Неучтённые легилименты

Он бы никогда не подумал, что глава Аврората Персиваль Грейвз — чёртов легилимент. Хотя, конечно, этот факт прекрасно объяснял все его достижения. — Ха-ха-ха, не сомневайтесь, большинство мужчин, глядя на меня, думают о том же! — Грейвз, похоже, веселился совершенно искренне. Гриндевальд, не выносивший, когда его обвиняли — пусть косвенно — в гомосексуальных наклонностях, тоже улыбнулся, а потом совершенно бездумно заавадил аврора. Вот дьявол. Опять провалил переговоры. А ведь план был хорош. Грейвз — мужик умный и наверняка бы пошёл на сотрудничество. Чёртова импульсивность!.. …впрочем, всё оказалось не настолько плохо. Подчинённые если не знали о даре начальника, то, по крайней мере, догадывались. В любом случае, стоило только приподнять одну из фирменных грейвзовых бровей и посмотреть этак со значением — и все становились шёлковыми. В некоторых случаях ещё можно было, едва вздохнув, покачать неодобрительно головой. Как жаль, что он не успел ни прочесть грейвзовых воспоминаний, ни выпытать грейвзовых привычек, ни даже понаблюдать за ним толком… Оставалось надеяться на собственную изворотливость и быструю приспособляемость (если бы не чёртова, чёртова импульсивность!). Впрочем, с импульсивностью Гриндевальд решил бороться: щипал себя побольнее всякий раз, когда закладывал руки за спину — второй жест, подмеченный им у Грейвза за то недолгое время, как они успели пообщаться. Первым был палец, приставленный к губам. Безумно эротично. С другой стороны, импульсивность давала непредсказуемость. Непредсказуемость давала преимущество. Преимущество же… — Грейвз? — раздалось сзади. Гриндевальд, почувствовав, что мгновенно вспотел ядовитым потом, обернулся и обезоруживающе улыбнулся. Почему-то он считал, что идёт по этому коридору в одиночестве. — Да, госпожа Президент? Пиквери смотрела на него с сомнением. — Вы как-то странно себя ведёте в последнее время… Легилимент?! Тоже?! Рука сжимающая палочку, предательски дрогнула, и зелёная молния сшибла Президента с ног. — Да мать вашу! — не выдержав, крикнул Гриндевальд в потолок. Нервы, нервы совсем никуда. Надо было оставаться в Европе. Тут, в Америке, ещё не так крыша поедет. Что с ней делать-то теперь? Наверху уже надрывались сирены. Быстро трансфигурировав труп, Гриндевальд обречённо вошёл в кабинет Грейвза и, трансгрессировав оттуда в какую-то неприглядную подворотню, положил тело, некогда бывшее Серафиной Пиквери, в мусорный бак. Огляделся по сторонам — не наблюдает ли кто? Тень мелькнула в конце переулка, через мгновение Гриндевальд уже схватил тощего подростка и начал произносить заклинание забвения. — Петрификус тоталус! — как обычно уверенно произнесла Мэри-Лу и быстро спрятала палочку. — Криденс, милый, ты не пострадал? — Н-нет, всё н-нормально, спасибо, мама. — Ещё раз увижу тебя с Грейвзом в подворотне — так просто не отделаешься! — пожурила глава Сопротивления сына. — Н-но это был не Грейвз… — Как не Грейвз? Думаешь, я неспособна узнать нашего великого Главу… — Это был Гриндевальд. Я прочёл его мысли. На суде Гриндевальд умолял только об одном: чтобы в тюрьме не было рядом ни одного легилимента. Присяжные в белой форме обеспокоенно переглянулись. Удаляться на совещание не было нужды. Судья, вздохнув, произнёс приговор. — Возвращайте пока обратно в палату. До выздоровления ему далеко.