруг. Микаса ведь сама не знает, что делает. Знает только, что не место и не время солнечным влюбленностям, цветам и клятвам в верности. Знает, что монстры могут скрываться под людской шкурой. Цветы. Мина аккуратно опустила Энни на голову венок. Нежно-розовые лепестки посыпались на плечи и грудь. Микаса подумала: какая же она красивая. Так бывают красивы камни, не испорченные чужой рукой и огранкой. Микаса подумала: какая же я дура, что постоянно смотрю на нее, как будто мне что-то достанется. *** Звезды на небе были редки, надвигался ночной ливень. Микаса спустилась с постовой вышки и заглянула в трапезную, в окнах которой горел свет. Никого не было; только венок на дальнем столе. Почти все лепестки уже опали, но было видно, что это - шиповник, пусть и без единого шипа. Микаса насыпала лепестков в карман форменной куртки. *** Энни не могла понять, что ее побудило согласиться на это все - если задуматься, она не искала ни привязанностей, ни физической близости. В конце концов, надвигался выпуск, скоро все попрощаются друг с другом, и разделять их будет лишь очередность, с которой придет смерть. Никто, похоже, не думал об этом - все были веселы и полны надежд. Может, страх смерти преодолим... для того, кто умел верить. Безразличие все труднее сохранялось: сначала Энни лежала в постели спокойно, затем начинала ерзать и привставала - для того чтобы удостовериться, что Микаса поднялась на ярус и присела рядом. Сначала Энни гладила пальцами бледное бедро, затем поднимала подол ночной рубашки вперед - для того чтобы прикоснуться к большему. Думала: какая же она красивая. Энни даже догадалась, почему за Микасой влачатся все, кому не лень: ее тело было идеальным. И она с интересом его исследовала: кончиком языка обводила шрамы и царапины, целовала волосы, кусала там, где никто не заметит. И это было сладко настолько, что внизу живота покалывало и теплело - а чужие трясущиеся и проворные руки стягивали тесные брюки. В полутьме черные глаза Микасы блестели, волосы падали на лицо. Она была прекрасна и так уязвима. "Не оставляй меня", - попросила Энни, не размыкая губ. *** Микаса не могла понять, почему приходит к Энни по ночам, почему тихо крадется меж кроватями и вздрагивает от каждого шороха. Только теперь она заметила, что ярусы ужасно скрипучи, и нервы натягивались всякий раз, когда она нависала над Энни или упиралась коленями в жесткий матрас. Меньше всего это походило на секс; скорее, на борьбу без ударов. Каждый пытался взять как можно больше, найти слабое место, надавить сильнее, насладиться выпущенным вздохом. Энни оказалась мелкой и худой, пальцами можно было нащупать ее ребра и выступающие лопатки. Отметины покрывали кожу везде, нижнюю губу пересекал маленький нитевидный шрамик, неразличимый на солнце. Микаса целовала грудь и спускалась ниже, жалея, что за упавшими волосами не видно лицо Энни. Микаса целовала ее во сне, подбородком упираясь в ключицу. Со стыдом думала: "Помоги мне". *** Энни увидела их и все поняла. Поломалась немного для вида, но сдалась быстро, стараясь спрятать свой взгляд. Армин явно вырос и больше не выглядел забитым котенком, Эрен злился, Микаса кусала губы и молчала. Они догадались, и теперь нет смысла во что-то играть. Главное - забрать Эрена и бежать. Он ведь еще глупый и неопытный, куда ему до победы над ней. Она знает все его слабые места. Впрочем, все они были слабыми местами друг друга. Шли молча, накинув капюшоны. Энни не согласилась спуститься вниз, зная, что теперь никто ей не поверит, и ни о каком сотрудничестве не пойдет речи. Она убила их всех, этих разведчиков, и их лица - серьезные и испуганные - смешались в одну массу. Энни засмеялась. Сделав усилие в скрученных руках, полоснула стальным когтем по пальцу, посмотрела в глаза Микасе. Нежно-нежно. *** Микаса была одной из первых, кто поддержал план Армина после первой вылазки за стены. В глубине души она надеялась на то, что все окажется ошибкой, и Энни никому не причинила зла. И не за Энни она неслась, когда гигантская Женская Особь забрала Эрена в своей пасти, и отряд капрала погиб не из-за Энни. Энни, конечно, никогда не горела патриотизмом, не выставлялась напоказ и никого не стремилась спасать, но она была настоящая, вытесанная из камня, одна из лучших. Микаса сорвалась и испортила все - так она считала. Нужно было оправдать ее, они не справились, она оказалась не той, и титанья плоть поднялась к небу, не дав даже взглянуть в серые глаза, которые Микаса так хорошо знала - в момент недовольства и в момент наслаждения. Эрен бегал по городу, снося на ходу дома, нанося удары по Женской Особи, а Микаса думала попеременно: "Только не убей ее" или "Только не убей его". Дороже Эрена и Армина для нее не было никого, но Энни тоже была важна. Она убила столько людей, она чуть не забрала Эрена, она предала их, она так красиво смеется. Шум стих, пыль развеялась. Микаса ринулась к останкам гигантского тела, исходящего паром. В голубом с розовым кристалле Энни казалась спящей. Микаса наклонилась над ней, и из кармана выпали иссохшие блеклые лепестки; рассыпались по камню без огранки, прильнули к холодной льдистой поверхности. Нежно-нежно.