только не вздумай плакать

      Бывают такие люди, как кружка чая. Ласковые, ароматные, горячие. Словно кипяток, что обжигает пальцы сквозь хрупкий фарфор. Изысканный напиток для того, кому удастся хотя бы губами почувствовать его теплоту, хотя бы услышать вдали фруктовый аромат, кружащий голову.       Джон Хэмиш Ватсон был таким. Обжигающим, притягательным, источающим тепло до кончиков пальцев. Был горящим солнцем посреди дождливого неба. Был нежным тюльпаном, расцветающим в саду самым первым среди моря жесткой, жухлой травы, которую хотелось скорее вырвать, чем приласкать к себе, пустить ближе, к самому сердцу.       Он знал его. Знал таким, каким не знал никто. Горящим, полыхающим, живым пламенем в груди, жгущим, но не сжигающим. С улыбкой, способной затмить звезды. С печалью на вечно греющем сердце, с хрипотцой в голосе, когда тот срывается на крик. С выражением восхищения на лице, стоит Шерлоку начать рисоваться и умничать. -Потрясающе, Шерлок. — секундная улыбка на лице. Выше всяких наград за старание. Пульс едва заметно ускоряется, а Холмс делает глубокий вдох. Пока Джон, яркое солнышко греющее в груди, улыбается, он чувствует себя живым.       Шерлок — не кружка чая, не горящее солнышко, способное согреть, когда холодно и больно. Шерлок — льды и айсберги Антарктиды, холодный иней на стёклах, яркие витражи в церковных окнах, зимние снегопады, устилающие промозглым холодом. Шерлок — ходячая патология. Шерлок мёрзнет, даже если на улице весна, мёрзнет, запуская отнимающиеся руки поглубже в карманы пальто, дышит в шарф, лишь бы создать иллюзию человеческого тепла вокруг себя, лишь бы не отморозить конечности, лишь бы не замерзнуть насмерть.       В их первую встречу Шерлок предлагает снять квартиру.       Джон предлагает заварить горячего чая в гостиной.       Джон горит, пылает, не может прекратить чувствовать запах паленой кожи, запах военного пороха, запах горячего песка. Он горит, словно в аду.       У Шерлока обморожение третьей степени, замерзшие и потрескавшиеся от холода фаланги пальцев, горячая темная жижа вместо кофе и тлеющая до фильтра сигарета.       Когда до безумного горячее дыхание касалось плеч или обволакивающая теплом ладонь на секунду задевала его, фарфоровую и холодную, то он вздрагивал, не в силах продлить эти ощущения дольше нескольких секунд. В его комнате солнца всегда было чуть больше, чем в Африке...       Без солнца всё живое погибает, увядает, засыхает. Солнце-Джон вился рядом и одновременно с этим был невыносимо далек, обжигал, согревал, но лишь на пару случайных секунд.       Шерлок в полупьяном бреду опускает голову на плечо Ватсона. На плечо доктора, что излечит сердце одним своим горячим поцелуем в щеку, залечит все раны в один миг. И доктор лечит его, осматривает каждый шрамик на потрескавшейся узорами душе. Оставляет горящие пожаром поцелуи на щеках, на скулах и губах. Оставляет их один за другим, на глазах его дрожат слёзы. Вечные льды Антарктиды морозят, заставляют дрожать от холода. Только вот разве это важно? Солнце-Джон согреет Шерлока, Солнце-Ватсон покроет его руки любовью, нежной лаской пройдется по ключицам и плечам. Возьмет его за руку и сожмет ледяные пальцы до онемения. Слижет корку льда, растопит сугробы. А я слышал, как внутри тебя бился хрусталь...       Джон чувствует, как сгорает от своего тепла, чувствует, как плавится его душа на кончиках Шерлоковских пальцев, танцует в ледяном объятии, сжимается, словно электроны передает тепло между плюсом и минусом.       Прикосновения пальцев ледяным дождём скользят по солнечной талии, заставляют издавать горячие вздохи, прикрывать лицо ладонями.       Шерлок дотрагивается горячей магмы тела всюду, передвигает руки по невидимой траектории, изучает, словно карту, затрагивает струны души, играет мелодией скрипки, грустной, беглой, инеем застывающей в воздухе.       Он — прощальные ноты инструмента, собственный реквием, играющий на похоронах. Он для него - морозное утро, яркие слепящие лучи зимнего солнца, холодная вода из-под крана, верхушки мёртвых айсбергов. Шерлок - ходячий труп с температурой ниже тридцати шести градусов.       Шерлок впервые опускает глаза вниз, гладит пшеничные волосы, целует покрасневшие щеки. Шерлок хочет плакать, хочет быть ближе, хочет быть теплее.       Несмотря на трясущий озноб, Джон лишь сильнее сжимает в объятиях Шерлока, сжимает до хруста собственных рёбер.

«Даже когда все уйдут, то я буду рядом.» «Только не вздумай плакать, Шерлок.» «Не вздумай плакать.»