Салли настойчиво тянет девушку за собой, пока они не останавливаются около лифта. Девочка с силой нажимает на кнопку, оставляя на ней кровавый отпечаток пальца. Энджел с нескрываемым ужасом смотрит на бордовое пятно, на эту липкую субстанцию, которую просто нельзя назвать тем, чем оно является. Жидкость (или не жидкость вовсе) больше похожа на тот сладкий сироп, которым обычно поливают яблоко в палатках на различных праздниках или фестивалях.
Энджел представляет, как сочное, наливное зелёное яблоко макают в кастрюлю с почти загустевшей кровью, местами плавающей комочками в ещё не превратившейся в желе жидкости. От этого варева пахнет металлом и самую малость солью. Когда фрукт поднимают из кастрюли, кровь, словно овсяная каша, кусками падает обратно в месиво, попутно забрызгивая каплями клеёнку на столе.
Девушка брезгливо морщится, продолжая таращиться на окровавленную кнопку, при этом думая о не самых лицеприятных вещах; пустой желудок делает болезненный кульбит. Её резко затошнило, а и без того бледная кожа стала ещё бледнее, чем раньше. Голова закружилась, перед глазами возникла сумасшедшая карусель из яблок на палочках, искупавшихся в кровавом сиропе.
Салли смотрит на Энджел, потом на собственный отпечаток и морщится. Но Салли делает это с презрением, с некой брезгливостью — мол,
как эта простая смертная смеет меня осуждать, — и поворачивает голову к раскрывающимся дверям лифта. Девочка затаскивает несопротивляющуюся девушку в кабину, и, когда девушка краем глаза замечает пропажу красного пятна, двери моментально закрываются за ними.
Призрак не разворачивается и стоит на месте, будто неживая кукла. Или солдат. Прикажут привести — приведёт, прикажут речь сказать — скажет слово в слово и без запинки, прикажут убить — сделает всё в лучшем виде, пытаясь угодить хозяину, хладнокровно, как немецкие солдаты во времена Второй Мировой войны, из которых воспитывали машин для убийств, а не кровожадных зверей. Ведь машины не станут сопротивляться, исполнят всё, что им скажут. А звери и поговняться могут. Только их за это убьют и даже слова вякнуть не дадут.
Энджел чувствует себя максимум неуютно в кабине лифта, вспомнив вчерашний инцидент, и вовсе теряется в собственных сомнениях и страхах. Что сделают с ней жители этого чёртового особняка? Изнасилуют? Будут пытать? Расчленят? А Слендермен? Встанет ли он на её сторону? И Бен…
Девушка постаралась не отвлекаться на мысли об этом странном персонаже, практически не вызывавшем у неё отрицательных эмоций. Разве что опасение. И настороженность.
Энджел мельком взглянула на Салли. Девочка настолько сильно сжимала своего плюшевого медведя, что девушке показалось, будто его голова сейчас лопнет, как огромный гнойный прыщ на лице, если на него надавить. Энджел нахмурила лоб и сморщила свой носик, подумав об этом. Но её всё-таки поражала мысль о том, насколько сильной может быть эта девочка-призрак. Она очень сильно сжимала её запястье, когда тащила блондинку от собственной комнаты к лифту, сильно потянула за рукав кофты, когда двери распахнулись. Если бы Энджел (при всём своём бесконечном желании) захотела бы вырваться, то у неё бы просто не получилось это сделать. Она, наверное, получила бы синяки на тонком запястье, если не вывих или даже самый настоящий перелом.
Салли выглядит напряжённой, раздражённой и несколько обозлённой. Энджел не знает, на что (или кого) направлены её эмоции, но до конца надеется, что не на неё.
В конце концов, девушка замечает, что лифт движется неестественно медленно, хотя в прошлые разы он доставил её на первый этаж за несколько секунд.
«Сломался, наверное?..» — она неуверенно оглядывает каждый уголок кабины, надеется, что другой голос внутри неё скажет хоть что-то, чтобы Энджел стало спокойнее. Но Диана молчит. Ни одной колкости из себя не выдавила.
Девочка вдруг бьёт ногой по стенке лифта и топает ногой. Энджел шарахается в сторону, чувствуя, как сердце бьётся подобно загнанной в клетку птице.
— Ну же, быстрее! — взвизгивает Салли и ещё раз бьёт босой ножкой по полу. Высокие децибелы режут девушке уши. — Ехай быстрее, дурацкий лифт!
В голосе девочки звучит нетерпение и присущая детям обида. Салли сложила руки на груди, надула губки и снова пнула ногой стену лифта. Мишка одиноко покачивался на одной лапе в её руке, ударяясь о полупрозрачное тело. Энджел с изумлением смотрела на призрака.
«Твою мать, они тут все такие чокнутые?» — мысленно удивляется девушка, отвернувшись от Салли и вперившись взглядом в железную стену. Кабина двигалась так же медленно, как и до этого.
«Естественно, её вопли прям магическим образом могут повлиять на скорость передвижения кабины лифта! Брависсимо, Скай, ты уже начинаешь сходить с ума!» — иронично подумала девушка, начиная вести диалог с самой собой. Её брови насмешливо взметнулись, а голубые глаза цвета чистого неба холодно сверкнули во мраке передвигающегося железного ящика.
Не такой уж она и ангелок, каким кажется. Особенно в последнее время.
Лифт вдруг резко затормозил, встряхнув двух своих посетительниц. Энджел успела вовремя вскинуть руки вперёд и упереться в стену, чудом избежав удара носом. Салли, задумавшись и не заметив резкую остановку, полетела вперёд и впечаталась лбом в раскрывающиеся двери. Пленница еле слышно захихикала, отталкиваясь от исчезающей стенки. Девочка, упав на пол, тут же встала и сделала вид, будто ничего только что не произошло.
«У неё что, низкий болевой порог? — Энджел удивлённо вскинула брови и вновь последовала за равнодушной Салли. Двери за ними спешно закрылись. —
Или его вообще нет?»
Она обернулась и оглядела идеально чистые двери лифта, совершенно не вписывающиеся в интерьер особняка. Наверное, это было единственное место, в котором она чувствовала себя в безопасности. Даже в «своей» новой комнате девушка не ощущала комфорта.
«Он как будто живой… — в её голове пронеслась весьма странная и в то же время тёплая мысль. —
Защищает от этих уродов… Я была бы рада заночевать в нём. Эта махина меня точно в обиду не даст».
Энджел неожиданно для себя заметила, что маленький коридорчик, ведущий от лифта в гостиную, стал длиннее. Она мельком пыталась разглядеть возможный в нём интерьер и сильно удивилась, увидев новогоднюю мишуру на стенах, рождественские венки и украшения в виде скрещенных карамельных тростей. Девушка вертела головой из стороны в сторону, пытаясь убедить себя в своей
ненормальности.
«Вы смеётесь… — неверяще выдохнула и похлопала длинными ресницами. —
Что за… бред?»
Она шла с открытым ртом, пока свет не ударил ей в глаза, на мгновение ослепив. Постепенно привыкнув, Энджел с прищуром посмотрела вверх: огромный расписной потолок, большая люстра с подвесками-хрусталиками в четыре яруса, на каждом из которых висела золотая мишура и алые шары.
Девушка окончательно распахнула глаза. Она находилась в огромном бальном зале, в котором посередине стояла большая ёлка. Судя по просиявшему лицу Салли, в зале помимо них находился кто-то ещё. Или она просто обрадовалась ёлке, Энджел так и не поняла. А, может, вообще всё сразу.
— Папа Сленди! — взвизгнула девочка и побежала прямиком к ёлке.
Из-за дерева (живого или ненастоящего — непонятно) показалась длинная и тощая фигура безликого. Существо было одето в свой чёрный костюм, в котором оно было при похищении Энджел, но на шее также висела золотая мишура.
«Они все настолько любят золотой цвет? — девушка внимательно осмотрела стены и обнаружила на них висячие линии из золотой мишуры. —
Или это любимый цвет самого Слендермена? Ха, прям элита прогнившего общества!»
— У него даже нет глаз. Он в принципе не может видеть.
«О-о-о, неужели ты заговорила? — ехидно подумала Энджел, неторопливо подходя к ёлке. —
Решила больше не играть в молчанку? Ладно, тогда как ты объяснишь мне то, что он нормально ходит, не натыкаясь на предметы и не врезаясь в стены, и вешает игрушки на ёлку?»
— Не знаю. Сама как-нибудь разберись!
— Чёрт! — не сдержалась девушка и сжала руки в кулаки.
Она вновь сфокусировалась на Слендермене и Салли. Безликий подкидывал высоко вверх девочку, которая радостно визжала и смеялась. Она всё так же держала в руках своего потрёпанного мишку за плюшевую лапу, который взлетал и опускался вслед за хозяйкой. У Энджел создалось впечатление, будто сейчас в руках Салли останется только одна конечность, сама игрушка взлетит вверх, а потом плюхнется вниз. Бедная зверюга (хоть и неживая) держалась на своей лапе как на соплях.
Девушке стало его жалко.
Пока демон развлекал Салли, Энджел решила обойти ёлку и разглядеть её со всех сторон, оценить масштаб предстоящей работы — украшение дерева шариками. Она делала медленные шаги, осматривая массивные еловые лапы, и потрогала их на ощупь.
«Ненастоящая», — она кивнула самой себе, продолжила шагать вокруг дерева. Неожиданно Энджел увидела чей-то силуэт. Остановившись на месте, она развернулась и собралась пойти к Слендермену, но любопытство взяло над ней верх. Девушка осторожно выглянула из-за ёлки, пытаясь разглядеть незнакомца. Но её опередили.
— Долго ещё будешь прятаться? — до неё долетел тихий мужской голос, заставив вжаться в колючие ветки дерева.
Голос показался ей знакомым, но Энджел не рискнула выйти из своего временного укрытия. Она вдруг вспомнила, что оставила в комнате нож, подаренный Тикки Тоби, и огорчилась: защищаться было нечем.
Взяв себя в руки, девушка сделала шаг вперёд и тут же впечаталась носом кому-то в грудь.
— Ай!
Воздух резко наполнился запахом крови и мертвечины.
— Ты не умеешь жить без приключений, так ведь?
— Пф! Ещё бы!
Перед Энджел стоял никто иной как Тоби.
— О, Господи! — воскликнула девушка, прижав ладони к груди. — Чёрт, Тоби, это ты!
— Ну, а кто же ещё, по-твоему? — недовольно пробубнил убийца и притянул Энджел ближе, схватив за локоть. — Как же от тебя много шума…
— Что за шутки? — Энджел проигнорировала высказывание Тоби, с сомнением оглядев красные шары на искусственной ёлке. — Вы будете праздновать Рождество?
Если бы Энджел когда-нибудь сказали, что кровожадные убийцы и маньяки празднуют Рождество, она бы их обматерила. А потом только подметила бы, что ей только что сказали небылицу. И плевать, что нецензурная брань для неё — самое страшное табу. Сейчас это не казалось чем-то ужасным, как раньше.
— Смеёшься?! — не сдержался парень и, испуганно оглянувшись, тихо объяснил: — Мы готовимся к Новому году. Слендермен, каким бы ни был «плохим парнем», просто обожает праздники. Но, к сожалению, не все. Или к счастью, я не знаю. Пасху, например, он тоже ненавидит.
«Праздники, связанные с Богом… Довольно-таки интересный факт!»
Тикки Тоби ещё раз оглянулся и, убедившись, что Слендермен продолжает играть с Салли, перешёл на шёпот.
— Но мой тебе совет: не произноси здесь
ничего, связанного с Богом, Раем и прочей… хренью, — он задумчиво почесал затылок и нахмурился. — Хозяин ненавидит одно упоминание о «Божественных» силах.
— Погоди, что? — девушка удивлённо уставилась на Тоби, взметнув брови в изумлении. — Но поче…
— У меня нет на это времени! — вдруг взорвался убийца и, схватив резким движением Энджел за плечи, толкнул её вперёд. — Топай, куда шла. Я выйду с другой стороны через пару минут. Хозяин может что-нибудь заподозрить.
Девушка с опаской посмотрела на Тоби, выглянула из-за размашистых ветвей дерева и неторопливым шагом направилась к безликому демону, попытавшись принять беззаботный вид.
— Неудивительно, что демон боится Бога. Он же всё-таки приверженец тёмных сил, посланник Ада…
«Господи… Откуда ты это знаешь? Мне казалось, что у нас нет друг от друга секретов!»
— Когда кажется — креститься надо!
— Аргх! — Энджел сильно разозлилась на голос в своей голове и сжала руки в кулаки, впившись ногтями в кожу.
Трудно изображать ни к чему непричастную милашку, когда Диана начинает строить из себя «важную» особу.
Девушка глубоко вздохнула, втянув воздух через нос, и поняла, что перестаралась: она начала громко кашлять, чувствуя, как слюна внутри щекочет горло в том месте, где она быть не должна. На глазах выступили непрошенные слёзы, а Энджел стала сильно бить себя по груди и — чтоб её, эту ужасную привычку — вцепилась стальной хваткой в шею. Спустя минуту она начала чувствовать сильную пульсацию под пальцами.
— Да-а-а… Удивительно, как ты ещё не сдохла за последние пару лет.
— Заткнись, — просипела Энджел, смахивая с щёк крошечные слезинки.
За последние несколько дней — а точнее, пару дней — она чувствует себя полным ничтожеством. Такого ужасного чувства Энджел никогда не ощущала. Осознавать собственную слабость было очень… обидно. Осознавать зависимость собственной жизни от кого-то — прискорбно, по-другому никак не скажешь.
Осознавать зародившуюся ничтожность в себе —
необычно грустно, аж до слёз и истеричной трясучки. Именно поэтому по жизни Энджел идёт под разноцветным флагом, а не под траурно-чёрным. Даже после той страшной картинки в глазах с расчленёнными родителями в собственном доме. Но девушка давно уже поняла, что родителей
не вернуть.
Энджел сделала всего лишь пару шагов вперёд, когда чуть не столкнулась с маленькой полупрозрачной девочкой. С её лба и рук всё так же текла тухлая кровь, и капли, падая вниз, куда-то исчезали, будто бы просачиваясь сквозь пол. Зрелище было невыносимо мерзким. Девушка не сдержалась и вновь втянула в лёгкие воздух, пропитанный запахом крови. В глазах опять помутнело, ноги предательски подкосились. Пальцы ещё сильнее вжимались в плоть, но — слава Богу — не настолько сильно, чтобы вдруг хлынула собственная кровь. Живот болезненно заурчал.
— Что ты там делала? — с наигранным интересом спросила Салли, нарушая
гробовую тишину.
Девочка выглядела напряжённой, щурила свои зелёные глазки, осматривая Энджел с головы до пят, сжимала в правой руке лапу старого потрёпанного плюшевого медведя. Девушка только сейчас заметила, что у игрушки был оторван один глаз, а на его месте торчали две чёрные нитки. Ей казалось, что мишка выглядит грустным и понурым.
«Бедный мишка…»
Пленнице совершенно не хотелось связываться с этой странной девочкой. Она начала подозревать, что у Салли могут быть перепады настроения, которых стоит опасаться, как и самого призрака. Салли — одна из первых
людей убийц, с кем девушка успела здесь столкнуться, и Энджел совершенно её не знала и не могла знать, что творится в уме этой маленькой психопатки, но…
Что-то ей подсказывало, что девчонке нельзя было доверять.
Ещё Энджел не понимала, какие узы связывали Слендермена и Салли, раз девочка называла его «папой», но разбираться в этом совершенно не хотелось (это её, в принципе, и не касалось), поэтому девушка остановилась на единственном понятном варианте: эти двое были достаточно близки.
— Я рассматривала ёлку, — спокойно ответила девушка, убрав руки за спину. Она пыталась быть максимально спокойной и безмятежной, непричастной к минувшему разговору с Тикки Тоби. Девушка чуть наклонила голову в бок, внимательно, выжидающе уставилась на девочку, будто испытывая её на прочность. Голубые глаза холодно сверкнули в тени искусственной ели.
Энджел Скай не любила врать. Она ненавидела лгунов, не верила в ложь во благо. Считала, что это лишь тупая отговорка для трусов. Но в ситуации, когда чуть ли не от каждого слова зависит твоя
никчёмная жизнь, ложь казалась единственным спасением
для утопающей в проблемах девушке.
Ну, только если Слендермен не заберётся в её голову при помощи своей чёрной магии. Тогда врать даже в мыслях уже не получится.
Не дождавшись от девочки никакого ответа, Энджел сделала небольшой шаг влево, чтобы обойти назойливого призрака, но та не собиралась так просто её отпускать: Салли сделала два маленьких шага по направлению к пленнице, вновь преграждая путь. Было очевидно, что девочка настроена враждебно по отношению к ней.
Энджел не была как искусной лгуньей, так и талантливой актрисой. В принципе, это одно и то же, но даже между враньём и «актёрской игрой» были небольшие различия. Какие именно — девушка не знала, но решила отыграть ни в чём неповинную пленницу, дабы хоть как-то оправдать свою ложь. Но ей всё равно было противно от самой себя. Энджел чувствовала себя так, будто съела полностью кислющий лимон вместе с кожурой, грязный и немытый.
— Что-то ты слишком долго на ёлочку смотрела, — елейным голоском протянула Салли, отступая немного назад, чтобы не задирать сильно голову. Всё-таки девочка была очень низкой — она еле доставала Энджел до пупка.
Салли прищурила свои глазки, и, если бы она была самым обыкновенным ребёнком, девушка сочла бы её… милой, что ли. Невинной, смешной, забавной. Но, зная её истинную натуру, глядя на её внешний вид, Энджел передёрнуло от отвращения. Перед кем эта малявка вообще выделывается? Зачем притворяется такой милашкой, когда в изумрудных глазах пляшут черти, бесы и другие существа, которых девушка, возможно, даже и не знает? Видимо, Салли слишком мала, оттого и глупа, раз не понимает, что её игра не скроет злых намерений. Энджел от неё тошнит.
А потом она вдруг задумалась. Другие убийцы наверняка воспринимают Салли нормально со всеми закидонами, улыбочками и грёбаным плюшевым медведем. Довериться девочке ничего не стоит — рассказал какую-нибудь историю, о которой никто больше не слышал, поделился своими планами или мнением по поводу чего-либо, а потом Салли «случайно» об этом кому-нибудь взболтнёт, и потом об этом будет знать весь особняк. И, в конце концов, всё дойдёт до Слендермена, который держит каждого в узде. Удивительно простая и удобная схема. Настолько простая и очевидная, что Энджел готова была хлопнуть себя ладонью по лицу.
Наверняка девчонка и ведёт себя, как вполне себе взрослая сука-почти-стерва: почувствовать себя важной для самого Слендермена здесь, наверное, просто супер привилегия! Не каждый взрослый убийца может себе такое позволить.
Энджел этого не знает, но почти на сто процентов уверена, что всё так и есть.
— Ну, чего молчишь?!
Голос Салли вырвал из омута собственных мыслей. Девочка вдруг топнула ногой по дорогой итальянской плитке.
— Отвечай! — требовательно крикнула она.
Девушка была обескуражена таким поведением. Ей хотелось отомстить призраку и поставить её на место, чтобы не зазнавалась, но… не всё так просто! Получить нагоняй от папочки-Сленди (Энджел чуть не засмеялась, вспомнив это
чудовищно смешное прозвище) совсем не хотелось.
Но жажда мести оказалась сильнее страха. Только на это раз.
— Э-э-эй, — Энджел, согнув колени, угрожающе нависла над Салли, вызвав у последней не самые приятные чувства.
Девушка улыбалась практически искренне, немного прищурив глаза, чтобы не вызвать ещё больше отторжения со стороны призрака. Она улыбалась приторно-сладко, так, как не улыбалась в своей жизни никому и никогда, обнажив ряд ровных зубов. Глаза, как две прозрачные голубые льдинки, холодно сверкнули в тени светлых прядей волос. Одна из прядок почти касалась нежной детской щёчки, покрытой слоем запёкшейся крови.
— Хочешь почувствовать себя звездой, милая? — Энджел с вызовом подалась ещё немного вперёд, растянув шире рот в в какой-то маниакальной улыбке. Девочка-призрак отшатнулась назад, будто увидела перед собой разъярённого Слендермена, и, ничего не ответив, нахмурила грязный лоб.
Девушка, поняв, что ответа ждать от ошарашенной Салли не стоит, угрожающе продолжила:
— Тогда сядь на ёлку и не стой у меня на пути!
В тот момент она совершенно не узнала свой голос: низкий, грубый, полный ненависти, презрения и злобы. Это не удивило, не испугало. Не заставило чувствовать себя ужасно. Энджел усвоила одно: это нормально — быть грубой и жестокой в таком месте.
Пусть сказанная девушкой фраза и не несла в себе практически никакого смысла, кроме сарказма и стёба, Энджел поняла, что поступила
правильно. По-своему правильно. С её стороны было бы глупо играть невинную овечку, хотя она не могла знать наверняка.
Но, чёрт подери, ей понравилась роль отвратной стервы.
Вдоволь насладившись своей минутной властью, Энджел двинулась вперёд, оставляя позади себя призрака стоять в немом бессилии. Быстрым шагом преодолела небольшое расстояние от Салли до Слендермена и, увидев безликого, вешающего шарики как ни в чём не бывало на ёлку, резко остановилась и тихо кашлянула, тем самым привлекая к себе внимание.
Слендермен даже не обернулся, но Скай тут же почувствовала знакомую тяжесть в черепной коробке. Даже сильнее, чем в первый раз. Ей казалось, будто мозги мгновенно разбухали, как те дешёвые игрушки, которые постепенно растут от впитывающейся воды. Они давили, давили изнутри на череп, норовясь вылезти из ушей и даже из носа.
Голова болела нещадно. Энджел схватилась за неё руками, сложившись пополам. В ушах громко звенело, мимо проносились эхом обрывки чужих мыслей — настолько мимолётные и далёкие, что ничего нельзя было разобрать. Будто огромные волны во время цунами: слова накатывали каждый раз с новой силой, разлетаясь брызгами по сторонам. Даже буквы казались чем-то непонятным, как из совершенно другого, чужого языка.
Хотелось убить себя. Прекратить эти страдания. Глупо думать о таком сейчас, но девушке безумно хотелось расквасить свою голову о пол, о стены, превратить её в лепёшку, раздавить, словно прыщ, разбить о камень, словно шарик, наполненный водой, отрезать, расчленить, покромсать — сделать что угодно, лишь бы не чувствовать эту невыносимую тяжесть в голове. Её постоянно тянуло ко полу. Хотелось стукнуться лбом пару раз, чтобы убавить хоть чуточку боли изнутри, переключить внимание на свежую шишку, на перелом… Мысли, желания пугали своим непривычным натиском.
Слендермен специально не торопился начинать диалог (или монолог), выжидал, заставлял мучиться и медленно вешал на ветки красные блестящие шары. Спустя минуту в девичьей голове послышался низкий, шипящий мужской голос:
— Как много нам ещё предстоит сделать… — задумчиво протянул он, не отвлекаясь от своего дела. Скай не сразу поняла, о чём шла речь. Болезненные ощущения становились сильнее с каждой секундой. —
На таком огромном дереве нужно разместить около пятиста шаров! Времени ещё много, но мне так не хочется возиться с этой ёлкой…
Голос Слендермена звучал очень громко, отдаваясь гулким, не менее громким эхом. Девушка тяжело дышала, склонившись над полом, впиваясь ногтями в кожу головы, пытаясь перенять хоть немного боли. Холодный пот скатывался жидкими льдинками по шее, спине, впитывался в кофту, стекал тонкой струйкой со лба на пол. Хотелось взвыть, закричать, попросить демона остановиться даже на колени перед ним упасть, но Энджел боялась последствий, вытекающих из её мольбы.
Боль становилась сильнее, и вместе с ним — желание сдохнуть поскорее как последняя тварь на Земле. Быстро и без мучений.
— Вчера ко мне заходил Смеющийся Джек…
На этих словах Энджел широко распахнула глаза. Из-за боли голова не работала вовсе, и вчерашний инцидент выпал из памяти, как кусочек паззла из уголка общей картины. Вроде бы всё целое, но самого краешка не достаёт. Было очень трудно ничего не говорить и ни о чём не думать, но…
— Твою мать, — сорвалось беззвучное покаяние с покусанных губ, и девушка замерла в ожидании страшной кары.
Теперь её трясло не только от боли, но и от страха.
Безликий демон сделал долгую паузу и вдруг — о, Господи, слишком неожиданно — усмехнулся. Скай чуть в обморок не свалилась от… радости, наверное. Скорее даже облегчения.
— У тебя хорошая реакция, — неожиданно похвалил её Слендермен. —
Хочу сказать, что ты всё правильно сделала. Джек хоть и был осведомлён о твоём нахождении в особняке, всё равно ослушался моего приказа. Я не одобряю нарушения моих приказов в моём доме.
— Если бы не лифт, я уже… была бы мертва, — тяжело прохрипела Энджел, прожигая взглядом спину Слендермена колючим взглядом, обидчивым, озлобленным.
— Ну, не мертва, а серьёзно покалечена — это во-первых, — спокойно отреагировал демон, будто то, что сказала девушка, в порядке вещей, отчего та поперхнулась воздухом. —
Во-вторых, я рад, что этот лифт хоть на что-то годен.
— Зачем вам нужен лифт в доме? — не сдержалась Энджел.
— Чтобы такие глупые девочки, как ты, задали мне этот вопрос, — грубо съязвил безликий, и девушка не стала больше ни о чём спрашивать. Себе дороже.
А вот Слендермен вдруг решил поднять одну очень интересную тему и спросил:
— Ты уже успела с кем-нибудь познакомиться?
В этот момент слева от ёлки показался Тоби с пустой коробкой в руках. Девушка увидела в нём спасение. Справа от себя она заметила постороннее движение. Взглянув исподлобья на гостью, Энджел увидела Салли, которая разговаривала со своим плюшевым медведем. Девочка была полностью поглощена монологом с игрушкой — она даже не удостоила девушку взглядом. Слендермен продолжал вешать игрушки и ни на кого не думал отвлекаться.
Девушка вновь покосилась на Тикки Тоби. Он медленно перекладывал ярко-алые шары в свою коробку и неотрывно смотрел на неё, изредка поглядывая на хозяина. Энджел нервно закусила губу, сдержав в себе болезненный стон, и зашевелила губами:
Не уходи.
Тоби застыл на месте, не понимая, что ему попыталась сказать Скай. В его руке покоился один из новогодних шаров. Такой же большой и блестящий, без единого изъяна, как и остальные пятьсот штук. В глазах девушки плескались ужас и страх, а по щекам катились скупые слезинки.
Не уходи!
Тоби, кажется, понял смысл переданного ему сообщения и продолжил перекладывать шары, только ещё медленнее, чем до этого. Убийца делал вид, будто рассматривает каждый из них, выискивает наличие какой-нибудь царапинки или потёртости. Он знал, что хозяин — чёртов перфекционист, и, даже ничего не видя, он
ощущал все эти изъяны. Это было хорошим оправданием медлительности Тоби. Он рассеянно кивнул, как бы невзначай кинул взгляд сначала на хозяина, потом на малышку Салли и опустил взгляд в пол.
Энджел как-то облегчённо вздохнула.
— Нет, — она вдруг застопорилась, пытаясь убедить себя в правдивости собственных слов, чтобы звучало убедительнее, — не успела. Я и не планировала…
Перед глазами всё поплыло, картинка всё время размазывалась. Не сказать, что девушка с достоинством терпела эти муки, но… Теперь желание жить пересилило желание отправиться на тот свет как можно скорее.
Тишина давила на уши, и никто не собирался её нарушать. Тихий бубнёж Салли был уже даже не на втором плане. Энджел просто-напросто перестала его замечать. Увидев бедственное положение пленницы, Тикки Тоби решил напомнить о своём существовании.
— Хозяин, — убийца встал и приблизился к демону, — может, лучше перейти на другой метод передачи ваших мыслей?
Его голос звучал тихо и вкрадчиво. Тоби старался не злить Слендермена. Он всегда считал, что лучше отсиживаться в стороне, молча наблюдать за действиями безликого демона, изредка открывая рот для того, чтобы его поддержать. В случае протеста убийца предпочитал отмалчиваться.
Разговор со Слендерменом — настоящее минное поле: каждое неправильное слово означало взрыв всего поля, а не одной чёртовой мины. Здесь даже права на ошибку нет. Тоби мог гордиться в своей жизни только тем, что безликий доверяет ему больше, чем остальным прокси — Худи и Маски. Иногда даже больше, чем Салли. И даже больше, чем собственным братьям.
Слендермен застыл и — впервые за всё это время — обернулся. Тоби почувствовал себя загнанным в угол. Он в отчаянии посмотрел на Энджел, но та буквально испускала последние вздохи. Девушка не выдержала и упала на колени. Громкий, душераздирающий крик раздался по залу, отскакивая от стен и накрывая Тоби снова и снова. Девушка содрогалась, билась в конвульсиях, кричала о помощи и умоляла Слендермена о пощаде. Он знал, какого это — чувствовать чужое присутствие в своей голове. И после него он умер. Кто знал, что творилось сейчас в его голове, но остатки разума настойчиво твердили: «Пора с этим заканчивать».
— Хозяин, — более настойчиво повторил Тоби, делая шаг вперёд навстречу демону.
Слендермен не шевелился. Он внимательно изучал ауру своего прокси. Убийца стал смелее и твёрже в своих намерениях.
Энджел била кулаками по полу, извивалась, словно змея, которую разрубили пополам, судорожно всхлипывала и снова кричала, срывая голос и начиная хрипеть. Салли как заворожённая наблюдала за этим, и её губы расплывались в маниакальной улыбке. В глазах блеснуло полное безумие. Даже её медведь оживился и уставился на страдающую от воздействия Слендермена пленницу.
— Пожалуйста, хозяин, — Тоби подошёл вплотную к демону. Тот «смотрел» на него снизу вверх.
Энджел вдруг отключилась. Упала на пол, завалившись на бок, и перестала подавать признаки жизни. Тоби хотел сорваться с места, подбежать к ней, но тогда это означало бы самый настоящий бунт. Помогать живым людям в стенах этого особняка — позорное клеймо на все оставшиеся дни жалкого существования.
— Когда ты успел стать таким жалостливым, Тикки Тоби? — едко поинтересовался хозяин дома, насовсем отвлекаясь от скучного занятия.
— Или эта девчонка разбудила в тебе остатки живого?
Голос его звучал надменно, холодно, с издёвкой. Кажется, у Тоби задёргался глаз, но он не стал обращать на это внимания.
— Никак нет, мой господин, — быстро выпалил убийца, сделав кивок головой в знак уважения.
Впервые в жизни ему так сильно захотелось достать топор и рассечь тощему Слендермену его лысую голову. Но, увы, Слендермен всё видит и знает наперёд.
— В таком случае не выводи меня из себя и прекрати этот цирк, — прошипел в голове чужой голос.
— В следующий раз за вмешательство последует наказание…
— За что вы так с ней, хозяин? — убийца пытался отвести от себя лишние подозрения. — Вы же знаете, что смертные не выносят вашего присутствия в их разуме…
— Она оскорбила меня будучи в полутрезвом состоянии, и я поставил её на место, — живо отреагировал безликий демон.
И всё-таки заметь, мой милый Тоби: она вытерпела все мои пытки и при этом осталась жива. Правда, она потеряла немного крови… Но, я думаю, ты займёшься этим.
— Да, мой господин, — Тикки Тоби поклонился.
На словах «мой милый Тоби» он лишь незаметно скривился. Благо, маска позволяла это сделать.
— Хорошо. А теперь мы, пожалуй, пойдём. Идём, Салли, — Слендермен обернулся к девочке и протянул ей свою белую руку.
— Нам нужно позвать остальных.
— Слушаюсь! — весело вскрикнула Салли, пропрыгав к нему зайчиком.
Оба исчезли в чёрной полупрозрачной дымке, стоило призраку докоснуться до Слендермена. Тоби бросился к Энджел.
— Эй! — он бил её по щекам. — Эй, очнись!
Девушка выглядела ужасно: белая обескровленная кожа, сбитые в кровь костяшки на кулаках, кровь из ушей, губ, рта… Она вся измазалась в собственной крови. До носа Тикки Тоби, скрытого под маской, доносился сладкий запах. Никогда кровь для него не пахла так вкусно… Он мотнул головой, стряхнув с себя странное наваждение, и, достав из кармана толстовки какой-то грязный платок (откуда он вообще там взялся?) вытер кровь с пола и частично с самой Энджел.
В этот день его давно остановившееся сердце вдруг ухнуло пару раз в груди.
Энджел опять стояла в тёмном пространстве. Вот только теперь здесь витала плохая аура, от которой в собственном подсознании становилось дурно. Напротив неё вот уже во второй раз стояла Диана, скрестив руки на груди, и недовольно топала сапогом по несуществующему полу. В чёрных глазах плескалась злоба.
— Чёрт тебя дёрнул тогда сказать ему, какая он скотина! — она разнесла девушку в пух и прах одной лишь фразой.
— А я ведь говорила тебе не напоминать незнакомым дяденькам, какие они плохие! Особенно, когда ты находишься у них дома…
Диана фыркнула, сдула со лба чёрную прядку волос, уставилась куда-то в сторону. Энджел неожиданно разозлилась. И не на себя, а на стоящую напротив цыганку.
— Что ж ты мне сразу не сказала, где мы находимся?! — взорвалась Энджел. — Всё время какими-то загадками говоришь! «Ты не представляешь, в какой заднице оказалась, Э-э-энджел!» «Ты не представляешь себе, в какое место попала, Э-э-энджел!» — она передразнивала Диану противным, скрипучи голосом, активно жестикулируя и растягивая гласные. — Действительно, в какую же?!
Девушка зарычала, сжала сильно кулаки и вскрикнула что-то нецензурное.
— Да что ж такое, а?! Почему именно я всегда попадаю в такие ситуации?!
Пока Энджел рвала и метала по сути несуществующее пространство вокруг себя, расхаживала по нему взад-вперёд, постоянно кричала и обвиняла всех и вся в своей несчастной жизни, Диана слушала её, удручённо качала головой и тихо вздыхала.
— Господи, за что мне это?
— Диана, что может быть хуже смерти?
— Неоправданные надежды и недоделанные до конца дела, дитя. И пусть я не знаю, так ли это или нет, но моё мнение останется неизменным.
— Ты странная…
— А ты смешная. И вообще, мы все странные, чтоб ты знала. Просто у каждого странность выражается в разной степени и по-своему.
— Ты тоже странная?
— Э-э-э… Да. Да! И я тоже странная.
