Бумажные голоса

Новорожденный человек — это чистый лист, который каждый считает своим долгом изрисовать, запачкать и помять, надеясь, что со временем он сам окажется в мусорке.

— Это бессмысленно, — девушка делает еще одну затяжку. — Это абсолютно бессмысленно. Она выдыхает дым долго и медленно, разрешая ему окутать все белой пеленой, разрешая ему приобретать нечеткие очертания той, чье имя больше не произносится вслух. Теперь вообще мало что произносится вслух. Даже заученные, зазубренные фразы, которыми перекидываются при встрече со знакомыми, которые принято говорить из вежливости, потеряли всякий смысл и право на существование. Девушка разговаривала только с тишиной, мысленно отвечая себе приторно сладким голосом возлюбленной, что эхом отдавался в каждом уголке тоскующего сознания. Тишина была лучшим другом и врагом: то она дарила утешительное забвение, то вызывала звуковые галлюцинации в виде вкрадчивых шагов, раздающихся за спиной. Когда в тебе столько любви, начинает казаться, что ты больше не человек: ты только эмоция, ты только чувство. Ты и есть сама любовь. Виктория Дьюсбери исчезла в понедельник 4 сентября 2017 года, украв все, что можно и нельзя было украсть, но, не будем отрицать, что и в один из таких понедельников она ворвалась в жизнь Анны Рид дурным, навязчивым сном, и подарила все, что так давно обещали. «Понедельник. 28 августа. 10:00. — Она ворвалась в мою жизнь, когда надежды уже не было. Все рушилось, как карточный домик: быстро и бесповоротно. Мир утратил все краски, люди — любое значение. Я была потеряна, я будто застряла внутри четырех бетонных стен, сквозь которые не мог пробиться ни один живой звук, только эти серые, бесчеловечные, бумажные голоса, что с каждым днем становились все громче. — Понятно, — психотерапевт коротко кивнул, продолжая делать какие-то записи в тетрадке. — А что на счет вашего самочувствия? Вы принимаете таблетки, которые я вам прописал? — Да, но разве это необходимо? Мысли о суициде исчезли с ее появлением, она лучше любого лекарства, — девушка поспешно полезла в сумку и протянула доктору большой белый конверт. — Я вам так благодарна, если бы не вы… Я… Вы бы только знали, как я счастлива. — Что ж, — приняв дар, седой мужчина тепло улыбнулся, — думаю, от таблеток отказываться еще рано, но если все пойдет дальше, — он странно посмотрел на нее и добавил: — то, думаю, о них можно будет забыть. А теперь, я вас отпускаю, вы так увлечены своей новой подругой, что у вас появилась тяга к жизни. Думаю, это пойдет вам на пользу, я одобряю. — Думаю, вы слишком много думаете, а ведь сейчас самое время, чтобы быть счастливым. Спасибо вам еще раз. До свидания! — прозвучало уже у двери. Летящей походкой Анна выскочила со здания, она неслась сквозь людей, машин и деревьев так беспечно, словно призрак. Словно не было в мире такой силы, которая могла бы ей противостоять, будто все остальное — не важнее звука цокота каблуков, что эхом следовал за девушкой. Она была тенью, поскольку теперь лично для нее постоянно светило солнце. Мисс Рид не замедляла шаг ни на секунду, в последнее время она не чувствовала усталости, хотя ей так хотелось прийти домой и упасть без сил, поскорее уснуть, дабы проснуться от робких, невесомых шагов. Виктория распустит длинные волосы с запахом жасмина, чтобы набухшие соски изредка выглядывали сквозь белокурые локоны. Анна любила медленно расчесывать их, любила поправлять выбившуюся прядь, перекладывать целую копну на плече, открывая своему взору хрупкую шею. Любила прикасаться губами к нежной коже и вырисовывать языком по телу причудливые узоры. Она любила ее до дна». Разве не стыдно чувствовать себя разбитым, если совсем недавно ты летал выше всех? Разве можно требовать что-то, когда у тебя было все? Разве можно держаться за то, чего уже давно нет? Люди все время бегут за чем-то, забывая, что, только приобретая, мы можем потерять. Тогда все было таким правильным и таким реальным, а теперь, прокручивая воспоминания у себя в голове, Анне казалось это сном, который вот-вот разрушится, стоит только сосредоточиться на какой-то детали. — Твои волосы, на расческе никогда не оставались твои волосы. Почему? «Четверг. 31 августа. Даже когда она являлась среди ночи пьяная и в слезах, девушка все равно ее любила. Она могла часами сидеть и наблюдать за тем, как с ее ресниц скатываются диамантами прозрачные капли, как они путешествуют по идеально острым скулам, тая в уголках бордовых губ, из которых песней лились грубые слова, обрамленные таким сладким голосом. Анна могла часами сидеть и наблюдать за тем, как изящно она курит сигарету, которая, казалось, была куда больше этих вечно холодных тонких пальцев возлюбленной. Как взгляд беспризорно блуждает по потолку, на котором сознание лихорадочно вырисовывало созвездия, даже не подозревая, что все звезды затерялись в пугающей синеве ее глаз. Виктория Дьюсбери оставалась необычайно красивой в любом образе, хотя бы потому, что ангелам не известно человеческое представление о божественном. Но ангелы падают с небес только ради того, чтобы затащить кого-то в ад». Лето ушло, не закрыв дверь, и в душе теперь сквозило осенью. Время листьями осыпалось с деревьев, а ветром остужало пылкие сердца, что всегда были готовы бороться до последнего. Правда, загвоздка заключалась в том, что нет у человека худшего врага, чем он сам. Девушка продолжала сидеть, не двигаясь, смотря в окно и считая каждую павшую мысль, пытаясь поймать то, что всегда было рядом, но в тоже время так далеко: — Какую марку сигарет ты курила? Куда девались все твои окурки? Ты тушила их об любовь? «Воскресенье. 3 сентября. 10:00. — Мистер Хамфри, простите, но я больше не нуждаюсь в ваших услугах. Ваш препарат отличный, но Виктория — еще лучше. — Вам нельзя так резко от него отказываться, я не знаю, как отреагирует ваш организм. Может, немножко повременим?— серые глаза источали доброту и любезность, а руки немного тряслись, что, в общем-то, не внушало доверия. — Вы нервничаете, у вас что-то случилось? — быстро спросила Анна, чтобы развеять свои подозрения. — Нет-нет, дорогуша, что вы, — психотерапевт заговорил несвойственной ему, некогда холодному и спокойному человеку, слащавой интонацией, — я просто думаю о вас. — Простите, мне нужно идти, — схватив сумку, девушка быстрым шагом вышла из кабинета. Оказавшись дома, в полной безопасности, Анна переоделась и легла в кровать. Она чуть было не потянулось рукой к таблеткам заветно покоящимся на тумбочке, но вовремя остановилась. Этого больше не нужно, с ее появлением больше ничего во всей Вселенной нужно. Но, как раз в эту ночь, она не пришла. И весь мир рухнул». — Это бессмысленно, — девушка берет кружку с теплой водой и разводит в ней все таблетки. — Это абсолютно бессмысленно. За спиной раздаются долгожданные робкие шаги, подтверждающие самые ужасные опасение, но, не теряя надежды, Анна все-таки осмеливается задать вопрос: —Тебя ведь нет, и никогда не было? — Да, но я всегда буду, — девушка допивает этот приторно сладкий голос, с привкусом яда до дна, а ее сердце останавливается от запредельно громкого бумажного смеха, раздавшегося внутри. Настоящая любовь — выдумка: легенда, которую слишком перекрутили и приукрасили за все эти века; страшная сказка, что рассказывают на ночь девочкам, и которая будет беспощадно преследовать их всю жизнь. Настоящая, бескорыстная, всепрощающая и принимающая любовь — смерть для всего живого.