***
— Кто это у нас тут сидит? — возле меня появляется Маргарита без сопровождения своей свиты, что меня очень удивляет. Оглядываюсь и понимаю, что вокруг никого нет, коридор пуст: все в столовой на обеде или, как Арина и Руслан, сидят где-то в уединенных местечках. Придется самой постоять за себя. — У тебя проблемы с памятью? — вопросом на вопрос отвечаю я, Тройкина передо мной улыбается. Вот что ее забавляет? То, что она меня застала в одиночестве? Вот предлагал мне Егор с ним в столовку идти, но я же осталась здесь. Почему я никого не слушаю, когда это надо? — Остроумно, — смеется она, приближаясь ко мне. Я стараюсь вести себя спокойно. — Что это ты платье надеть решила? — дергая мой рукав, произносит Марго, а я готова дать ей по рукам да еще и хорошенько. Сдерживаю себя в последний момент. — Неужто парень появился у такой тихони? — А тебя это волнует? — спрашиваю я, поднимаясь с подоконника. — Я не имею права носить платья? — не знаю, насколько я ее взбесила тем, что говорю с ней таким тоном и ни разу не ответила на ее вопрос нормально. Маргарита ухмыляется, внимательно рассматривая меня. Я тоже рассматриваю ее; темные волосы как всегда просто идеально лежат на голове, словно она собирается получать «Оскар», перебор с косметикой превратил ее кожу в полотно без изъянов, как будто кукла Барби. — Что ты слишком разговорчивая, Черноморка, в последний раз такого не было, — она подходит ближе, а я чувствую испуг, который охватывает меня. Боже, да она же меня и побить может. — Вырядилась тут, пытается превратиться из серой мышки в аленький цветочек, — я удивлена ее сравнением, потому что она берет в аргумент банальные фразы. Нельзя придумать что-то более интересное? — Думаешь, это не пройдет тебе бесследно? Не смей открывать и рта в его присутствии, — я хлопаю ресницами, с кем я должна не разговаривать? — Ты это про кого? — складываю руки на груди. — Ты еще не поняла? И как ты еще отличницей являешься? — Маргарита смеется. — Думаешь, я не понимаю, почему это ты такая нарядная и вдруг стала слепой? Это же специально, вот и очки у него сперла, — она пытается снять оправу с моего носа, но я не позволяю ей этого сделать. Это она на Мишу посягнуть посмела? — Ты думаешь, что говоришь? Зачем Михаил Васильевич мне нужен, а тебе? Он же старый! — я говорю это чуть громче, специально, чтобы до нее дошел весь смысл моих слов. Она пытается посягнуть на то, что является моим по праву. Только я не понимаю, почему она стоит передо мной и довольно ухмыляется. Я поворачиваю голову в сторону и вижу Мишу, который стоит в дверном проеме и, естественно, ничего не пропустил из нашего с Маргаритой спора. Историк поворачивается и уходит, а я готова надавать себе миллион пощечин, что он услышал от меня такое. — Думаю, ты все сказала, — Маргарита довольно поворачивается и уходит, зарядив своими волосами мне по лицу. Я жду, пока она покинет коридор, и снова приземляюсь на подоконник, закрывая лицо руками. Что я только что сделала! И он все слышал, причем слышал то, что не должен был. Я никогда не считала его старым, это я специально, чтобы Тройкина перестала лезть к нему. — Эй, — рядом со мной появляется Егор, явно напуганный моим состоянием. Убирая недоеденную булку в сумку, он садится рядом со мной. — Что случилось? — я не знаю, как ему объяснить то, что только что произошло. Нет смысла говорить о том, как я сейчас обидела Михаила Васильевича. — Я совершила такую глупость только что, я так сглупила, — я открываю свое лицо, едва сдерживая слезы. Он простит мне мои слова? — Ну, чего ты? — Егор обнимает меня. — Не переживай, — он проводит рукой по моим волосам, пытаясь успокоить. Я успела испортить отношения, которые только начались! — Разберемся, все исправим, — мне очень хочется верить в эти слова.***
Я с виноватым лицом захожу в класс. Как мне теперь смотреть Михаилу Васильевичу в глаза! Готова расплакаться прямо сейчас, как я его обидела. Бедный мой Михаил Васильевич… Почему я сначала думаю, а потом начинаю действовать? Миша сидит за столом, делая что-то в компьютере, он замечает, что я занимаю парту перед ним, и бросает взгляд в мою сторону. Чертово зрение! Я даже не понимаю, он злится на меня или нет! Да что же такое! Появляется желание биться головой о парту. — Эй, ты чего? — возле меня появляется Арина, вставая спиной к столу Михаила Васильевича. — Мне Егор рассказал, что с тобой было урок назад. Что происходит? — вижу, что историк встрепенулся. Интересно, да? — Что ты опять сказанула, не подумав? — я кладу голову на парту с характерным звуком. — Черноморка, ты мне сейчас тут очки и парту сломаешь, — предупреждает учитель, а я готова плакать. Он говорит это слишком холодно в мой адрес, что заставляет табун мурашек пройтись по моему телу. Он обиделся. Да я бы тоже обиделась, будь на его месте! Мне так стыдно за свои слова, я так хочу попросить у него прощения прямо сейчас, но не могу. — Юль, — Арина трясет меня за плечо. Я недовольно мычу. — Не хочешь говорить, не говори, — только не Аринка, я успеваю схватить ее за руку прежде, чем она пройдет мимо меня. Встаю и отвожу ее подальше от стола историка, он и так понял, что я себя виню, но и прощать еще не собирается. — Я тебе потом расскажу, хорошо? Пожалуйста, — Весёлкина внимательно смотрит на меня, а потом согласно кивает. — Не думаешь, что у тебя слишком много секретов от друзей? — Арина говорит это как укор. Я смущенно опускаю глаза. Такие фразы из уст подруги слышать не слишком приятно. — Я не давлю на тебя, я уважаю твое решение, и, надеюсь, ты посвятишь меня в свои планы потом, когда будешь готова, — я согласно киваю головой. Понимаю, как я виновата перед всеми. Как можно дружить с таким человеком как я? Раздается звонок. — Садитесь, — историк встает со своего места, приветствуя класс. — Какая тема была на прошлом уроке? — откуда-то с задней парты доносится номер параграфа и страница, на которой он начинается. — Я просил название, но похвально, что вы помните хоть номер. Историю не сдаю, значит не учу. Убийственная логика! — он одной рукой открывает учебник. Я как завороженная наблюдаю за движением его длинных пальцев. — Симонов, читай первый вопрос. — А можно не надо? — испуганно произносит Алексей, пытаясь спрятаться. — Я тебя прочитать прошу, а не отвечать. Но если ты так настаиваешь… — одноклассник мгновенно воодушевляется и после извинения начинает читать вопрос в параграфе. — Ну, что, кто там у нас историю сдает? — какой глупый вопрос. Если он собирается мне таким образом мстить, то он выбрал слишком сложную систему. — Черноморка, прошу к доске, — тяжело вздыхаю и выбираюсь из-за парты. — Бери мел и пиши тему, займемся закреплением. — Михаил Васильевич, я не могу написать, — виновато произношу я, взяв мел в руки. — Раз мел взяла, значит можешь. Прошу, — он демонстративно показывает на доску. Я снова вздыхаю и начинаю писать. Было бы легче, если бы я видела, как я вывожу буквы. Весь сегодняшний день я пишу как курица лапой. — Смогла же, — складывая руки на груди, произносит Миша, а я согласно киваю, опуская взгляд. — А теперь прошу ответ на первый вопрос. Не знаю, чего он добивался тем самым, он прекрасно знал, что я знаю ответы, но так же, что я продолжаю играть в Катины игры. Нет бы помочь мне, так он специально валит! Я понимаю, что он мстит, а это, естественно, плохо. Полчаса он гоняет меня по содержанию этого и двух предыдущих параграфов. Я отвечаю, не всегда полностью и развернуто, не всегда четко и красиво, как люблю, а также могу и молчать, будто дожидаясь подсказки из зала, которой не последует. Раз историк опрашивает только тех, кто сдает, значит урока нет. — Садись, Черноморка, — говорит он, тяжело выдыхая. — Что же мне с тобой делать? — спрашивает он, а я пожимаю плечами. Историк спрашивает еще нескольких человек, а потом урок заканчивается. Все покидают класс, а я остаюсь. Егор проходит мимо, хлопает меня по плечу, как бы желая удачных дополнительных в моем состоянии. Арина проходит так же мимо, показывая одобряющий жест. — Михаил Васильевич, — начинаю я, поднимаясь, как только дверь закрывается за последним учеником. — Михаил Васильевич, — он демонстративно отворачивается, делая вид, что проверка электронной почты куда важнее. — Я сказала это, не подумав, — Миша поворачивается ко мне с умным видом. — Научно доказано, что первые мысли, приходящие в голову, в большинстве случаев являются верными, — снова отворачивается, а я тяжело выдыхаю. — Миша, прости меня, пожалуйста, — прошу я, давая себе сразу несколько подзатыльников. Снова сдерживаю себя из последних сил, чтобы не разреветься. — Она так лезла ко мне, она так говорила, что будет приставать к тебе, что она будет отбивать тебя. Что я могла сделать? — всхлипываю. Я не тряпка, я не должна плакать, особенно, перед ним! — Я так виновата перед тобой, я никак не хотела тебя обидеть, — еще один всхлип. Миша поворачивается в мою сторону, и я чувствую, с какой теплотой и нежностью он смотрит на меня. — Юль, ну, чего ты! — он подходит ко мне ближе, обнимая. — Да, конечно, слышать такое, особенно из твоих уст, не льстит мне, но я полностью согласен с тобой. Я же реально старый для тебя, Юленька, — я поднимаю голову к нему. — Нет, нет, нет, — шепчу я, еще крепче обнимая его. — Ты не старый, ни капельки! — тихонько говорю я, а он проводит по моим щекам большим пальцем, стирая немногочисленные слезинки. — Юля, мне двадцать восемь лет, а тебе семнадцать, — на секунду вспоминает он, но не отпускает меня из своих объятий. — Вполне нормально говорить, что я старый для тебя, я не обижаюсь уже, поверь мне, — он с лаской смотрит на меня, а я улыбаюсь легко и непринуждённо. — А обижался? — Миша закатывает глаза, я продолжаю улыбаться. Он отстраняется от меня, снимая свои очки, и, повертев их в руках, словно думая, что сказать, продолжает. Очки положены на стол. — Да, тому подтверждение девятый класс. У них сегодня куча двоек, — я виновато улыбаюсь. Ну, вот, я испортила оценки младшим выпускникам школы. — Не вини себя, это я, старый и вредный преподаватель, не сумевший справиться со своими эмоциями. Не каждый день твоя же девушка называет тебя старичком, — мое сердце делает кульбит, а я недовольно смотрю на Мишу. — Ты так прикольно жмуришься, — он подходит ближе, обнимая меня за талию. — Я не говорила, что ты старик, — обиженно говорю я. Миша закатывает глаза. — Ты могла не говорить, но намекнуть. Я замечаю намеки, — Миша говорит спокойно, не надрываясь, как мудрый человек. Он ещё какое-то время просто рассматривает меня перед собой, а потом решает начать говорить: — Ты очень красиво сегодня выглядишь, — я улыбаюсь. — Кто ещё сделал тебе сегодня комплимент? — Арина, — произношу я, а Миша удивлённо приподнимает брови. — Не ценят они прекрасного, — уже тише говорит он, снова улыбаясь. — Арина сказала так же, — говорю я, а Миша снова смотрит куда-то вне меня, словно думая, говорить мне о чем-то или нет. — Знаешь, сколько лет я никого не целовал? Никого не обнимал так, как сейчас? — я отрицательно мотаю головой. — Я Кате отказывал последние полгода наших отношений, а после нее у меня не было девушки три с половиной года. Я четыре года жду, когда смогу кого-то целовать и обнимать, поэтому всю свою молодость я на ожидание и потратил, — я смеюсь, такую серьёзную историю он все равно завершает с юмором и иронией. Он наклоняется ко мне, слишком резко прижимаясь к моим губам. От этого я немного теряюсь, не зная, как мне теперь быть, благо Миша берет все в свои руки в буквальном смысле слова. Одним лёгким движением он сажает меня на парту, продолжая притягивать к себе за талию. Его движения смелы, они излучают уверенность, а так же эмоции, которым он так подвластен. Меня тоже переполняют чувства: несколько минут назад я боялась, что он не простит меня, а сейчас он во всю меня целует так, как может только он. Я запускаю руки в его волосы, перебирая их. Раз это его любимое занятие, возможно, пора и мне научиться играть с его волосами. Чувствую губами, как Миша растягивается в улыбке, чувствуя мои пальцы на его голове. Ему хочется быть ближе, поэтому одна его рука смело пытается раздвинуть мои ноги, чтобы ничто, кроме парты, не мешало ему. Я нахожусь не здесь, я в другом пространстве, от меня здесь осталось только тело. Рука блуждает по моей ноге, покрывая ее мурашками, которые не таким табуном пробегаются по моей коже из-за колготок. Он отрывается от моих губ, прислоняясь к моему лбу своим и жадно хватая ртом воздух, чтобы потом начать покрывать поцелуями уже мои щеки, спускаясь все ниже. — Миша, — пытаюсь остановить его я, пока он не перешёл черту. — Миша, дверь, — напоминаю я, и, кажется, его это отрезвляет. Он отстраняется, ставя руки по обе стороны от меня, сидящей на парте. — Что я творю? — шепчет он, закрывая глаза и тряся головой. — Пожалуйста, прости меня, Юля, — его руки пробегаются по моему лицу, чувствую, как он напуган, а до меня доходит, что могло произойти, если бы я его не остановила. — Я такой глупец, — обзывает себя Миша, направляясь к двери и закрывая ее, хотя это уже ни к чему. Я замечаю, в какую «идеальную» позу посадил меня преподаватель, и быстро спрыгиваю с парты, поправляя юбку. Миша продолжает ругаться на себя. — Михаил Васильевич, — шепчу я, подходя к нему со спины. — Все в порядке, — говорю я, решаясь положить руку ему на спину. Он вздрагивает, потом поворачивается ко мне, крепко прижимая к себе в объятиях. Я слышу, как бьётся его сердце. Очень быстро, что передаёт его переживания снаружи. — Я настолько стар, что уже не могу себя остановить. — Так это же, наоборот, молодость, — шепчу я, ослабевая наши объятья. — Вот он — кризис двадцати восьми лет!