YE KAHAANEE

*Жизнь

Ясный весенний день подходил к концу. Солнечные лучи, устав танцевать на склонах величественных гор, на макушках изумрудно-зеленых деревьев, перед закатом заглянули в древний храм; они наполняли угрюмые своды таким беззаботным, ярким сиянием, словно толстые каменные стены с маленькими окошками вовсе не были им помехой. Здесь, перед лицом богини Кали, в присутствии жителей Малакеры, друзей и родных давали брачные обеты своим невестам сыновья Дурги. Каран и Арджун в белых куртах и дхоти, с традиционными для мужчин этого края серьгами в ушах, с тилаком на лбу, стояли рядом со своими нареченными, слушая свадебную мантру. Они улыбались друг другу, любимым, матери — и светлому дню, и мудрому солнцу, улыбались самой жизни — открыто, мягко, чуть смущенно — так, будто время потекло в обратном направлении, будто и не было этих двадцати лет… Когда церемония закончилась, Дурга подошла к новобрачным. Она взяла за руку старшую невестку и аккуратно надела ей на запястье тонкие розово-зеленые браслеты. Уже почти бесплотное стекло мелодично зазвенело — и вдруг заискрилось на свету, радостными переливами отразившись в глазах любующихся ним Карана и Биндии. Дурга повернулась и бережно надела младшей невестке ало-золотые обручи, тотчас вспыхнувшие прозрачным живым пламенем — таким же горячим, как обращенные друг к другу улыбки Арджуна и Сонии. Теплый ветер так спешил принести аромат цветов — пряный, хмельной, сладкий, — что потревожил свисающие с потолка колокола, и они вдруг отозвались нежной медной трелью, точно невидимая рука благословляющим жестом простерлась над головами. Подошедшие священник и бухгалтер стали осыпать пополнившуюся семью разноцветными лепестками. Дурга даже почти растерялась, когда девушки склонились к ее ногам, почитая свою свекровь — не из принуждения, но по велению души. Когда они поднялись, женщина обняла дочерей за плечи, привлекая к себе, и посмотрела на сыновей. Все, что произошло, казалось теперь далеким и смутным, словно тяжелый, болезненный сон; лишь кровоточащие бинты на теле — да незажившие шрамы на сердце — напоминали о том, какой ценой далось им давно забытое и вновь обретенное ощущение безусловного, лучезарного, неисчерпаемого счастья. На самом деле обратить время вспять невозможно. Но можно сберечь любимых — в честном и смелом сердце, полном света. И — верить… На рассвете они навсегда покинут Малакеру, и темные тени, омрачающие память, больше не потревожат их. Впереди — жизнь.