Stark Choice

Иногда ей кажется, что лучше было бы остаться в Ванкувере. Ведь сложить кусочки паззла, чтобы заново построить жизнь в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе, ей пока не удается. В причинах она пока не желает признаваться даже себе самой. Она любит свою сестру, любит тусоваться с Джейми, но временами легче побыть кем-то другим. Проще изо дня в день быть Эммой Свон, у которой есть надежный любящий муж, чем Дженнифер Моррисон, извечной третьей лишней, которой не суждено создать семью с любимым человеком. Прикрыв дверь, Джен снимает туфли и с облегчением выдыхает. Лишь поставив сумку и отложив документы, она улавливает шум на кухне и аппетитный запах домашней еды, который почти полностью «возвращает» ей половину головы, несколько часов назад отнятую мигренью. В такие моменты Джен безумно рада, что у нее есть прекрасная сестра, у которой, по счастливому стечению обстоятельств, есть ключи от ее дома. От проявления сестринской заботы в душе разливается тепло, а тело наполняет энергия, даже бодрость. Посиделки в компании Джулии — именно то, что ей сейчас нужно, они помогут забыть о проблемах, если, конечно, сестра не начнет допытываться и сыпать солью на раны, как случилось в прошлый раз, когда они едва не поругались… — Не обязательно было готовить ужин, сестрен… — Привет, Джен, — как ни в чем не бывало приветствует Колин и обезоруживающе улыбается. — Как и зачем ты здесь оказался? — оправившись от шока и осознав, что Колин второй раз за месяц без приглашения заявляется к ней домой (и сегодня явно не без помощи ее родственников), осведомляется Джен. — Это долгий разговор. Присядь, — успокаивающе произносит он, и это, само собой, производит противоположный эффект, но головная боль утихла не полностью, поэтому лучше контролировать свои негативные эмоции. Да и спорить на пустой желудок ей не хочется. Ей даже почти не хочется упрекать сестру и отчитывать Колина. — Как ты себя чувствуешь? — мягко спрашивает он, как обычно, безошибочно определив по глазам, что головная боль только-только начала отступать. Заняв место за столом, Джен пожимает плечами — Колин слишком много раз был свидетелем приступов мигрени, чтобы сейчас нужно было жаловаться на свое состояние. Она окидывает взглядом блюда и одобрительно улыбается, отдавая должное внимательности и усердию… друга? Джен до сих пор не решила, сможет ли когда-то вновь называть его просто другом. Это маловероятно. Слишком уж хорошо они дополняли и понимали один одного. Колин стал слишком родным, слишком близким. Настолько, что даже ее план забеременеть от человека, которого она знала чуть больше чем никак (так называемого бойфренда) провалился с треском. Поход в клинику искусственного оплодотворения — пока ее единственная надежда на материнство. Она запрещает себе сейчас думать об этом — как будто Колин может прочесть ее мысли. — Что нового дома, О’Донохью? — шутливо спрашивает Джен и отправляет в рот порцию салата. — Как обычно. Только Милли сводит нас с ума, а Эван ревнует, — сообщает Колин, как будто это всё объясняет. — Ему четыре. Это пройдет. Со временем он будет любить сестру не меньше папы, — сглотнув очередной ком в горле, отвечает Джен и надеется, что ее голос не выдает зависти и боли. Колин хмурится, но кивает в знак согласия, и несколько минут они едят в тишине. Привычная комфортная тишина — спутник людей, способных понять друг друга без слов. Сейчас Джен надеется, что он не поймёт, почему сегодня ей особенно тяжело говорить о детях или даже о семье. — Джулия мне рассказала, — сообщает Колин, прерывая их молчание. Он накрывает ее руку, застывшую на полпути ко рту, чем вынуждает опустить прибор и поднять взгляд с тарелки. Толпы поклонниц, восхищающихся его глазами, вложили в его руки оружие, которым он раньше не пытался пользоваться. А теперь пронзительность, сила аквамариново-синих глаз, действует не хуже сыворотки правды. Бесполезно отворачиваться или отрицать вслух — ведь он видит в ее душе, в ее сердце то, о чем она не рассказывала никому, кроме Джулии. К счастью, ей тоже никогда не составляло труда понимать Колина, поэтому ей даже не нужно ни уточнять, ни переспрашивать, зачем он, бросив Хелен и детей, приехал с ней поговорить. — Я хочу ребенка. И ты меня не переубедишь. Джулия уже пыталась, кстати. Но если она думала, что ты поможешь ей в этом, то она глубоко ошибалась. — Она не просила меня переубеждать тебя, — ведя большим пальцем по костяшкам ее руки, произносит Колин. — Она просила убедить тебя подождать. Джен… ты найдешь того, кто станет отцом твоего ребенка. Не спеши, — просит, почти умоляет он. — Не спешить? — сбрасывая его руку, Джен вновь берет вилку и резким движением накалывает на зубцы кусочек стейка. — Мне тридцать восемь чертовых лет. Сколько ждать? До сорока? Сорока пяти? Может, пятидесяти? — с раздражением спрашивает она. — Дженнифер… — Нет, Колин, — уже спокойнее отвечает она. — Время ничего не изменит. Единственный мужчина, от которого я хочу забеременеть, не доступен. Поэтому всё остальное уже не важно. Я найду подходящего донора, и скоро стану матерью. Если бы магия существовала в этом мире, то от натиска, упрямства и сквозящего в ее словах желания, реальность бы дрогнула и поменяла бы свои очертания, дав Джен то, чего она так отчаянно хочет. Ава, незаметно присоединившаяся к ним, прыгает на колени Джен. Это разбавляет напряженное молчание. Она невнятно бормочет несколько ласковых слов приветствия любимице, пытаясь совладать с эмоциями. — Я бы хотел им быть, — тихо заявляет Колин, и, как ни в чем не бывало, словно не сбросил на Джен атомную бомбу, продолжает жевать салат. — Ты хочешь стать отцом моего ребенка? — Почему нет? Ты же сказала, что ищешь донора. — И как к этому отнесется твоя жена? Что будет, когда через год на свет появится твоя копия? Или еще хуже — что будут говорить обо мне, забеременевшей от примерного семьянина? Ты уверен, что твой брак выдержит? — Хелен поймет. — Правда? — переспрашивает Джен и издает истерический смешок. Уму не постижимо: она правда обсуждает с Колином ее возможную беременность и реакцию Хелен. Он кивает. Тогда до нее доходит: Колин уже говорил с женой. И вместо благодарности или радости она чувствует всепоглощающую злость. Хелен никогда не казалась ей высокомерной стервой, но это жест, это согласие, воспринимается подачкой. Отодвинув тарелку, Джен медленно вытирает руки и поднимается из-за стола. — Хорошо, — ровно отвечает она. — Но раз твоя жена не против, чтобы я родила от тебя ребенка, то к чему нам пробирки и клиники? Если после родов на меня набросятся с обвинениями, то пусть это хотя бы будет не беспочвенно. Пусть несколько раз, но… тебе придется изменить Хелен. Если ты хочешь быть биологическим отцом, то будь им по-настоящему. — Биологическим отцом? В смысле… — Не думаю, что тебе нужны лишние разговоры о том, что ты воспитываешь моего ребенка. Да и мне они не нужны. — То есть ты не дашь мне возможности быть частью жизни ребенка? — неверяще переспрашивает Колин. — Как мой друг, но не как отец, ты сможешь видеться с ним. Вы сможете навещать семьей… Но не больше. — Это жестоко, Дженнифер. — Это справедливо, — обрубает возражение Колина она. — Хотя… у меня есть другой вариант. Если ты желаешь воспитывать ребенка, быть частью его жизни… Колин заметно напрягается, он ждет ультиматума, ждет требования уйти от Хелен. Дженнифер бы попросила его об этом, если бы не знала, что он любит жену так, как никогда не будет любить ее. В этом-то ведь ирония. Они обе любят его больше, чем он любит их. — Ты можешь стать крестным отцом ребенка. Но рожать я буду от другого, — словно переложив огромный груз на вторую чашу весов, Джен облегченно выдыхает и пристально смотрит на Колина. Он смущен. Шокирован. Но она видит его решение до того, как он поднимается и подходит ближе. До того, как его сильные руки ложатся на талию, а его губы находят ее полуоткрытый рот. Колин целует ее, делая свой выбор. Его пальцы скользят по позвоночнику. От этих прикосновений кожа покрывается мурашками, а сердце начинает биться быстрее. Джен почти не замечает, как рушится ее собственная решимость не пускать Колина в жизнь ребенка — ведь целует любимый так, будто уверен, что рано или поздно сможет ее переубедить.