***
Восстания против магического народа окто плотной тенью нависли над всей страной, перетекая из одного города в другой, цепляясь в виде слухов, агитаций и призывов за торговцев и путешественников, обрастая все новыми и ужасающими подробностями, будоражащими общественное сознание в других городах, заставляя их жителей с презрением и опаской относиться к несчастным окто. Темная завеса накрыла и Цэртур - большой город, стоящий на холодных водах реки Ютэа, где сейчас единственный свет на улицах, прятался под прохудившимися навесами домов, спасаясь от холодного ветра за тонким стеклом ржавых фонарей. Тяжелые тучи почти не двигались, молча взирая на цэртуриан, все не решаясь облегчить свою водяную ношу и продолжить свой путь. На улицах было необычайно тихо, хотя давно пора было бодрому пекарю открыть тяжелые ставни своей лавки, а старому кузнецу отправить грязного мальчишку по мелким делам, но звуки привычной городской жизни не доносились ни с одной из улиц, и лишь одна, широкая, с выходом на площадь, подавала признаки жизни, рабочие, что орудовали своими инструментами, несмотря на странную атмосферу запустения вокруг, отгоняли тишину бодрыми ударами их топоров и молотов. Каждый звук от их ударов старался полностью заполнить и небольшое помещение в одном из зданий, проникая в открытое окно, проползая по каменным стенам, но затем беспомощно поглощаемый парой массивных полотен, что висели по обеим сторонам этой комнаты. Вокруг было много книг и рукописей, что в хаосе лежали по углам, но их хозяин с легкостью ориентировался в этих стопках, пополняя все новыми и новыми листами, заполненными различного вида символами. Ближе к окну, за столом сидел мужчина средних лет. Он ежился от северного ветра, что внезапно наведался в его город, покрепче закутывался в свою куртку, пряча бородатое лицо в светлый мех. Его ждало сегодня еще очень много дел, но привыкший к приятной погоде Ули был неприятно удивлен таким освежающим утром, так что настроение его, как и работоспособность была не слишком велика. Но не успел он прижать свои смуглые руки к теплой чашке с ароматным напитком, как в дверь постучали. За много лет всей тяжелой работы с людьми, Ули научился безошибочно определять по стуку кто пришел и по какому вопросу, так и здесь личность гостя не осталась для него загадкой. "И началось уже утро в Цэртуре..." - пропел про себя мужчина, усаживаясь в кресле так, чтобы холод не пробирался под одежду. - Да, Чин, входи. - голос все еще был немного хриплым. Ули еще ни с кем не говорил с утра. Дверь отворилась и в кабинет бесшумно вошел молодой мужчина. Единственное, что выдавало в нем секретаря - охапка различных бумаг на подпись, расписание дня, письма и все, что могло понадобиться Ули в работе сегодня. Он явно только вернулся с тренировки: мышцы сильно выделялись под тонкой тканью рубашки, волосы были слипшиеся от пота, а руки забинтованы чистыми белыми тряпицами. Чин подошел поближе к столу и начал сосредоточенно раскладывать документы по степени важности и срочности. - Тарэ, я хотел вас спросить,- голос секретаря как и всегда оставался спокойным, а ведь он, скорее всего, бежал сюда, стараясь не опоздать,- что вы желаете заменить из сегодняшних дел? - Заменить? - изумленно протянул Ули, ведь такое происходило только в крайних случаях - у городского тарэ не бывает не важных дел. - У вас сегодня назначено присутствие на аресте. Я договорился, чтобы вас отпустили с самого суда, но арест... - секретарь хмурился, пытаясь подобрать слова. - Арест... - задумался Ули, но через секунду, будто спохватившись, воскликнул: - АРЕСТ! Чей?! - Последний вопрос он прохрипел, задыхаясь от ярости, лицо тарэ приобретало багровый оттенок, руки сами сжались, готовясь нанести удар то ли по столу, то ли по мощному парню напротив. - Семья министра Сивилы. - секретарь не разделял ярости начальника и готовился усмирять его пыл. - Чертовы окто! - Прошипел через зубы мужчина. - Как зараза какая-то! Везде залезли со своими колдунствами, гипнозом и прочей ерундой! Тарэ хлопнул по столу, вскочил с кресла и повернулся к окну. На улице по прежнему орудовали строители, все также висели тучи, и только маленькие люди, серые и черные, как кусочки неба над ними, тихо выходили из домов, медленно бредя по своим делам. Было зябко, но Ули чувствовал лишь кипящую ненависть, которую пытался подавить уже не первый год. И ему снова стало холодно. Он посмотрел на постамент. Рабочие ставили гильотину.***
Кроны деревьев залазили друг на друга, сплетались, срастались в один мощный купол, что укрывал покосившиеся ступени и разломанные перила от солнечных лучей и дождя. Ступени эти, давно забытые жителями, радостно скрипели под ногами Шееле и Хилса, что шел позади девушки, готовый подхватить ее в любой момент. Ветер все не прекращался, но сюда, вглубь темного леса, пусть и в его самую узкую часть, он пробраться никак не мог. Вокруг царствовал лишь таинственный полумрак и запах сырости, а где-то там, дальше, брезжил неспокойный солнечный свет, словно взбудораженный пропажей этих двоих. Никто не рушил этот момент молчания и странного единения не только друг с другом, но и с лесом и всем тем, что его населяло, не зависимо от природы этих существ. Но они не останавливались, шли вперед, хотя будто и не двигались вовсе, пока с удивлением не обнаружили, что уже стоят в шаге от маленького поля, что отделяло лес от края города. - Шееле, - начал было парень, но, казалось, отвлекся на что-то, поглядел вдаль, а потом снова на девушку, и продолжил уже серьезнее, - Я зайду к тебе, - он снова посмотрел сквозь спутницу, и понизил голос: - завтра. С этими словами он резко повернул на запад и, широко шагая через поле, двинул в город. Шееле повернулась лицом к ветру, ее слов не было слышно. Когда Хилс обернулся, девушка не смотрела в его сторону, а двигалась в восточную часть города. Подобрав платье она осторожно шла, стараясь не угодить в норки полевых зверьков, иногда ей попадались валяющиеся на земле вещи, какие-то старые, а какие-то совсем целехонькие, разломанные деревяшки с какими-то бутафорскими каменьями, и прочая ерунда. Город все рос и рос на глазах, его высокие двухэтажные здания отбрасывали еще более высокие тени, шум все усиливался, уже различались громкие окрики с торговых рядов и звуки духовых из ближайшей забегаловки. Она продолжала идти, пока ноги коснулись растрескавшейся плитки, и непривычный стук каблучков напугал Шееле, которая старалась как можно тише проскользнуть мимо местных дневных дозорных и бедняков, что с громкими причитаниями выпрашивают монетку. Она шла по краю улицы, жалась к стенам, пока наконец не добралась до своего квартала, который чудом оставался спокойным местом, несмотря на шумных соседей, но здесь ее ждало неприятное зрелище: несколько взрослых людей обступили какую-то женщину, громко вопили и плевались, не давая бедняжке выбраться из круга разгневанных тел. - Да что б тебя собаки сожрали! - Разбушевалась совсем одна из женщин, - Треклятая ты паразитка! Да засунь себе эти амулетики... Внутри круга порицания была их соседка. Хотелось вмешаться, очень хотелось. Оттолкнуть эти отвратительные туши, вытащить женщину, да наградить обидчиков змеиными языками или зеленой кожей. Но нельзя. Мысли Шееле витали словно дым, путались, переплетались, а потом принимали форму копий и жалили в самое сердце, пробивали чистую душу, что искренне рвалась помочь, и превращались в кандалы. Небо все еще оставалось ясным, флюгеры на крышах резко развернулись, повинуясь сильному порыву, указав на восток. На себе же девушка ветра не ощутила, скрывшись в дверях одного из домов.