Из всех вселенных

— Отлично поработали, Тендо-сан, — кивнула ассистентка, поймав его на выходе. Улизнуть незамеченным не получилось. Тендо закивал в ответ: — Отлично, отлично! — Хорошо отдохните, — строго сказала она, кланяясь. Тендо с лёгкостью прочитал в её фразе «не смейте задерживаться больше чем на несколько дней» и «тоже хочу в отпуск» и тоже раскланялся. И наконец покинул студию, напевая под нос. В лифте повезло спускаться одному, и Тендо торжествующе вскинул кулаки. Большой день! Ещё и отпуск, первый с тех пор, как он выпустился. Он легко прождал первые два года заглядывания в рот семпаям, во время которых выходить в отпуск было неприлично, и даже ещё чуть-чуть. Работу Тендо любил и не выходил бы ещё дольше, если бы не уверенность, что без пары свободных дней он превратится в одного из безумных трудоголиков, которым никогда не хотел быть. Зеркало лифта отразило вскинутое почти мальчишеское лицо, модную причёску — ещё одна причина любить работу: здесь ему не только позволяли причёску круче чем в универе, но и сами её укладывали. С красавчиком в зеркале они не увидятся четыре дня. Тендо подмигнул ему на прощание. Недолгая привычная дорога до дома — пересечь площадку перед рабочей высоткой, сесть в автобус, перед домом заглянуть в магазинчик — сегодня была как-то ярче, он даже вышел на пару остановок раньше и прогулялся через квартал частных двухэтажек, рассматривая трёхметровые садики и распугивая кошек. Даже ужин в одиночестве не испортит ему сегодня настроения. Мимо большого супермаркета он прошёл с лёгким сердцем: там всегда было много людей, иногда его узнавали. Старикан-менеджер с работы костерил его на чём свет стоит, когда фотография Тендо, с безумными глазами вращающего редькой, завирусилась. Вот в магазинчике рядом с домом его знали все — и великодушно молчали, делая вид, что нет. Тендо иногда подмигивал продавцам одним глазом, а то и двумя, поддерживая иллюзию заговора. А ещё там как в детстве бряцал дверной колокольчик. Сегодня дверь была приглашающе распахнута — лето, — колокольчик застыл недвижно. Тендо поднял над головой палец, сам приводя его в движение. На звук из лабиринта стеллажей вынырнула девушка-продавщица, метнулась к кассе, вежливо застыла. И только увидев Тендо, разулыбалась: совсем недавно, в начале года, он читал у её потока лекцию. Лекция вышла отменная: Тендо быстро превратил её в практику, канал получил больше обычного заявлений студентов-соискателей, и начальство было страшно довольно. Он облетел полки, наизусть помня, что где лежит. Покосился на охлаждённое мясо и упаковку тонкой лапши в корзинке — чёрт, такой день, можно позволить себе не готовить! Заменил мясо и лапшу на пару готовых коробок и салат и уже на кассе сообразил: а чем он займёт время, пока будет изнывать в ожидании передачи? Девушка на кассе хихикнула в ладонь, наблюдая за его метаниями. Тендо погрозил ей пальцем, подходя к кассе в третий — последний — раз. Своими знаками внимания она нарушала этикет и этим была ему симпатична. Если бы Тендо не был безнадёжно влюблён в своего школьного друга, если бы ему вообще нравились женщины, если бы был чуть младше… Ох! Но тогда её бы точно снесло волной обаяния. Тендо притормозил перед стендом с периодикой: глянцевая обложка большого журнала привлекала внимание. Тендо протянул руку мимо него, хватая спортивную газету. «Свадьба надежды японского волейбола: новые уровни нашей сборной» — и фотография во всю полосу. — Что? — потряс газетой Тендо, не веря глазам. — Почему не про победу на чемпионате Азии? Они вообще видели такие съёмы? Как у Вакатоши-куна, — пояснил он девушке, будто та спрашивала. Она покачала головой, не с пониманием, а явно извиняясь. — Никто не любит волейбол, — сокрушённо закончил Тендо. — А ведь мы были товарищами, знаете. Он пролистал бы газету целиком, но та была запаяна в плёнку. Тендо вернул её на место, задержавшись взглядом на обложке. — Зато все любят чужую личную жизнь, — подхватила девушка. Тендо наконец выложил продукты из корзинки, энергично запищал сканер штрихкода. — Знаменитостей, — уточнила она. Тендо вздохнул от накатившего уныния. И потому не сразу уловил под слоем вежливой беседы затаённое любопытство, увидел брошенный на него взгляд. — Да, да. И никому нет дела до нас, обычных служащих, — поспешил ответить он. Девушка улыбнулась его сокрушённому притворству, но незаданный вопрос по-прежнему висел в воздухе, и Тендо поставил точку: — Тем более убеждённых холостяков. Убеждённый-то убеждённый, вот только сегодня у Тендо было свидание с экраном телевизора. Но признаваться в этом он, конечно, не будет: подумает ещё, что он извращенец, влюблённый в мультики. Он извращенец, влюблённый в звезду волейбола! Девушка понимающе кивнула, становясь на несколько градусов вежливее. Сумерки добрались до дома раньше него. Тендо не стал включать свет и остановился, до конца не разувшись, глубоко вдохнул и медленно выдохнул: хорошо тут, уютно. Вечерние огни с улицы высвечивали неровные башенки журналов с мангой и танкобонов — недавно Тендо собрался и вынес большую часть на улицу, но башенки в обеих комнатах быстро выросли снова. Стряхнув наконец второй ботинок, Тендо запнулся о собранную сумку, задел стопку манги, и томики разлетелись по полу. Так и не включив свет и бросив продукты в коридоре, он проковылял в душ. Он был так взбудоражен, что на ушибленный палец даже не обратил внимания. Напевая, Тендо взбил на голове шапку пены, тщательно вымыл лак; чистые волосы липли ко лбу, шее, щекам. Энергично втирая полотенце в волосы, он усмехнулся сам себе: такое возбуждение из-за получасового выпуска еженедельной передачи. Из-за того самого выпуска, сам же себе напомнил он. С Ушиджимой Вакатоши. Который Тендо предсказал ещё в школе, которого с тех пор — сначала неосознанно, затем с нетерпением — и ждал. Он обернул влажное полотенце вокруг бёдер и выскочил из ванной проверить время, разочарованно вздохнул. Мог и не торопиться. Утром казалось, что этот страшно длинный день никогда не кончится; вот уже вечер, до одиннадцати всего ничего, а время беспощадно замедлилось. Эти несколько часов будут тянуться дольше всего рабочего дня, Тендо был уверен. Тендо замешкался, не выпуская из ладони телефон. Захотелось написать ему что-нибудь, хотя Тендо и пообещал больше его не донимать. И всё же отложил телефон, взяв себя в руки, переоделся в домашнее и принялся за готовку. От запаха специй и маринада текли слюнки, желудок урчал от аппетита. Но когда Тендо взялся наконец за палочки, мясо показалось пустым и безвкусным. Чтобы хоть как-то раскрасить ужин, Тендо включил телевизор, и тот мгновенно забормотал рекламой. Тендо будто и самого замедлили, он вяз в тягучем времени. Вечерние дела пролетели стремительно — а мысли и время ползли невыносимо. Под беседы телевизора Тендо как заторможенный вымыл посуду, убрал за собой и замер, не зная, чем ещё заняться. Пустая спальня за приоткрытой дверью раззявила свой тёмный проход. Прошло всего полтора часа, осталось ещё столько же. Тендо упал на диван перед телевизором, раскинув руки. Как же уныло. Он закрыл глаза, но подремать не получилось. Такое уж время, в конце концов смирился Тендо: неизбежного, невыносимого тупняка перед чем-то долгожданным. Он вспомнил, что где-то в залежах были непрочитанные танкобоны и пара свежих выпусков. В их поисках он обрушил ещё одну башенку, зато увлёкся — и вынырнул из завалов за пять минут до начала выпуска. Он вскочил, огорошенный, будто вдруг обнаружил, что опаздывает на свидание, а нужно ещё успеть проехать несколько остановок и желательно почистить зубы. — Вот ты олух, Сатори-кун, — хлопнул он себя по лбу. Но взбудораженность вернулась, разогнала кровь, потребовала выхода. Как перед разворачиванием долгожданного подарка. Как на представлении команд, за несколько минут до стартового свистка. Тендо плюхнулся на диван, перевернулся на живот, болтая в воздухе ногами. Во все глаза он смотрел на экран, чтобы не пропустить ни одного кадра. Наконец экран засветился знакомой голубой заставкой, рекламой спонсора, проступили на подложке иероглифы с именем сегодняшнего героя; «Пылающий континент» — озвучил название передачи диктор. И только после этого Тендо отпустил дыхание, которое задержал, едва услышав знакомую мелодию. Первые кадры были любительской записью из средней Шираторизавы, наверняка руководство академии любезно поделилось ей с командой «Континента». Тендо не удержался от вздоха умиления: в чертах тринадцатилетнего Ушиджимы ещё не застыла характерная твёрдость, и его серьёзный вид наслаивался на круглые щёки и слишком короткую чёлку. Но уже тогда было видно, какое крепкое у него телосложение и какие сильные для ребёнка руки. Маленький Ушиджима в фиолетовой форме разбежался и взлетел, занесённая ладонь опустилась на поданный мяч, вколотила его в пол по другую сторону сетки. Следующим кадром взрослый Ушиджима, в домашней чёрной форме сборной, в огромном зале, повторил это движение. И снова, и снова — кадры с разных матчей; с каждым разом мяч вбивался всё оглушительнее. Дух захватывало от такого монтажа. Взрослый Ушиджима на площадке грозно выпрямился. На экране снова была архивная запись, знакомые до боли просторы академии. «В восьмидесятых одним из игроков волейбольного клуба Шираторизавы был Уцуй Такаши, — доброжелательно читал диктор, пока снимавший архивное видео приближался к дверям спортзала, слышались гулкие мячи и мальчишеские разговоры. — Спустя поколение здесь будет играть его сын». Оператор зашёл в зал, и в кадре тут же оказался Ушиджима, поклонился серьёзно, увидев вошедшего, не выпуская из рук мяч. За его спиной с гиканьем промчался Тендо-старшеклассник верхом на Охире. Взрослый Тендо расхохотался. Он вспомнил этот момент: это же тренер Сайто снимал. На экране Ушиджима вместе со съёмочной группой ехал в автобусе, его плечи подрагивали в такт движению. Судя по солнечным лучам за окном, было раннее утро; наверняка остальные сиденья были заняты членами его клуба и они возвращались в Шизуоку. Тендо легко мог представить, как они посмеиваются, глядя на Ушиджиму и следовавшего за ним по пятам оператора. Тендо жадно уставился на Ушиджиму: на его спокойное лицо, цепкий взгляд и веки, которые, опускаясь, задерживались чуть дольше положенного, выдавая сонливость. «Я с детства играю, из-за отца. Он никогда не заставлял меня, просто показал, что такое волейбол, и мне понравилось, — говорил Ушиджима, глядя мимо камеры, наверняка на задавшего вопрос. — Не думаю, что он видел меня тогда спортсменом. Он просто делился тем, что сам любит». Ушиджима говорил без своих обычных пауз, которые ему были нужны обдумать следующую фразу. Тендо задумался, с какого же дубля это снято. «Когда Ушиджима определился с профессией, — продолжил диктор, на экране в это время Ушиджима вышел из автобуса, за ним потянулась команда клуба, — он сделал то, что делал всегда: приложил все усилия, чтобы быть лучшим. И это вдохновляло других». На экране появилось знакомое лицо, подпись в правом нижнем углу экрана гласила: «Ширабу Кенджиро, врач-интерн, выпускник академии Шираторизава». «Я бы не сказал, что это вдохновение, скорее, стремление», — сухо сказал Ширабу. Тендо схватился за волосы: — А-а, Кенджиро-кун! Так вот кого они взяли вместо меня! «Чувствуешь уверенность в себе, — продолжал Ширабу, — понимаешь, что и зачем тебе нужно. Дело не только в Ушиджиме-сане, у нас вся команда была сильная. Но он был так сконцентрирован на своей цели, и стоило хоть немного понаблюдать за ним, чтобы ты тоже смог отсечь всё лишнее, — у него вдруг прорезалась ухмылка. — Думаю, это помогло мне поступить в Шираторизаву своими силами, а потом и в университет». Ширабу был большой молодец, но у него, по мнению Тендо, с каждой встречей оставалось всё меньше вежливости. На последней Ширабу бросил на него острый взгляд и удивился, что Тендо стал серьёзным ведущим и что в комедийные шоу он вписался бы лучше. Тендо фыркнул. Вот же вздорный кохай. В следующий раз Тендо его оттаскает за уши как следует. Вот за что он полюбил когда-то «Континент», так это за романтическую нотку: каждый раз сценарист брал какую-то тему и проводил её через весь выпуск. Темой Ушиджимы, видимо, стало стремление. На экране сменили друг друга детские фотографии, появился дом его семьи в Мияги. Группа даже засняла издалека семейную встречу, которая больше походила на официальное мероприятие: Ушиджима кланялся своей бабушке, ещё живой на момент съёмок, и фоном шла его речь: «С моей стороны было эгоистично пойти в волейбол. Я должен был поддержать семью. Но невозможно совмещать профессиональный спорт с бизнесом. И мне придётся однажды оставить спорт, так что я каждый сезон выкладываюсь как в последний. Стараюсь выложиться». Тендо прикрыл глаза, слушая низкий голос. По спине бежали мурашки, и он глупо улыбался, цепляясь за бёдра. А Ушиджима ещё спрашивал, зачем ему телевизор. На экране зашумел заходящий на посадку самолёт, затем появился аэропорт и игроки сборной. Чуть позади Ушиджимы шёл Кагеяма, за ним виднелись Сакуса и Нишиноя. Ойкава махал кучке фанатов, те вытягивали руки и кричали «Рюджин Ниппон!». Затем Ушиджима сидел на скамейке в зале и рассказывал, как проходит его обычный день во время сборов. Тендо смотрел на его широкие бёдра в шортах и чувствовал, как взбудораженность перетекает в возбуждение. Он стиснул ноги, сдавливая член, затем махнул на всё рукой и сунул ладонь в трусы. Тендо поглаживал себя, вздрагивая каждый раз, когда Ушиджима возобновлял свою речь после паузы, его голос тёк в уши и кружил голову. Вдруг на экране появился Гошики — «Гошики Цутому, университет Чуо, доигровщик», — сообщила подпись, — и Тендо замер. Гошики сложил кулаки на коленях, смотрел с энтузиазмом и явно ждал вопроса. «Ушиджима-сан был вашим семпаем в старшей школе?» — вежливо подсказал ему невидимый интервьюер. «Да! — Гошики энергично кивнул, прямые гладкие волосы качнулись. — Я всегда хотел его перегнать, во всём, — он задрал нос, а потом округлил глаза, думая, что сказал что-то не то. — Не думал, что однажды мы снова будем вместе играть, да ещё и в сборной, — он радостно улыбнулся. — Но у Ушиджимы-сана всегда есть чему поучиться». Тендо, так и держа руку между ног, поёрзал. Внизу живота пульсировало, но дрочить, пока на экране был Гошики, было неловко. К счастью, Ушиджима вскоре вернулся. Тендо перекатился на спину, повернув голову к телевизору, и расставил ноги. Ушиджима говорил, его губы шевелились, Тендо двигал рукой, резко выдыхая, и слова доходили до него не сразу. Губы у него выглядели твёрдыми и неподатливыми. В старшей школе Тендо сначала обнаружил это, а затем — что хочет их поцеловать. Тяжёлое, отчаянное возбуждение захлёстывало. Кисть руки заныла от быстрых рваных движений, но замедлился он, только когда на экране сказать пару слов об Ушиджиме появился один из тренеров его клуба. Уставился в потолок, отдышался, унимая шум в ушах, провёл по члену неторопливо, сдавливая с оттягом и вздрагивая от острого удовольствия. А Ушиджима сейчас на свадьбе… Как никогда хотелось что-нибудь ему написать. — Вот ты дурак, Сатори-кун, — снова сказал себе Тендо, вздыхая от приступа жалости. «Приходится чем-то жертвовать, — кивнул Ушиджима. — Не только обязательствами перед семьёй, но и отдыхом, не остаётся времени на личную жизнь, — он задумался. — Даже каждый свободный день взвешиваешь, чем сегодня будешь заниматься, и выбираешь: тренажёрный зал, практика, массаж — потому что хочешь, чтобы японский волейбол был на уровне». «И это дало результаты, когда Япония впервые за несколько десятилетий заработала медаль на чемпионате мира», — пояснил диктор, пока на экране был общий план команды. «Но отдых — это тоже важно, — строго сказал Ушиджима. — Но мне теперь сложно найти место для отпуска, где меня никто не узнает. Я бы предпочёл дом в глухом лесу, только там бегать сложно. — За камерой послышались смешки, но Ушиджима оставался невозмутим. — Однажды я устроился смотрителем в деревню, где ни у кого не было телевизора. Было здорово». Тендо опустил к члену и вторую руку, выгнулся. Он дрочил, не отводя взгляда от экрана, впитывая каждую чёрточку лица Ушиджимы, каждое его движение и слово. Что он потом будет говорить о долгожданном выпуске? «О, очень удовлетворительно». Из груди рвался смех. «До вас Торэ Эроуз восемь лет не становились чемпионами премьер-лиги», — подсказал вопрос интервьюер. Ушиджима кивнул, пожал плечами: «Дело не только во мне, если вы об этом, я не единственный новичок, и семпаи опытные. У нас сильная команда». «Планируете повторить успех в следующем сезоне?» «Да, и одолеть Сантори Санбёрдс». «Почему именно их?» «У них хороший связующий», — после паузы ответил Ушиджима. Он был так близко, в своей синей форме, спокойно разговаривал, даже раз улыбнулся. Тендо свесился с дивана, вытянул руку — и коснулся экрана. Остаток передачи был размытым. Тендо дрочил себе, смотря на Ушиджиму, облизывал губы, подгоняя себя к краю, смысл слов доходил до него плохо. Ушиджима на экране стиснул мяч перед подачей, тяжело уставился над сеткой — и его острый взгляд, мазнувший по объективу, резанул по сердцу. Тендо сжался, кончая со сдавленным стоном. И стоило Ушиджиме в последний раз появиться на экране, под завершающие выпуск реплики диктора и финальную музыку, с мыслью, что надо встать и вымыть руки, он погрузился в сон. Сквозь сон он слышал разговоры телевизора, но был к ним равнодушен и не просыпался. Что заставило его открыть глаза, так это деликатно скребущийся в замке ключ. Тендо резко сел, прислушиваясь, не показалось ли; но ещё раньше, чем он понял, что не показалось, он уже был в коридоре. Зачарованный Тендо замер, глядя на открывающуюся дверную щёлку и осматривая фигуру на пороге с ног до головы. В квартиру, пригнувшись, шагнул неповторимый, удивительный, знаменитый и непревзойдённый… — Тендо, — поприветствовал его Ушиджима. — Ты долго, — прошептал Тендо в ответ. Ушиджима кивнул. Из-за спины светил телевизор, проникая в темноту коридора. Тендо поморгал, прищуриваясь: в слабом свете картинка реальности будто запаздывала. Вот вроде Ушиджима медленно опускает веки, а вот уже смотрит на Тендо в упор, словно и не отводил взгляда. Тендо качнулся вперёд, загипнотизированный этой игрой полумрака, поцеловал его в губы. Ушиджима с жаром ответил. Тендо закрыл глаза, уступая движениям его губ. Как же этого не хватало. И поцелуев, и просто Ушиджимы рядом, его родного запаха. Его не хватало рукам, губам, языку не хватало его вкуса, уши скучали по голосу, глаза — по лицу; Ушиджимы целиком не хватало всему огромному миру внутри Тендо. Тендо отстранился снова на него посмотреть. Экран телевизора двумя мазками отражался в его глазах. Дураки все, кто говорит, что Ушиджима безэмоциональный: вон как мягко Ушиджима смотрит на него. Ну дело ещё и в том, что так он смотрит только на Тендо. Тендо потянулся сцепить ладони у него на затылке, почувствовать, горячая там кожа или прохладная с улицы, но Ушиджима перехватил его руки. Прижал губы к запястью левой, поднёс к лицу правую, поцеловал в центр ладони. — Э, ты, возможно, не хочешь этого делать, — предупредил Тендо, когда пальцы рефлекторно дрогнули от прикосновения тёплых губ. Он ведь её так и не помыл. Ушиджима сначала взглянул непонимающе, затем повёл носом и принюхался. — Я скучал, — пояснил Тендо в защиту против его укоризненного взгляда. — Но мы же утром расстались? — Ушиджима поцеловал ладонь ещё раз, растёр большим пальцем. Запах стал сильнее. — В семь утра! — Тендо прижался к нему всем телом. Ушиджима так классно удерживал его запястья. — Это было больше двенадцати часов назад. Это было вообще вчера, — Тендо провёл носом от его уха к плечу, втягивая лёгкий запах пота и ускользающую ночную свежесть, которой пропиталась кожа. — И не говори «расстались». Ушиджима огладил его спину и ягодицы, Тендо обнял его шею и прикрыл глаза, отдаваясь согревающим широким движениям. — Извини, — сказал Ушиджима и потёр носом висок. Вот всегда он потакает Тендо и его суевериям, а он ведь не серьёзно. Тендо провёл по его плечам, сдвигая пиджак на руки. Ушиджима завёл их за спину, пиджак соскользнул на пол. — Пойдём-пойдём, — поторопил его Тендо и с наслаждением запрокинул голову, почувствовав крепкую хватку на внутренней стороне бёдер. — Ах так. В отместку Тендо стиснул его ягодицы и недовольно пощипал гладкую и плотную ткань брюк. И задницу тоже. Ушиджима уронил неопределённое мычание и двинул бёдрами, вкладывая ягодицы в ладони Тендо. — Хочешь ещё — пошли в спальню, — предупредил тот, дёргая его тугой ремень. Ушиджима переступил, стаскивая ботинки за задники, сунул ладони в проймы его майки, погладил лопатки. — Мне было так одиноко сегодня, Вакатоши, — пробормотал Тендо, поводя плечами от этой ласки, вытянул наконец ремень из пряжки и ослабил его. — Самое отстойное воскресенье в моей жизни. Всё хорошо прошло? — Ну да, они поженились, — Ушиджима под майкой гладил пальцами его позвонки, вверх-вниз, заставляя Тендо вдыхать и выдыхать в такт. — Что могло пойти не так? Невеста могла сбежать или жених в последний момент предпочесть кого-то из команды, куча интересных вариантов, но Тендо было не до них. Он снова обхватил шею Ушиджимы, предупредил: «Держи меня» — и запрыгнул на него, скрестив лодыжки на спине. — Ты тяжёлый, — Ушиджима придержал его за ягодицы. Тендо заёрзал, чтобы его ладони легли плотнее, зажал свой член между их животами. — Ну ты ведь мне сейчас отомстишь? — протянул он Ушиджиме на ухо. Ушиджима шагнул в сторону спальни. Пришлось вжаться лицом в его плечо, чтобы не задевать затылком потолок, а ещё на полпути у Ушиджимы упали и запутались в лодыжках брюки, так что он передвигался мелкими шажками, пока Тендо тряс плечами, фыркая. Он всё-таки ударился о притолоку, и Ушиджима, опустив его на футон, прижал к затылку ладонь, легко ероша волосы. Тендо покрыл поцелуями его лицо. Пока Ушиджима отстранился, высвобождая лодыжки из брюк, Тендо, раскинув ноги, гладил себя по члену. На Ушиджиме всё ещё оставалась рубашка, которая натягивалась вокруг его крепких рук и широкого торса. Тендо задрал майку, погладив себя по животу. Совсем недавно он делал так же, лёжа на диване, но сейчас было совсем по-другому. Сейчас каждое его прикосновение к себе мог повторить Ушиджима, и кожа вспыхивала от удовольствия в десять раз сильнее. Ушиджима наконец избавился от брюк, живот поджался, когда он положил на него тяжёлую ладонь. — О да, — Тендо извивался под ним, притянув за плечи, чтобы лёг всей тяжестью. Ушиджима прижался к нему губами, они целовались, пока Ушиджима покачивал бёдрами. Тендо таял, чувствуя на животе его крупный член и как трётся об него его собственный. — Мне было так одиноко, — повторил он в полубеспамятстве, оттягивая ворот рубашки и шаря под ним пальцами. Он потянулся к члену Ушиджимы, но тот, толкнувшись в его кулак пару раз, сполз ниже. — Я представил, что тебя вдруг нет в моей жизни. Нет-нет, поцелуй, — Ушиджима только легко чмокнул его шею, но Тендо придавил его за затылок. — По-нормальному, — выдохнул он. Он с ума сходил, когда Ушиджима лизал и кусал ему шею, а особенно когда сжимал зубы на загривке, вколачиваясь в Тендо сзади. Но он вечно оставлял следы, а этого делать было нельзя. Но сейчас-то можно. Ушиджима накрыл его шею губами, втягивая кожу в рот. Тендо выгибался от острого удовольствия, шептал «ещё, ещё», и Ушиджима продолжал целовать и кусать, оттягивая голову за волосы. Тендо тянул руку вниз, надеясь приласкать и Ушиджиму, но не мог дотянуться до его члена, только едва задевал пальцами головку и царапал живот. Ушиджима со вздохом отстранился. Его губы виднелись в темноте, должно быть, совсем раскраснелись. Он провёл по шее Тендо ладонью, крепко прижимая её, и Тендо ощутил, как сладко поджимаются яйца. В Ушиджиме его шея и возможность делать с ней что угодно тоже пробуждала что-то дикое. Тендо довольно поёрзал. Наверное, эти следы не сойдут и за четыре дня. Тендо как наяву слышал ругань своего менеджера. Ушиджима, задрав на нём майку до подбородка, мазнул мокрыми губами по соскам. — Что тебя нет, и что я смотрю на тебя по телевизору со стороны, — сбивчиво говорил Тендо, пока Ушиджима целовал его грудь, живот, стаскивал штаны к коленям и целовал бёдра. — Так отстойно. Тендо говорил и не мог наговориться. Дурак дураком. Но рядом с Ушиджимой щемило сердце и по-другому не получалось. Тендо весь напрягся в ту долгую секунду, когда уже почувствовал дыхание Ушиджимы на своём истекающем члене, но ещё не почувствовал рот. Наконец Ушиджима обхватил его губами, и Тендо длинно выдохнул, напоминая себе расслабить занывшие мышцы. Тендо гладил его по волосам, по щеке, задевал большим пальцем губы, пока Ушиджима сосал, беря глубоко и сильно, и чувствовал себя под его губами беспомощным. — Я даже поверил, что так и отпустил тебя после школы… Ещё! — застонал Тендо, когда Ушиджима насадился на его член до основания и сглотнул, зажимая головку горлом. — Сделай так ещё раз, Вакатоши. Ушиджима послушался, а потом медленно отстранился, удерживая Тендо за бёдра, чтобы не толкался в рот, и сел на пятки. — Хочу лежать и ничего не делать, — признался Тендо, глядя, как он вытирает губы. Ушиджима вытянулся рядом, и Тендо погладил его по горячим бокам, голова плыла от контраста голых ягодиц и всё ещё застёгнутой на все пуговицы рубашки. — Не капризничай, — Ушиджима обхватил его лицо ладонями. — Сделай мне хорошо. — Ох. Тендо вывернулся из-под него, похлопал по ягодицам, пытаясь дотянуться до смазки. Не получилось, и от Ушиджимы пришлось оторваться, чтобы найти смазку в темноте. Зато когда нашёл, с предвкушением устроился у него между ног. Он сразу раздвинул ягодицы и смазал вход, нетерпеливо толкаясь в него пальцем. — Скажи, если будет больно, — пробормотал он, раздвигая вход пальцами, быстро целуя и покусывая ягодицы. Ушиджима только промычал в ответ, обхватывая руками подушку. Тендо подготавливал его долго, всё никак не в силах оторваться от ягодиц. Пальцы уже свободно ходили внутри, Ушиджима двигал задом и глухо постанывал, а Тендо всё погружал в него пальцы, раздвигал, засунув до основания, и то щекотал другой рукой волоски на бёдрах, то целовал взмокшую поясницу. Наконец он вынул пальцы. — Подержи, — попросил он, потираясь головкой о вход. Ушиджима высвободил одну руку из-под подушки и завёл её за спину, оттягивая ягодицу. Тендо погружался медленно, всё оттягивая и предвкушая тот самый момент. Пытался различить в темноте, как складки входа растягиваются вокруг головки и снова сходятся, выпуская её, и снова раздвигаются под нажимом. Погружался неглубоко, сдерживаясь, и снова вынимал, пока Ушиджима не сказал сердито: — Тендо! Тогда Тендо отпустил себя и погрузился до основания, выдавливая из Ушиджимы стон. Он двигался в нём глубоко и никак не мог набрать нужный темп, кайфуя от того, как туго стенки обхватывают член. Наконец восторг немного его отпустил, и Тендо задвигался чаще, то поглаживая и раздвигая ягодицы, то подхватывая Ушиджиму под бёдра. Тот вскидывал зад навстречу и тёрся членом о простыню, глуша стоны о подушку. Разум и так был не на месте, но от мысли, что ему так нравится, когда Тендо внутри, и вовсе покидал голову. Горячая теснота сводила с ума, Тендо, поддавшись порыву, вынул член и снова сунул пальцы во вход, сейчас податливый, ощупал внутри. Куснул Ушиджиму за ягодицу, оглаживая его, втянул кожу в рот, подогреваемый мыслью, что сейчас снова войдёт в него. Ушиджима что-то пробормотал в подушку, но Тендо не расслышал за стуком крови в ушах, их сорванным дыханием, за неконтролируемым удовольствием. На просьбу повторить Ушиджима разжал зубы на подушке и лёг на неё щекой. Тендо замер, чтобы расслышать: — Я тоже рад, что ты меня не отпустил. Тендо вздёрнул его на колени — вернее, потянул, и Ушиджима встал сам, — и задвигался резче, вколачиваясь до основания. Рубашка Ушиджимы сползла до середины спины, Тендо беспорядочно гладил вдоль позвоночника, держал ладонь на пояснице, не в силах её убрать, собственная майка мешалась, и Тендо придержал её зубами. Ушиджима потянулся себе между ног, и Тендо наконец смог отлипнуть от его спины. Он просунул руку под его животом и обхватил член, столкнувшись с Ушиджимой пальцами. Тот, щекой на подушке, больше не мог глушить об неё звуки, и короткие горловые стоны только подогревали. Тендо не мог больше сдерживаться, ощущая, как пульсирует под пальцами член, как Ушиджима крупно вздрагивает и сжимается, и кончил в кулак, вынув в последний момент. Ушиджима ещё двигал ладонью по своему члену, ловя воздух широко раскрытым ртом, Тендо снова вошёл в него, вдавливая ещё не опавший член в простату, снова и снова, пока Ушиджима не выгнулся, прижимаясь грудью к футону, сжался с силой на члене, выдавливая из Тендо отголоски оргазма, и кончил. Ушиджима упал, соскользнув с члена, его спина вздымалась. Тендо погладил его по ягодицам, по лопаткам, сгребая влажную рубашку в складки, поцеловал затылок и лёг рядом. Тендо очухался первым. Сходил вымыть руки, вытер Ушиджиму, на предложение найти на ютубе запись выпуска с ним и пересмотреть вместе дождался сонного «угу» и терпеливо вытянулся рядом, поглаживая по спине, наслаждаясь моментом. С каждым новым кругом, который делала его ладонь на спине Ушиджимы, грусть, в которую Тендо за день успел поверить, расходилась и в конце концов бесследно исчезла. — Подними меня, — наконец пробормотал в подушку Ушиджима. Тендо обхватил его за широкий пояс и потянул вверх, руки напряглись, но Ушиджима не сдвинулся с места. Тендо почесал голову и попытался стащить его с футона за ногу. Он дёргал длинную и объёмную ногу в разные стороны, приноровиться никак не получалось. Тендо плюнул и отпустил её, нога бухнулась обратно как бревно. — Ай, — сказал Ушиджима. Тендо мысленно извинился перед соседями снизу. За руку его оттащить тоже не вышло. — Похоже, я смогу поднять тебя только по частям, — Тендо, пыхтя, плюхнулся грудью ему на спину, вытянулся и чмокнул в шею. — Подожди, у нас где-то была пила… Ушиджима с ворчанием встал на четвереньки, Тендо вцепился в него руками и ногами, повис как панцирь, когда Ушиджима с усилием поднялся. Он стряхнул Тендо на диван, нашёл на полу штаны, достал телефон и бросил его Тендо на живот. Сел рядом. Он по-прежнему был в одной рубашке, а в остальном голышом, но его это явно не смущало. Тендо, взволнованный внезапной нежностью, хихикнул: Ушиджима в любой ситуации будет чувствовать себя в своей тарелке. Такой уж он непоколебимый. Для освещения оставили работающий телевизор, только выключили звук. Тендо вытянулся, шевеля ступнями на ногах Ушиджимы, тот смотрел в немой экран с предельной внимательностью. Тендо разблокировал графический пароль на телефоне Ушиджимы, чтобы найти выпуск «Континента», и на него выпрыгнула общая беседа. Фотографии, видео со свадьбы — все присылали парни из сборной. — Можно? — спросил Тендо, поглаживая краешек телефона. Ушиджима кивнул, даже не взглянув. Тендо начал листать вверх, но фотографий и видео было так много, что он просто включил первое попавшееся. На нём не было никого конкретного, просто общий план гостей, но отправлено было Кагеямой. — Сколько людей, — удивился Тендо. — У них много друзей, — объяснил Ушиджима. Меняющаяся яркость телевизора то углубляла, то смягчала тени у него на лице. Тендо посмотрел, за чем он с такой серьёзностью наблюдает: ночное кулинарное шоу. Тендо фыркнул. — Ты пошутил по поводу того, что невеста выше жениха, как я тебе говорил? — спросил он, открывая следующее видео. — Нет. Потому что его об этом вся команда уведомила, даже Сакуса. — А, — понимающе кивнул Тендо. — А ты как всегда оригинал. Ушиджима дёрнул плечом. Кучу видео наснимал Гошики, он же был на фотографии с женихом — Нишиноя улыбался во все зубы, и Гошики тоже лучился улыбкой: Ушиджима упоминал, какие тёплые у этих двоих отношения. На следующей фотографии с Нишиноей был уже Ушиджима: Нишиноя ухмылялся, глядя на него снизу вверх, Ушиджима со сложным лицом смотрел в камеру. Тендо расхохотался. — А ты знаешь, что Ю-кун — новая надежда сборной? — наябедничал он, вспомнив первую полосу газеты. И сразу же пояснил Ушиджиме, о чём он. — Это же пресса, — пожал плечами тот. — У неё в команде восемнадцать надежд. И запасные. Тендо согласно покивал. Но Нишиноя всё же особый случай: он не входил в юношескую сборную, был обделён вниманием серьёзных клубов, статьи о нём в журналах были в основном из средней школы, но каким-то чудом его заметил скаут национальной команды, и суперлиберо взорвал волейбольное сообщество. А затем влюбил в себя, когда в финале отборочного этапа на чемпионат мира все принятые им мячи команда забрала в актив. Ещё и женился на красотке. Тендо бросил на Ушиджиму ревнивый взгляд и задёргал ногами, Ушиджима успокаивающе погладил его по ступням. Всё равно Ушиджима круче, вот. — Мы читали эту газету, кстати, кто-то принёс, — вдруг вспомнил Ушиджима. — Ойкава ныл, почему не он на обложке. — Так не он же женился? — Я ему так и сказал, — согласился Ушиджима. — Он обиделся. Ойкава тоже переслал несколько видео, но обиженным не выглядел: он, похоже, искренне веселился, хохоча вместе с Бокуто и Нишиноей и доставая Сакусу. Тендо поставил видео на паузу, отложил телефон на живот и запрокинул голову. В ней так и взвились мысли: а что если всё повернулось бы по-другому, и он попал в ту версию вселенной, в которой он не бросил волейбол? Может, играл бы сейчас с Ушиджимой, не в сборной так в клубе. Или против него. Наверное, за такое пришлось бы расплатиться — самим Ушиджимой, невзаимными любовью или дружбой с ним. А что в той вселенной, в которой он так и не исполнил мечту и не стал ведущим? В той, в которой он не признался? В которой Ушиджима его отверг? Мурашки ползли от всех этих мыслей. — Выходит, у Ю-куна светлая полоса в жизни, — сказал он, чтобы отвлечься. Мотнул головой, возвращаясь в тот мир, где было безумно трудно карабкаться по карьерной лестнице, где никогда не хватало времени, где он не сможет выйти с любимым человеком на улицу, где у них вечно не совпадали графики и где Тендо смотрел долгожданный выпуск документалки в одиночестве — но и в тот, где у него была работа мечты, а Ушиджима всегда возвращался. И это стоило жертв. — У тебя на его фоне всё так себе, — протянул Тендо, опуская голову на локоть и поддевая подбородок Ушиджимы большим пальцем ноги. Тот дёрнул головой, посмотрел на Тендо. — У меня полоса Тендо, вечная, — возразил он. — И у меня всё хорошо. Тендо закрыл было лицо руками, но тут же жадно уставился в ответ, будто заново впитывая черты серьёзного лица. Вот как этот придурок так веско говорит такие дурацкие вещи? Тендо вернулся к телефону и досмотрел фотографии и видео с лёгким сердцем. Предпоследним шло фото невесты, которая со сдержанной улыбкой наблюдала за дурачившимся Нишиноей, последним — групповое со всей командой. Тендо пытался найти недостающего, кто фотографировал, но все были на месте: видимо, снимал кто-то ещё из гостей. На Ушиджиме был тот самый пиджак, который сейчас валялся в коридоре, те самые брюки, которые лежали где-то за диваном, и та самая помятая рубашка. Тендо, довольный собой, отправил в общую беседу знак победы и отложил телефон. — Я потом был у матери, — признался Ушиджима. — Она по делам в Токио. Мы разговаривали. Тендо приподнялся на локтях. Шуточки о свадьбе — это ладно, а новости о семье Ушиджимы — действительно важно. — Я никогда не думал об этом, — Ушиджима лизнул уголок губ в задумчивости, — но её, похоже, всё устраивает. Бабушку не устраивало — а её да. Ей нравится самой управлять делами. — То есть всё? — выдохнул Тендо. — Никаких разговоров, что этот сезон — последний? Ушиджима кивнул: — Похоже на то. Тендо подтянулся и сел ближе, потыкал носом его плечо. Дышаться вдруг стало свободнее. — Скажи, Вакатоши, — улыбнулся он, — пока ты веселился — ты думал обо мне? Ушиджима пошевелился, поводя плечами, и кивнул. — Не так отвлекаюсь, как раньше, когда ты постоянно мне писал, — сказал он и вздохнул: — Но всё равно сложно не думать. Тендо, ещё более довольный собой, взъерошил у него на голове гнездо и прыснул от того, как оно смотрелось поверх лица кирпичом. — Не смогу заснуть, — он поёрзал. — Скорее бы утро и уже уехать. Ушиджима взглянул на него удивлённо, наклонил голову в задумчивости: — Поехали сейчас. — Серьёзно? — Ну да. У меня сумка собрана, в коридоре. — И у меня! — обрадовался Тендо и оседлал его, подёргал за воротник. — Я уже говорил, что люблю тебя? Ушиджима неожиданно подался вперёд и поцеловал его. — Не припомню. — Вот хитрец, — восхитился Тендо и поцеловал в ответ. — Люблю тебя, Вакатоши. Ушиджима лизнул нижнюю губу, скользнул языком в рот, а Тендо всё не мог перестать ухмыляться. — Не расслышал, — ответил Ушиджима, оторвавшись, и погладил его по спине. Тендо стукнул его кулаком в плечо и расхохотался, запрокинув голову. Но захлебнулся смехом, когда почувствовал язык Ушиджимы на своей шее. Ещё полчаса прошли в волнительных, торопливых сборах, и в груди теплело от каждой мелочи: когда Ушиджима укоризненно смотрел, подбирая с пола одежду, когда проверял зубные щётки, когда они жадно целовались у двери, перед тем как отправиться в короткий отпуск, туда, где не будет никого, кроме них. Все тревоги ушли, когда они открыли дверь. Пусть с другими вселенными разбираются тамошние Тендо. Он будет жить в своей, наслаждаться каждым её моментом и справляться с трудностями — вместе с Ушиджимой Вакатоши. В конце концов, эта вселенная Тендо совершенно устраивает, и он не променяет её ни на какую другую.